Проходим Кижи; Шлюзы ББК; Выгозеро и Сегежа; Снова шлюзы; Выход в Белое море; Кемь; Кузова; Соловки; Мыс Картеш.
Перед выходом в плавание
Я думаю, был июнь, когда мы пошли в плавание. Возможно середина июня. Скорее всего вышли после обеда, а Кижи проходили белой ночью.
У меня была чувствительная плёнка, типа вот этой, слева в бобине, фото я нашёл на каком-то сайте, где торгуют всем, вроде так она и называлась, А2. Скорее всего это была киноплёнка и покупали мы её в бобинах. Жалеть её при съёмках не приходилось, она стоила нам копейки. Поэтому в плавание я взял десятка три наверченных из бобины кассет. По-моему Коля Корпусенко поставлял её в неограниченных количествах всем желающим за отдельную капусту.
Также у меня было несколько кассет гэдээровсой плёнки ОРВОХРОМ, которая закупалась в Москве в немецком магазине вместе с химикатами. Как видите, чёрно-белые снимки получились достаточно хорошо. Вот такие вот у нас в Карелии ночи. Стас тоже снимает церквуху, но что у него получилось, я не знаю. Мы после плавания с ним не виделись, парень он был молчаливый и к контактам не склонный.
Солнце то ли всходит, то ли заходит. Сейчас уже не вспомнить, хотя… Думаю, что это уже после того, как мы Кижи прошли, оно стало всходить часа в четыре утра. Два снимка я раскрасил в Фотошопе, благо с появлением нейронных фильтров эта задача решается в один клик. Заодно и вспомнил, внезапно, что собаку звали Жулька. Джульетта.
Надо сказать, что всё Онего и первые девять шлюзов канала мы прошли без сучка и задоринки. Могло быть и так, что я всё это время проспал, так как лёг рано утром, после вахты. Хорошо помню, что писал в бортовом журнале о прохождении мимо Кижей, но до входа в Выгозеро, на берегу которого стоит Сегежа с вечно дымящим и воняющим сероводородом целлюлозно-бумажным комбинатом, я не сделал ни одного снимка. Но описываемый ниже эпизод помню хорошо.
В какой-то момент днём, когда шли по Выгозеру вдруг послышался страшный скрежет, корабль изрядно тряхнуло и он сильно накренился. Сели на каменную банку. Кэп с Афонькиным стали чесать репу, думать что да как, надо же теперь сниматься с мели. Приняли решение откачать за борт запас пресной воды из цистерны, чтобы облегчить судно. Помню, что стояли долго, выпустили в озеро Выг литров триста воды.
От нечего делать кидали спиннинг и поймали штуки три щуки приличного размера.
Действительно попали на луду, которая никак не была помечена на карте, или карта была такая. Ну эхолота-то у нас не было. Экспедиция, чо.
В общем как мы снялись с той банки я не помню, помню, что долго гоняли двигатель, пытаясь, в основном дать задний ход. Как-то снялись в конце концов.
Ещё помню, что мы с Энди Авдышевым, нашим радистом пошли, сначала нас кто-то отвёз на лодке, гулять по Сегеже. Я хотел навестить одну мою знакомую, врача, но её не оказалось дома, но посетил другую, тоже врачиху, через которой и познакомился с первой. Эта вторая была недавней выпускницей петрозаводского медфака и работала там по распределению, потом через три года вернулась и работала в кардиологическом отделении больницы скорой помощи. Не помню уже имени, но вот эта вторая предложила мне на время плавания, да, в принципе вообще бессрочно, кассетный магнитофон, работавший от сети (конечно у нас были 220 вольт на судне) и на батарейках. Я не преминул воспользоваться её добротой. У Андрея был адрес какого-то радиолюбителя, который нам устроил ночлег в пустовавшей квартире.
Андрей (Энди) Авдышев, сын известного в Карелии поэта и художника, был нашим бессменным радистом и, казалось, никогда не спал. В любое время суток из его рубки доносилось: “Николай, Борис, Радио”. Зис из хузнаткто спикинг. Принт-скрин из фильма.
Этого любителя Энди никогда не видел, но по эфиру хорошо знал, как знал сотен других по всему миру. У них такой клан, типа социальной сети, предвестницы Интернета, где они общались и дружили. В общем наутро припёрлись на берег, поорали мужикам, чтобы послали лодку, и снова были на “Одиссее”.
Настало время идти дальше и худо-бедно причапали к последнему шлюзу ББК, перед которым остановились. После ужина всем стало хорошо (наверняка было налито по 50 грамм водочки). Время было горбачёвского “сухого закона”, но у меня под койкой стоял ящик водки и я, с разрешения капитана, наливал “по соточке” за какие-то работы типа очистки гальюна. О том, как это делалось, то есть как чистился гальюн, а не пилась водка, конечно, речь впереди.
Все сидят и отдыхают, слушая музыку на тот самом портативном магнитофоне. Я помню, что на кассетах, которые дала в довесок знакомая, были песни то ли Шуфутинского, то ли Токарева про небоскрёбы и его маленького такого и про “хвост чешуя, не поймал я ничего”. Ну и что-то ещё. Кассеты три-четыре были.
Этот снимок, возможно, из другого времени, но близкого по хронологии к началу плавания.
Проблема с датировкой снимков состоит в следующем: негативы свои я все старался тщательно датировать, как научил меня фотограф Коля Корпусенко. Разрезалась плёнка из 36 примерно кадров на шесть равных частей (иногда оставался огрызок из двух-трёх негативов, если пара кадров запарывалась в начале или конце съёмки). Бывало, что и 40 кадров помещалось на катушку – катушки я вертел сам из большого рулона киноплёнки высокой чувствительности, показанного в начале поста. Но при переезде в Канаду, в Виннипег, я взял совсем немного из архива. Через 6 лет приехал уже из Монреаля, и забрал всё остальное, в том числе два альбома про “Одиссей”. То есть альбомы я оставил, а карточки повырывал, вот вы видите, при этом одна порвалась прямо на пузе Миши Данкова, пришлось заклеить скотчем. Часть негативов потерялась, и тогда я сканировал карточки из альбомов.
Сделал несколько портретов экипажа на отдыхе.
Слева направо: Миша Новожилов, Серёжа Железнов. Немного похож на отставного жижиста Тёму Лебедева, который тогда ещё ходил пешком под стол. Наташа Берникова слушает музыку.
======
А утром надо было выходить в Белое море. Мы стояли уже у последнего шлюза. Я хорошо помню, как капитан запросил по рации, когда мы можем шлюзоваться. Ответ был чётким: “Никогда”.
По-видимому из Петрозаводска сообщили, что группа шаровиков на необорудованном и не предназначенном для навигации, а наоборот давно списанном корыте идёт покорять Белое и Баренцево море, и был дан приказ не пущать.
Так или иначе, я отбился после вахты, а когда проснулся, то за окном каюты (именно окном, а не иллюминатором – у нас с кэпом была каюта на двоих и моя – нижняя полка) увидел Белое море в полный его рост. Как капитан проскользнул препоны и рогатки последнего шлюза – я так никогда и не узнал. Помню только, что спрашивал, но ответа от хитрого кэпа не получил. А потом уже было и неинтересно переспрашивать. Ну прошли и прошли в море. Теперь – гуляй рванина хоть в Норвегию.
Потом быстренько пришли в Кемь и встали на приколе у причала, по-моему кемского лесозавода. Вот такая картиночка, достойная пера, была запечатлена мной тогда. Если память мне не изменяет, это был июнь, точные даты не могу назвать.
У мня, как боцмана, как всегда, заботы прозаические: проверить, достаточно ли пресной воды и если её мало, то долить.
Вымпел журнала “Вокруг Света” Сергей Никулин привязывает уже после того, как мы встретили москвичей. Это они его привезли. Как я уже говорил, наше плавание никогда не было бы таким масштабным, если бы не Бурлак и Тёмкин, невероятно энергичные и пробивные москвичи, которые взялись за организацию плавания.
С собой они привезли немало другого народа – журналистов в основном. Но не только их. Был среди них, например, доктор Татарский, на снимке он в правом углу, стоит. У доктора была припасена огромная бутыль спирта, из которой мы с ним изрядно хлебали – (именно тогда я попробовал пить чистый спирт не разводя его водой, а заедая космическим питанием), сзади за ним с чёрными усиками : Григорий Тёмкин, виднеется клок шевелюры кокши Светы, чья-то голова, наверное Кости Долгих (или как-то так была его фамилия, уже не помню). Его папа, вроде, был директором Интуриста, но Костю я запомнил простым, открытым парнем. Дальше против часовой стрелки – Тамара из “Литературной газеты” (она была с дочкой Таней, которой на снимке нет, но есть её фотография в августе в Кижах, увидите позже), Миша Новожилов (Петрозаводск), Витя Георги (Мурманск или Архангельск, журналист, он, вроде и сейчас активничает в клубе ПО), фотограф журнала “Советский Союз” Ю. Транквилицкий. У него была фототехника, я аж слюни пускал, ясно что одна тушка “Никона”, даже без объективов, стоила больше всего нашего корабля, а у него ещё была среднеформатная “Мамия”, вроде. Потом два типа, кажется с ЦТ и за канатом – Вадим Бурлак. Никулин и Берникова сидят спиной, а перед Татарским, вроде, Коля.
На этой благостной картинке все отдыхают после ужина, возможно и пропустив по 50 грамм. Я залил за воротник и побольше больше, так как глянулся сразу доктору Татарскому, или он просто хотел с боцманом дружить, поэтому после посиделок мы пошли к нему в каюту и добавили спиртяшки.
А за пару часов до этого была колоссальная нервотрёпка. Все они приехали из Москвы на мурманском поезде, который в Кеми стоит две минуты. А ящиков с собой у них были десятки. То же космическое питание, которое они брали как бы на тестирование, одежда, брошюрки, чёрта в ступе. То есть за две минуты было никак не выгрузить. Вроде москвичи договорились с машинистом, возможно, и скорее всего, заплатили, чтобы стоянка была подольше. Как бы то ни было, выгрузили всё. Космическое питание загрузили потом в трюм, от которого ключ был у меня (и у капитана), так что диковинных маленьких консервов типа “пюре из перепелов”, “сосисок-малюток”, карбонада и проч., я отведал вволю. Самым любимым кушанием была смородина со сливками, она выдавливалась из тюбика, была чрезвычайно калорийна. Вот ею-то спирт мы с Татарским и заедали иногда.
Да, на верхнем снимке между Тёмкиным и кокшей Светой сидит мужик, который являлся исследователем беломорских “лабиринтов”. Звали его В. А. Евтушенко. Он выдвигал гипотезу. что выложенные камешками на островах “лабиринты” являются планами, по которым древние поморы ставили сети. Что весьма сомнительно, но на то они и гипотезы. По мне так просто камушки в виде спиралей. Может и досужие туристы выложили. Ну и, наконец, Миша Данков (рядом слева стоит Витя Георги) поправляет паруса. Скоро идти на Кузова и потом – на Соловки.
Здесь же в Кеми на меня обиделась кокша Света. Она не разговаривала до самого конца плавания. Её обида была какой-то детской, я просто донёс до неё решение капитана. Решение было идиотским, согласен, тут же отменено, как я потом не раз имел возможность убедиться, капитан часто действовал не подумав, импульсивно, и надо было просто проигнорировать его даже не распоряжение, а предложение. Но я не подумал тогда. Видимо к её реакции примешалось ещё какое-то чувство симпатии, которое она ко мне испытывала, да и видно это было всем, что мы друг другу симпатизировали, и она – в большей степени. Поэтому девушка восприняла это очень лично. Наверное, если бы я извинился, то всё наладилось бы. Но я не стал, думал, что подуется и пройдёт, а её одолела гордыня. Но, честно сказать, невелика была потеря, недостатка в дамах у меня тогда не было, а амуры разводить просто негде было.
После плавания мы с этой девушкой больше не виделись. Когда говорили с Наташей Берниковой, она почему-то считала себя должной всякий раз упоминать о том, как Света живёт. Видимо думала, что у нас с ней было что-то серьёзное. А не было ничего ровным счётом. Наташа рассказывала мне, что Света побывала замужем за каким-то то ли грузином, то ли армянином, родила, развелась, где-то работала. Всё это я пропустил мимо ушей. Всю жизнь я руководствовался принципом что теряет больше тот, кто теряет контакт со мной, чем я. И ни разу не пожалел об этом. Впрочем, харэ философствовать.
Дальше, наверное, по хронологии, мы пошли на Кузова.
Русский и немецкий кузова в Белом море
Кузова (Русский и Немецкий) – это такие острова в Белом море, часть Соловецкого архипелага.
Немецкий, это, конечно, “шведский”, потому что шведов тоже немцами называли раньше. Разница для русских была невелика. Помните “Кемску волость” из фильма? Вот про этот регион и идёт речь. Туда мы пришли из Кеми, погрузив всю эту ораву журналистов и прочих гомо-специалистов, прибывших на поезде. Думаю, что на Кузовах нас всех было явно больше 20 человек.
Пришли и встали в уютной, защищённой от ветров бухточке.
Потом пошли прогуляться и залезть на гору чтоб.
Вот такие водоросли растут в этом Белом море. Народ рубит хорошую капусту на их сборе и сдаче на приёмные пункты летом. Из них делают, как и из соевых бобов “Золотого теленка”, 140 вкусных и питательных блюд.
Боцман тоже себе отхватил водорослину–переростка. Но поматросил и бросил.
На фото внизу я на горе, около какой-то легендарной пещеры, про кою, честно, ничего не помню, в чём там та легенда. Между прочим, пью яблочный сок из набора “космического питания”, о котором рассказывал в предыдущих постах. Вроде, судя по харе лица, не совсем доволен дегустацией. Это ж не спирт доктора Татарского! Помню, народ пытался лазать в пещеру, с фальшфейером, но, по-моему, ничего там не видно было, да и не залезть никак далеко. Этот эпизод есть в фильме “По морю Белому”, о котором пойдёт речь дальше.
Стояли на Кузовах долго, может и сутки. От нечего делать спускались с аквалангом. Я не спускался. Хоть был и июль уже, но вода холоднющая, нужен был гидрокостюм и спортивный костюм под ним. Ага, вот первый снимок Татьяны, дочки корреспондентки “Литературки” Тамары. Она в резиновой лодке, снимает на камеру.
Это (чуть дальше) – одна из трёх или четырёх цветных фотографий, осевших в моём архиве, но сделанная не мной, а скорее всего Гришей Тёмкиным. Она потом появлялась в венгерском журнале “Вилаг Инфьюшага” или как-то так, с которым у него были связи.
Я делал только цветные слайды, но совсем немного. Один из них увидите ниже. В воду лезет, если не ошибаюсь, лётчик Юра Полняков, а страхует его какой-то длинный москвич, помню, что был наглый и бесцеремонный, как большинство из них, но даже имя забыл. Лишняя информация, он ничем вообще не запомнился. Поскольку с аквалангом, наверное, больше снимков не будет, расскажу об эпизоде, который произошёл в Умбе, в Архангельской области.
По прибытии во всякий районный центр мы старались, под вывеской “мирной экспедиции ЦК ВЛКСМ и журнала “Вокруг Света”, как дети лейтенанта Шмидта, заходить в местные райкомы комсомола, а лучше партии, чтобы что-нибудь выклянчить. Ну, денег мы знали, что не дадут, а канатов там, продуктов, чего-то ещё, уж не помню, (чтобы райком выписал бумагу на склад). И вот в той самой Умбе помню, секретарь райкома, сообщивший, что купил своей дочке квартиру в Петрозаводске, как будто это нам нужно было знать, а может жениха ей искал среди нас, вдруг спрашивает: “А у вас акваланг есть?”
Ну, там, Тёмкин или Бурлак гордо заявляют, что есть.
Тот говорит: “Ну и прекрасно, тут у нас мужик потонул в речке два дня назад – нечем искать. Поможете?”
Пришлось кому-то, наверное тому же Юре, нырять полдня за утопленником. Утоплого трупа мёртвого человека не нашли. Но от коряги отцепили блесну. Хоть какой да трофей.
Стас купает свою любимицу Жульку.
Без гидрокостюма
Нельзя сказать, что водные процедуры Жульке шибко понравились…
Пользуясь долгой стоянкой, я сел в лодку, завёл мотор, который вы видите на цветном фото, по-моему это был ” Ветерок “, но может быть и “Нептун”, и уехал на один из островов.
У меня с собой был объектив 300 мм “Фотоснайпер”, довольно поганенького качества, взятый напрокат у Коли Корпусенко. Пытался снимать им издалека нерп, которых тут было видимо-невидимо, но к себе они не подпускали.
Конечно, если б была у меня тогда фототехника от сегодня! Но в СССР не сильно большое было разнообразие фотообъективов, да и светосила у него была какая-то жалкая. Вот получилась какая-то тушка на снимке ниже.
Зато молодые чайки подпускали близко. Уверен, что такого зверя они до сих пор не видели, да я и сомневаюсь, есть ли вообще тут звери.
Из этого слайда ясно, почему у птенцов чаек вначале такая окраска. Чтобы быть незаметными на ландшафте для хищников. Хотя коршун, думаю, разглядит…
Потом я спокойно завёл мотор и уехал на корабль. Помню, что кэп был недоволен, что я никому ничего не сказал, но я как-то пропустил мимо ушей. Для меня снимки были важнее, чем мнение кэпа. Вообще я всю эту авантюру воспринимал именно как приключение, одноразовое, все эти экспедиции эдуардов толлей и кочи “шитые вицей”, ради которых менялись поколения полярных одесситов мне всегда были по барабану. Один раз можно, больше уже неинересно. И я точно знал, что больше плавать с ними я не пойду. Хотя на Белом море потом доведётся побывать ещё три раза, но уже в 1990е годы и всё время с американкой Джойс Бенсон.
Но вот что интересно, как воспринимаются одни и те же события разными их участниками и какая остаётся память. Сергей Никулин, когда в году эдак 2012 мы с ним пили пиво в Петрозаводске (в 2014 году мы расплевались онлайн из-за разных оценок происшедшего с Крымом и Украиной), сказал тогда: “А ты помнишь, как ты поехал на моторке, как у тебя заглох между островами мотор, а был отлив, и тебя понесло в открытое море, еле тебя поймали? Что-то такое несусветное, одним словом. Если бы мотор заглох, и меня бы понесло в море, то “поймать” лодку, не снимаясь с якоря всем кораблём, не было никакой возможности, потому что дюралевая лодка была единственной (на надувной мотора не было, и я был достаточно далеко от корабля, чтобы до меня догрести на вёслах).
Но подобный эпизод был, но НЕ СО МНОЙ и позже, когда мы уже шли обратно. И он был даже мною снят, я хорошо помню, потому что кадр был полон драматизма. К сожалению, фото я потерял. Течением отлива лодку действительно уносило в море. Только случиилось это с Тёмкиным и Татарским. Они пытались грести, но течение было таким сильным, что лодка нисколько не продвигалась. Тогда кто-то из быстро соображавших кинул им с парохода спасательный круг на веревке. Он быстро понесся к лодке, кто-то из двоих его поймал и лодку благополучно подтянули. Конечно, пришлось бы сниматься с якоря и топать за ними в открытое море, но если бы они пропали из вида, то каюк. Потом вызывай вертолёты и позор лёг бы на всю “экспедицию”. В заключительной части я покажу, где примерно это всё происходило.
От Кузовов мы пошли к Соловкам.
Кинооператор Саша Захаров, к великому сожалению ныне покойный, что-то снимает. Он умер незадолго до моего отъезда в Канаду, в марте или апреле, а мы уехали в 20х числах мая 1998 года. У него было больное сердце, и он нуждался в коронарном шунтировании, которое не могли по каким-то причинам сделать в Петрозаводске. В Москве то ли была очередь, то ли было дорого, я сейчас не помню, но в ходе одного из последних наших с ним разговоров он мне рассказывал подробности. Саша ушёл из жизни во сне, Марина Юргенс звонила, звала на поминки-похороны, но я не пошёл.
Скорее всего он снимал развевающиеся по ветру паруса, мы шли иногда и как бы на парусах, при этом двигатель работал, конечно. Паруса добавляли толику ускорения только при попутном ветре. По моему мнению, Саша был лучшим оператором Карельского ТВ и очень хорошим человеком, с блестящим чувством юмора. Поездили мы с ним в командировки немало по городам и сёлам Карелии.
Вот уже подходим к архипелагу. Захаров продолжает снимать. Результатом его съёмки стал фильм “По морю Белому“, на который я уже ссылался и ещё не раз сожлюсь. Кстати, открывается он кадром меня, звонящего в корабельную рынду. Я даже для смеха принт-скрин сделал.
В фуражке, которую я надевал редко, но почему-то в фильме был всегда в ней. Фильм хороший для тех времён, без натяжек, в отличие от очерков Тёмкина в журнале “Вокруг Света”, о которых я ещё буду говорить, не без отвращения к приписыванию мне слов, которых я никогда не говорил. Но и тут не обошлось без приукрашивания действительности. Вот, например, Сергей Никулин, автор сценария и текста, читает за кадром: “Построенная своими руками шхуна легла на генеральный курс…”
Ну не построена она была “своими руками”! Построили её руки рабочих на каком-то заводе, а потом, после того, как изрядно половили на нём рыбки, списали в металлолом, а мы к ней только бушприт, да мачту приделали. Ну ещё бетон залили да паруса водрузили. И не шхуна это никакая, а бывший рыболовный дизельный траулер. Ну да ладно, такое время было. Без приукрашивания – никак нельзя было обойтись. Оно сейчас, к сожалению, вернулось туда, то время и те повадки. Но хорошо зато, что меня там больше нет.
И ещё эпизод был. Кажется на этом переходе от Кузовов к Соловкам это случилось.
Как я говорил, в Кеми на “шхуну” влезло полтора десятка народа (кстати, не знаю как отбирались кадры для того фильма, но там явно много того наглого москвича, который прошёл с нами лишь часть пути, и потом пропал навсегда из истории клуба ПО. Зато активный он, помню, был такой, лазал для съёмок по мачте в оранжевом спасжилете, что-то привязывал (тоже никогда не надевали эти глупости, да и зачем он на мачте нужен, жилет, неудобно же лезть?)
Значит, эпизод. Кушали хорошо. Гальюн-то на корабле рассчитан на небольшую команду, а тут такая орава! Он быстро переполнился. По правилам жидкое говно надо бы сдавать на судно-ассенизатор, но где оно, это судно? Стоит в Петрозаводской губе только, а в Белом море на горизонте его не наблюдается. Конечно, было принято решение опорожнить гальюн в море Белое, добавить ему желтизны, так сказать.
Но бак гальюна, он же в корпусе, запаян, его не вычерпаешь ведром. Как это делалось? В отверстие, идущее от бака (оно довольно узкое), забивалась деревянная пробка, а ассенизаторский шланг потолще вставлялся в очко гальюна и его надо было держать крепко-крепко, почему, вы сейчас поймёте. Другой конец этого гофрированного толстого шланга спускался за борт, но само оно, ясное дело, в море не потечёт.
К другой трубе, входящей в этот бак, подсоединялся ещё один шланг поуже, а второй его конец соединялся с выхлопом работающего дизеля. То есть в баке создавалось разрежение, и через несколько секунд мощная струя потекла в море. Органика, чо. Удобрения для водорослей…
Трубу держал я, то есть боцман. Помогал мне, находясь сверху, как бы на рубке, и держа шланг от выхлопа дизеля, матрос Никулин, всегда вызывавшийся сам на эту процедуру, которому я обещал за это дело “налить соточку”, потому что именно боцман заведовал этой важной частью матросского рациона. Соточкой, впрочем, дело не ограничивалось, как правило. Но и не больше 200 граммов, я думаю, на брата испивалось, мы же ж в походе были, злоупотреблять не стоило…
Но это делалось и закусывалось потом.
А пока я жму, значит, крепко трубу, говно журчит за борт и, вдрюк, в какой-то момент мой нажим ослабевает, то ли я задумался о чём-то возвышенном, то ли давление снизу увеличилось, и всё летит мне прямо в рожу и стекает в штаны. Конфуз. Но было почему-то весело. Процедуру мы, впрочем, успешно завершаем, и я иду в душ стираться и мыться.
Приближаемся к Соловецкому архипелагу. К тому времени я уже, наверное, успел помыться.
Но если вы думаете, что на этом всё благополучно завершается, то вы заблуждаетесь. Из душа струя хоть и горячая от двигателя бежит, но солёная. Забирается-то вода прямо из моря.
Следовательно, она, вода эта – жёсткая. Мыло не мылится совсем. И только какое-то хитрое моющее средство, взятое теми же москвичами “для испытаний” спасло меня. Оно действительно мылилось и через минут 10 я был чист и свеж.
Самое интересное, что года три назад, когда мы ещё с Никулиным дружили в соцсетях и два раза встречались в Петрозаводске в реале с распитием пива, я ему послал его фото, сделанное уже в Кижах по возвращении из плавания и вспомнил этот эпизод.
В начале августа 1986 года в Кижах. Серёжа специально для фото и воспоминаний эпизода памятной чистки гальюна облачился в нижнюю часть комбинезона.
Причём заметьте, в роли “политого поливальщика” оказался ведь не он (он был вообще наверху, подсоединял, как я уже говорил шланг к дизелю, а ваш непокорный слуга). Фото он опубликовал, а текст сообщения стёр. Я, такой, в недоумении, пишу ему в личку, а куда же, Серёжа, текст-то пропал?
Он отвечает: “Да ты знаешь, я его стёр, я тут имею часы в университете, преподаю журналистику молодым студентам, не хочу, чтобы они такое про меня читали.”
Ну ладно, думаю, хотя, опять же – странно. Я же потерпевший, и почему – то не стесняюсь.
Да, было дело. Зато весело как! Ну кого ещё с ног до головы обливало говном вперемежку с мочой посреди Белого моря? Да никого и никогда! Рекорд книги Гиннеса, можно сказать.
Кстати, ещё тогда я подумал: “Какую, нах, журналистику ты преподаёшь?” Не было в совдепии журналистики! Была партийная заказуха, особенно у местных СМИ, где мы прозябали. И последняя буква в этой абревиатуре не в струю, потому что если эти средства и информировали, то только о погоде. А остальное была пропаганда. И сам, я, к стыду своему, работал в редакции с этим словом в родительном падеже. “Редакция пропаганды” называлась. Плюс к тому ты уже больше 10 лет к моменту нашей встречи даже на ТВ никаком не работаешь. С “Ники” Мазуровский тебя выпер ещё в 1990е, сам Андрей мне говорил: “Не хочет Никулин работать”. Студию свою, которую организовал с Карелэнерго, Мега-пресс, примерно в 1997 году, куда я часто заходил, в Дом профсоюзов бывший, тоже бездарно просрал. Хотя и линейку Бетакам купили, Захаров, помню очень радовался, мне звонил сам и сказал: “Дело сделано – я Бетакам купил!” Но тогда, когда пиво пили я промолчал, конечно, зачем же расстраивать человека и лишний раз намекать, что в общем-то ты неудачник? А сейчас зачем молчать? Как было, так есть. И опять вот журналистики не стало, хвала Путину. Воистину, второй раз история повторилась в виде фарса. Опять, блин, отвлёкся, впрочем.
Ну вот, подошли, готовимся швартоваться.
Корреспондент журнала “Советский Союз” Ю. Транквиллицкий делает общий снимок. Не поверите, но Транквилицкому исполнилось 90 лет в прошлом году! Невероятно, но факт. 30 апреля 2022 года, когда я редактировал этот пост, я решил кликнуть на ссылку и порадовался. Транквилицкому – 96 лет и он жив.
Меня на снимке нет, по той простой причине, что я снимаю, но попробую перечислить, кого помню, слева направо, как водится: Саша Захаров, Сергей Никулин. В очках и штормовке В.А.Евтушенко, краевед, специалист по “лабиринтам”. Кэп Дмитриев, Корреспондент “Литгазеты” Тамара (фамилия утрачена навсегда, и ни до ни после я не видел в “Литературке ни одного творения этой Тамары, но женщина была частично хорошая. Миша Новожилов, старпом Сергей Железнов, Вадим Бурлак, Коля, Стас с Жулькой, за ним – доктор Татарский, Гриша Тёмкин и Виктор Георги – журналист то ли из Мурманска, то ли из Архангельска.
На этом фото (в профиль, третий слева) появился ещё и Юра Полняков, стармех, лётчик из Петрозаводска.
На фото ниже, у подножия башни, сделанное издалека к уже перечисленным добавились Костя, то ли Долгих, то ли как-то ещё, я запомнил о нём только, что он был сыном директора “Интуриста”, но не был нагл и заносчив, как обычно москвичи. Он – между двумя кокшами, потом Афонькин, и предпоследний перед Никулиным – радист Андрей (Энди) Авдышев. Транквиллицкий – крайний слева.
Кремль Соловецкий находился на реставрации, он в таком виде, я подозреваю, и за 20 лет до этого был, как и Валаамский монастырь. Мы, помню, подружились с какими-то девчонками, реставраторшами из Москвы, приглашали их попить водочки у костра, с дальнейшими, натурально, нескромными намерениями, но почему-то не срослось, не помню, наверное просто попили без них и без костра.
Потом ездили на лодке на Заяцкий остров архипелага. Не помню, на большой или малый. Может и на оба.
Эта фотография считалась как бы цветной, делал её не я, наверное Тёмкин, он, скорее всего, прислал её в клуб, но с 1987 года она выцвела вся.
Эти снимки, возможно, сделаны ночью, может быть и за полночь. В июне ночи в тех краях такие светлые, что читать можно. Утром мы пойдём на мыс Картеш, о чём будет следующая глава.
На мыс Картеш мы пошли после Соловков.
Я тут отсканировал два журнала Вокруг Света за 1987 год, со статьями Тёмкина и парой моих фотографий, (всегда мог с гордостью говорить, но не говорил почему-то, что печатался в старейшем русском журнале, потому что большевики этот журнал не придушили в своё время, как все другие, может он один такой и есть), и там была карта. Я её увеличил и помечу, как мы шли и где останавливались.
Пришвартовался “Одиссей” к двум другим судам, одно из которых “Картеш”, судя повсему и принадлежало Беломорской станции, а может и второе, “Ладога”. тоже. Неважно. Гриша Тёмкин стал ловить рыбу. Вообще-то я не помню, чтобы мы что-то приличное поймали во время плавания. Помню, что клевала мелкая треска – этого добра было навалом.
Там вдали виднеются коробки с мидиями. На станции пытались их разводить, но работники станции жаловались, что местные рыбаки по ночам опустошают эти садки. Ну что же, это глубоко русская традиция, спереть, что плохо лежит.
Вылезали на берег, само собой, журналисты беседовали с учёными и работниками станции, Никулин брал интервью у начальника по фамилии Бергер, Захаров снимал аквариум.
Я тоже снимал, покажу позже пару кадров, но на ч/б фото это всё совсем невыразительно.
Помню хорошо, что Тамара положила на стол перед выступающим диктофон, ну чтобы в блокнот не писать. Учёный посмотрел на него в ужасе и сказал, что на диктофон ничего не скажет. Тамара пожала плечами и убрала прибор. Видать, перестройка ещё не докатилась до медвежьих углов Беломорья. Вот Миша Данков делает инвентарь креста, а Миша Новожилов с умным видом пытается прочесть надпись на нём. Если она была, конечно.
Вообще крестов этих было натыкано по побережью Белого моря до дуры. Я решил тоже отметиться у орудия пытки этого странного человека с бородой и в рубище, самым крутым подвигом которого я, как заядлый винопивец-агностик, считаю акт обращения водицы в вино. Вот бы мне так, только чтобы вода непременно в Зинфандель превращалась. И чтоб не слабее 14 градусов. Ну а сняться решил так, чтобы было. При этом я совсем не уверен, было ли это на самом деле на том мысе, или в другом месте. Потому что если мы швартовались у берега, то почему пароход стоит посреди моря вдали? Но в конце концов, какая разница? Пусть кресты будут все в одном месте и мы с ними покончим. Вот и кэп его потрогал. Потом он станет истовым верующим и, когда будет спускать на воду очередной новодел, всегда приглашать попа, чтобы освящать судно. Один раз, когда я снимал очередной спуск, уже работая в Петронете, поп своей кисточкой брызнул мне прямо в объектив камеры “святой” водой. Злу моему не было предела тогда.
Были там ещё какие-то развалившиеся избушки, может баня…
Но вот это точно мыс Картеш, так было написано на негативах, то есть мы могли и потом отойти немного от берега, куда пристали поначалу.
А теперь пора в гости к учёным. Они рассказывали, что в их аквариуме собрана почти вся фауна Белого моря. Мне прикольным показался “морской огурец”. Он светился голубоватым светом, как неоновая вывеска “Гастронома”.
Ну и всякие такие прочие тоже светящиеся выскочки плавали в том аквариуме.
И была там рыба камбала. Спустя пару-тройку лет я начну ездить на Белое море с моей американской знакомой Джойс в одну семью поморов Петровых. Глава семьи, ныне покойный, ловил камбалу традиционным поморским способом: ставил сеть в прилив, когда вода была примерно по пояс, а потом вода уходила, Очень далеко, на километры. Как я уже говорил, приливы на Ледовитом океане высокие – до 6 метров перепад бывает. Рыба набивалась в сети, которые теперь стояли на кольях просто на песке. Немного, но с десяток точно было. Были и такие, что занимали одной рыбиной всю сковороду. Ах, какая она была вкусная, жареная в молоке камбала с картошечкой со своего огорода! Ну и под пару бутылей водочки, вестимо. Как без этого?
Сейчас мы регулярно покупаем в Костко филе камбалы, она по-здешнему называется sol, не от слова “соль”, а от “солнца”, наверное. Впрочем, этимологии я не искал. Все те три поездки в 1991-1993 годы я вспоминаю с хорошим щемящим душу чувством. Да, в уже упоминавшемся фильме Никулина и Захарова мыс Картеш показывается примерно с 15й минуты.
Кадр из фильма “По морю Белому”. Я с фотиком “Зенит” и объективом “Фотоснайпер” 300 мм.
Thank you! Very interest. Ludmila/
Спасибо вам.