В архивах парижской полиции хранится переплетенный в кожу том, известный как “Книга куртизанок”, содержащий уголовные дела группы женщин под названием Les Insoumis – “Бунтарки”. Вот их истории.
20 января 1872 года. Она жила в доме № 58 по улице Лафайет в 9-м округе, недалеко от церкви Нотр-Дам-де-Лоретт. Ее мать торговала рыбой в Марселе. Ей было около двадцати семи лет, она была простой, необразованной и невоспитанной. Хотя, по словам полиции, внешне “некрасивая”, тем не менее, она была “блондинкой и очень высокой”. Ее любовником был сын М. Дюбуа, основателя Maison Dubois, который давал ей “сумасшедшие суммы”. Ее квартиру обставлял обойщик по имени Сезар, который гарантировал работу стоимостью сорок тысяч франков, уговаривая ее записать квартиру на его имя. Когда она не заплатила, он выгнал ее. Затем она переехала в очень большую квартиру через несколько улиц, в доме № 58 по улице Лафит.
В том же здании жила “публичная девушка” по имени Мейллет, и эти двое прекрасно ладили. Они устраивали вечеринки два раза в неделю, причем Экисон проводил их по пятницам, а Мейллет – по воскресеньям. Гостями обычно были молодые люди, “греки” и те женщины, которые ходили по балам и в ресторанам на бульварах. Они танцевали под фортепиано и играли в игры. 12 марта 1872 года она устроила грандиозный бал, на который были приглашены гости из Chez Périn и со скачек. Она также способствовала организации рандеву. Месье Тарбе де Саблон дю Побуа шутил над её малограмотным разговорным языком. “Она принимала его и других журналистов”, – сообщили в полиции. В апреле 1873 года она была вызвана к следственному судье по делу о сутенерстве на улице Сюрен, но вела себя так, как будто судебное разбирательство было ниже ее достоинства. В прихожей судьи она отказалась сидеть рядом с другими обвиняемыми женщинами. Одна из девушек, по имени Люси Леви, резко окликнула ее, спросив, кем она себя считает, чтобы поднимать такую шумиху. “Мы тебя хорошо знаем, и ты ничем не лучше нас”, – сказала Люси. Когда она поняла, что все знают и что ее прозвище – “Шнурок”, она повела себя скромнее. “Может, когда-то она и была хорошенькой, – писали полицейские, – но сейчас почти уродлива”.
“Светские дамы ушли, не желая ославить себя скандальным соседством с куртазанками” – Гюстав Флобер.
Когда в субботу вечером в церкви Нотр-Дам-де-Лоретт отслужили вечернюю мессу, на паперти собралась компания привлекательных молодых женщин. Хорошо но не стильно одетые, они были известны в округе. Девушки надеялись привлечь внимание какого-нибудь набожного молодого джентльмена, который, только что исповедавшись в своих грехах, был готов совершить новые. В отличие от гризеток, которые по-прежнему работали в лавке или занимались ремеслом проституции в дополнение к тому, что получали от любовника, эти другие молодые женщины находили секс и романтику достаточно прибыльными, чтобы оправдать отказ от традиционной работы. В честь церкви, около которой они часто жили и собирались, их прозвали лореттами. Они были младшими куртизанками, а юридически – работницами секс-индустрии. В качестве таковых посещали публичные балы и устраивали вечеринки, влюблялись и теряли любовь, находили покровителя, а затем так же быстро его утрачивали. Как сказал Александр Дюма-сын в своей книге “Filles, lorettes et courtisanes”, “эта порода принадлежала исключительно к женскому полу: она состояла из очаровательных маленьких существ, опрятных, элегантных, кокетливых, которых нельзя было классифицировать по какому-либо известному типу: она не была ни […] уличной девкой, ни гризеткой, ни куртизанкой. Она не была буржуа, но она не была и честной женщиной”.
Судя по всему, Камилла Экисон, дочь продавца рыбы из Марсельезы, была идеальным примером лоретты. Она даже жила на улице, которая проходила прямо напротив знаменитой церкви. Увы, в архивах не так много сведений о высокой блондинке, известной также как Пакита. Другое ее прозвище – Босоножка – слишком общее слово, чтобы искать его в онлайновых базах данных газет. Она родилась примерно в 1845 году и не оставила о себе никаких следов в муниципальных архивах Парижа. Однако мужчин, которых она знала, разыскать легче. Барон Антуан Дюбуа, известный акушер, основал в 1858 году на улице Фобур Сен-Дени больницу Maison Dubois. Сегодня это здание находится между двумя вокзалами города – Северным и Восточным. Посреди зданий был разбит большой сад с деревьями и фонтаном. Его сын Поль Дюбуа, которого обвиняли в том, что он давал “сумасшедшие суммы” Камилле Экисон, был известным хирургом-стоматологом и, по-видимому, также любителем вечеринок.
Эдмон Тарбе де Саблон дю Побуа и его брат Эжен были постоянными посетителями полусвета и знали эксцентричного фотографа и воздухоплавателя Феликса Надара. Во время осады Парижа в 1870 году, когда все дороги в город и из него были перекрыты пруссаками, Эдмон купил воздушный шар в надежде, что с его помощью они смогут выбраться. 27 декабря, когда зима была самой темной, а воздух настолько холодным, что поверхность Сены превратилась в лед, Эжен забрался в надутый городским газом воздушный шар, прозванный “Мерлин из Дуэ” (улица Дуэ – улица в 9-м квартале), и отправился в морозную ночь. Они были далеко не единственными, кто пытался улететь таким образом, и некоторым это даже удалось, они добрались до Скандинавии. Другие упали в Атлантический океан. Воздушный шар Эдмона и Эжена подвергся вражескому обстрелу, но в итоге благополучно приземлился около полудня следующего дня в нескольких милях к югу от Орлеана. Когда Эжен умер менее шести лет спустя, оставив свою любовницу-лоретту беременной близнецами, которые затем умерли при родах, Эдмон усыновил детей.
Как сообщалось в газете Le Figaro в 1881 году, Камиль Акисон, она же Шнурок, была известна тем, что ходила танцевать на окраину города, например, в Bal du Moulin de la Galette, изображенный на картине Огюста Ренуара в 1876 году. На картине молодые мужчины и женщины задорно вальсируют под проникающим сквозь деревья рассеянным майским светом. Согласно исследованиям историка Габриэля Убре, квартира, в которой Камилла жила с 1871 по 1875 год, была достаточно большой для проведения еженедельных вечеринок. В ней было два салона с каминами, гостиная, столовая, кухня и ванная комната. Ее подруга, которую, возможно, звали Малле (Mallet), а не Майе (Maillet), жила в аналогичной квартире на том же этаже. Каждая из них заплатила по две тысячи девятьсот франков за квартиру – почти 14 000 евро в сегодняшних деньгах. Когда полиция заявляла, что на вечеринках у этих двух женщин были “греки”, это означало на тогдашнем жаргоне мошенников, особенно тех, кто жульничал в азартных играх. Chez Périn, откуда они набирали многих своих гостей, была танцевальной студией, расположенной за углом по адресу № 30, улица де ла Виктуар, которая была популярна среди “les Insoumis” – женщин-бунтарок. Последнее упоминание о ней было в газете La Petite Presse в 1895 году, когда ей было пятьдесят лет. “Прекрасная, стройная высокая и красивая девушка по прозвищу Шнурок, названная так потому, что она делала три ошибки в четырех словах”, – писал Гастон Виалар. После этого она исчезла.
***
Ссылки:
Archives de la préfecture de police, BB1
Les Livre des Courtisanes, by Gabrielle Houbre. Editions Tallandier, 2006
“Edmond et Eugène Tarbé des Sablons,” by Paul Morse, Chroniques Eaubonnaises, April 2020 (link)
“Echos,” Le Petit Parisien, 7 August 1906 (link)
“La Suppressor de la Police des Moeurs,” Figaro, 16 March 1881 (link)
“À Travers Champs,” La Liberté, 19 March 1881 (link)
“Crime du Prado,” La Petite Presse, 19 November 1895 (link)
“Courrier des Theatre,” Le Journal, 10 January 1897 (link)
“Echos,” Le Journal, 2 November 1903 (link)