Cортавала. Речка Ваккойоки. Часть третья. Sortavala. Vakkojoki river. Part three.

Самые ранние фотографии реки Вакко были сделаны в конце 19 или в начале 20 века. Одну из них с видом из городского парка Ваккосалми я уже показывал в прошлом повествовании. Вторая сделана чуть поближе к городу, не позднее 1907 года. Так подписан по-фински архивный снимок, найденный мной, если не ошибаюсь, в коллекции Museovirasto. Потом я нашёл тот же снимок с точной датой – 1906 год. Но даже если бы даты не было, мы могли бы предположить, что снимок сделан до 1910 года, исходя также и из факта, что здание лицея, построенного в 1901 году уже видно, а женской школы, открытой в 1911 году, ещё нет.

The earliest photographs of the Vakko River were taken in the late 19th or early 20th century. One of them, with a view from the Vakkosalmi Park, I have already shown in the last narration. The second one was made a little bit closer to the city, not later than 1907. So it was noted on the Finnish archival photo, found by me, if I am not mistaken, in the collection of Museovirasto. Then I found the same photo with the exact date – 1906. But even if there was no date, we could assume that the picture was taken before 1910, based also on the fact that the building of the Lyceum, erected in 1901, is already visible, but the girls’ school, opened in 1911, is not there yet.

Самые ранние снимки примерно того же места, сделаны мной в июле 1983 года. Сейчас я, конечно, не помню точно, но, думаю, что первый снимок сделан с этих самых мостков, что вы видите на второй картинке. Обратите внимание, что справа находится какое-то строение, то ли погреб, то ли сауна, построенный ещё финном. Моя мама говорила “у финна было сделано”, когда речь заходила о какой-нибудь постройке, или о печке, огороде и чём-то ещё. Произносилось это всегда с уважением к тому самому безвестному “финну” и означало, что сделано было хорошо и добротно. На втором же снимке справа, по эту сторону речки, вы видите часть странного деревянного сооружения. Я бы ни за что не догадался о его предназначении, если бы не знал точно, для чего эту эстакаду построили. Не знаю, кто был автором этой “блестящей” идеи, но замысел был заправлять водой пожарную машину, если понадобится тушить какие-то сооружения в парке. Насколько я знаю, в парке Ваккосалми не было ни одной водоразборной колонки, тогда как в Тункала их было две. Когда я буду рассказывать о посёлке моего детства, то покажу вам обе. Сооружение это, впрочем, использовалось по назначению нечасто, пожаров, слава богу, не было, и как-то быстро обветшало и то ли само обрушилось, то ли его убрали. В период половодья с этого постамента, впрочем, было удобно ловить рыбу на удочку.

The earliest pictures of about the same place were taken by me in July 1983. Now, of course, I do not remember exactly, but I think that the first picture was shot from these very bridges that you see in the second picture below. Note that on the right is some structure, either a cellar or a sauna, built by a Finn. My mother used to say “a Finn had it made” when she was talking about a building or a stove or a vegetable garden or something else. It was always said with respect to the unknown “Finn” and meant that it was done well and solidly. In the second picture on the right, on this side of the river, you see a part of a strange wooden structure. I would never have guessed its purpose, if I did not know exactly what this trestle was built for. I don’t know who the author of this “brilliant” idea was, but the thought was to refill a fire truck with water if some structures in the park needed to be watered in case of fire. As far as I know, Vakkosalmi park didn’t have a single water dispenser, whereas Tunkala had two. When I talk about my childhood village, I’ll show you both. This structure, however, was not often used for its intended purpose, there were no fires, thank God, and somehow it quickly became dilapidated and either collapsed or was removed. During high water, however, it was convenient to fish from this pedestal.

А ещё раньше, в 1935 году, фотограф Пиетинен запечатлел на двух снимках практически ту же самую точку. Как видно, объём воды в реке практически такой же, как в 1983м году, мостика никакого не видно, но сооружены мостки, нечто типа причала для лодок (справа на втором снимке). По всем увидно, что река была полностью судоходной для небольших лодок и, надо полагать, по ней можно свободно было проехать и в Ладогу и в Айранне. На самом деле и в Кармаланярви и Хюмпелянярви. Об этом рассказ впереди.

Even earlier, in 1935, photographer Pietinen captured in two photos nearly at the same spot. As you can see, the volume of water in the river is almost the same as in 1983, no bridge is visible, but something like a pier for boats (on the right in the second photo) is built. You can see that the river was fully navigable for small boats and, supposedly, it was possible to go on them to Ladoga and to Airanne. In fact, you could go both to Karmalanjärvi and Hümpelänjärvi. About that the story lies ahead.

На этой же речке я заработал (и тут же утратил) первые в своей жизни деньги. Рассказываю подробно, как это было. Когда папа умер, мама осталась со мной четырёхлетним и 11-12 летней моей сестрой на руках. Она сошлась со своим начальником, Александром Васильевичем Васильевым, который был заместителем главного врача железнодорожной санэпидстанции. Дядя Саша любил повторять, что прошёл «две войны» – имелась в виду финская «зимняя» война и война – продолжение. Как он осел в конечном счёте именно в Сортавала, я не знаю. Помню только, что он был, в качестве победителя во Второй мировой, в Австрии и Венгрии и ещё где-то. Для меня он был совсем неплохим «парнем», и с самого начала постарался подружиться со мной. Это ему быстро удалось, потому что такой щедрости со стороны взрослых я доселе не видел. Однажды он дал мне, шестилетнему к тому времени пацану, ключ от лодки, прицепленной на тункальской речушке. Конечно, я был счастлив, хоть и ничего не понимал во взрослых отношениях мамы и его, и не задавался вопросами откуда он, этот «дядя Саша», взялся и зачем, да и надо мне это было? Вёсла хранились отдельно в сарае, но я допёр эти два громадных  для моего возраста приспособления для гребли до места, где лодка стояла. Потом отцепил лодку, и грёб на ней по той же самой речке, может быть и доплыл до деревянных мостов, о которых говорил в прошлых публикациях, а может быть и в Айранне плавал. Сейчас, конечно, не вспомнить. Возможно ещё до этого дядя Саша научил меня правильно управлять лодкой, грести и «табанить». Но эти первые мои деньги помню отлично. Я получил их за то, что переправил на лодке на другой берег, надо полагать на танцы, двух парней, которым иначе пришлось бы сделать крюк в полкилометра примерно. Было это примерно вот этом месте на снимке с моста, построенного в начале 2010-х, а сам снимок сделан в июле 2018.

On this very river I earned (and immediately lost) the first money of my life. I’ll tell you in detail how it was. When my father died, my mother was left with me, four years old, and my 11 or 12 years old sister in her arms. She hit it off with her boss, Alexander Vasilievich Vasiliev, who was the deputy chief doctor of the railway sanitary and epidemiological station. Uncle Sasha liked to repeat that he had been through “two wars” – referring to the Finnish “winter”[1] war and the war that followed after. I don’t know how he ended up in Sortavala. I only remember that he was, as a World War II victor, in Austria and Hungary and somewhere else. He wasn’t a bad “guy” at all to me, and from the beginning he tried to make friends with me. He succeeded quickly, because I had never seen such generosity from adults before as I saw from his part. One day he gave me, a six-year-old boy by then, the key to a lock of the boat parked on the Tunkala river. Of course, I was happy, even though I understood nothing about the adult relationship between my mother and him, and I did not wonder where he, this “Uncle Sasha,” came from and why, and what did I need it for? The oars were kept separately in the shed, but I dragged down these two huge for my age rowing gadgets, to the place where the boat was hooked with a chain and lock. Then I unhooked it boat and rowed down the river, maybe I made it to the wooden bridges I mentioned in my previous publications, or maybe I reached the Airanne, i.e. Parkovskoye lake. I can’t remember now, of course. Maybe before that, Uncle Sasha had taught me how to steer the boat properly, how row and to “tabanit’ “, that is to brake the boat down with one oar. But I remember my first money very well. I got it for ferrying two guys to the other shore, presumably to a dance, who otherwise would have had to make a detour of about half a kilometer. It was about this spot you see on the snapshot taken from the bridge built in early 2010s bridge photo, and the photo itself dates back to July 2018.

Парни дали мне то ли 10 то ли 20 копеек, которые я, забавляясь и подбрасывая монетку вверх, потерял в песке. Сильно не переживал, так как, повторюсь, цены деньгам не знал особенно и не знаю посейчас и легко с ними расстаюсь.

The guys gave me some 10 or 20 kopecks, which I lost in the sand, tossing a coin up and having fun. I was not too worried, because, again, I did not know the value of money, and I do not know it now, and I part with it easily.

---

С этим местом речки связано ещё одно воспоминание, о котором я хочу вам непремено рассказать. Но для этого надо посвятить несколько слов моей замечательной бабушке Федосье Никитичне Смирновой.

There is another memory associated with this place of the river, which I want to tell you about. But for this I must dedicate a few words to my wonderful grandmother Fedosya Nikitichna Smirnova.

Подробно о ней я рассказываю в своих воспоминаниях, в том числе и со слов мамы, которые я записывал на цифровой магнитовоф в течение трёх или четырёх моих приездов к ней в конце 2000х и начале 2010х годов. А здесь расскажу о том, как я запомнил, что она держала уток домашних уток. Но сам факт этот не заслуживал бы внимания: живность домашнюю много кто в Тункала держал и даже имелись у народа коровы, а свиньи были обыденным явлением. Содержание же Федосьей Смирновой уток было удивительнейшим мероприятие. Что было удивительного в нём, спросите? Да то, что эти выросшие в домашней неволе утки жили как бы в гармонии с природой: подумать только, вместе с мамой-уткой весь выводок выходил по весне на речку плавать! Они плескались и плавали там, такие жёлтенькие в отличие от чёрненьких и сереньких диких утят, которые, впрочем, занимались теми же телодвижениями неподалёку: бабушка – откуда и бралась энергия и силы за всем этим выводком наблюдать – , их пасла денно, ибо местное хулиганье, известное дело, норовило камнями побить и тех и других. Баба Феня отгоняла пацанов с криками не помню уж точно какими, но должно быть говорившими о том, что это «свои» и в них камнями, мол, «низзя». Мол, пуляйте в диких, с них спросу нет. Когда дело шло к возвращению домой, и малые ребята-утята ни за что не хотели воротиться «в лоно», бабушка sans autre forme de procès вылавливала маму, предварительно подманив её какой-то едой, из речки и несла домой, а малыши беспрекословно следовали «утьком». Может и было это один сезон всего, а вот надо же, врезалось в память на всю жизнь!

I talk about her in detail in my memoirs, including my mother’s, which I recorded on a digital tape recorder during three or four of my visits to her in the late 2000s and early 2010s. And here I’ll tell you about how I remembered that she kept pet ducks. But this fact alone would not be worthy of attention: many people in Tuncala had domestic animals and even cows, but pigs were commonplace. Fedosya Smirnova’s keeping ducks was the most surprising event. What was amazing about it, you may ask? That these domestically raised in captivity ducks lived in harmony with nature: to think that in spring the whole brood together with the mother duck went to the river to swim! They splashed and swam there, so yellow in contrast to the black and gray ducklings, which, however, were engaged in the same gestures nearby: Grandma – which gives energy and strength to observe this entire brood – grazed them during the day, because the local hooligans, known to try to stone them and others. Baba Fenya chased the boys away with shouts, I do not remember exactly what they were, but they must have said that they were “theirs” and that “you can’t” throw stones at them. Shoot the wild ones, they’re all right. When it was time to go home, and the little ducklings did not want to return “to the bosom”, the grandmother sans autre forme de procès fished the mother, having previously baited her with some food, from the river and carried her home, and the children unconditionally followed the “duck”. Maybe it was only one season, but, well, it sticks in my memory for life!

Как я говорил, я был заядлым рыболовом и браконьером с младых ногтей. Я ловил рыбу на спинниг на дорожку и кидая его, и на поплавковые и донные удочки. На живца, на червяка и даже на половину рыбёшки на донку. Хорошо судак клевал в Тихой речке, впадавшей в озеро Хюмпелянрви. Я ставил сети, в которые попадался лещ, густера и язи. И, наконец, я бил щук по весне острогой и один раз, в возрасте лет 10, убил щуку весом килограмм в пять и приволок её домой. Мы ставили мерёжи и, наконец, ловили сачками.

As I said, I’ve been an avid fisherman and poacher since I was a toddler. I fished with a spinning rod trailing the lure behind a boat and throwing it. I fished with bobber rods and bottom line rods. Did it on live bait, on the worm, and even on half a fish on the bottom line rod. The pikeperch was biting well in the river Tikhaya, which flowed into Lake Hympelanjärvi. I set nets, in which I caught bream, silver bream and ide. And finally, in the spring I hit pikes with a fish-fork harpoon, and once, when I was about 10 years old, I killed a pike of almost five kilos and brought it home. We used to put fyke nets and finally caught them with scoop-nets.

Об этом я хочу как раз подробно рассказать. Сачки были и у нас – у юных тункальских рыболовов. Они обычно были сделаны из деревянной палки, к которой крепилось нечто вроде мешка на другом конце – мешка, обтянутого у кого крупной сеткой, а у меня был ну из очень мелкой, через которую не пройти было не то что мальку, но и, казалось, «инфузории туфельке». Сачок ставился в самом узком месте тункальской речки, как правило отверстием против течения, и надо было только посидеть неподвижно в течение определенного времени и подождать. Минут десять спустя рыба «шла косяком», и тогда черпалось вволю, на берег выбрасывались прыгающие серебристые плотвины и черноспинные окуньки, иногда щурята, и время от времени «подлещики» или «подъязики». Сачок тут же ставился в воду снова – вытаскивать его надо было, когда слышался стук по сетке, иногда очень частый, что значило, что рыб было, по крайней мере несколько – но нельзя было медлить, потому что, стукнувшись, рыбина разворачивалась на 180 градусов и норовила удрать взад. Но нельзя было и мешкать с выбросом рыбы на берег, потому что, если сачок не загораживал проход, стая устремлялась в верховье речки, к озеру Айранне, правда в сезон рыбаков было несколько, и если первый, (то есть тот кто приходил первым и «забивал» место), вытаскивал сачок, часть стаи попадала следующему, остальная рыба – ещё одному, но надо сказать, что больше трёх рыбаков за раз почти никогда не было.  Хорошо если у кого был помощник и собирал рыбу в ведро или бидон, иначе часть её допрыгивала до воды и была такова: чтобы воспрепятствовать урону, устраивали рядом с местом установки сачка, в сфере достижения его ручки, какое-нибудь ограждение из камней, но крупная рыбина, а крупной считалась рыба в сантиметров 15, могла, конечно же, выпрыгнуть и оттуда. В 2009 я приехал в Сортавала в очередной раз, как делаю это регулярно каждый год вот уже 14 лет. Река в тот сезон разлилась куда больше обычного. И… встретил «себя самого», точно в том месте, где ловил сам и с таким же точно сачком, что был у меня 40 с лишним лет назад (снимок).

This is what I want to talk about in detail. Young Tunkala fishermen also had scoop-nets. They were usually made of a wooden stick, to which was attached something like a bag at the other end – a bag covered with a large net, while mine was made of a very fine net, through which it was impossible to pass not only a smallest possible fish, but even, it seemed, a slipper animalcule. The net was placed in the narrowest place of the Tunkala river, as a rule, with a mouth against the stream, and it was only necessary to sit motionless for a certain time and wait. After about ten minutes the fish would “come in a school”, and then they would scoop up a lot of fish, with jumping silver roach and black-spined perch, sometimes pike, and occasionally “podyaziki” or “podlecshiki”, that is medium size ide and bream coming ashore. The net was immediately put back in the water – it was necessary to pull it out when a knock on the net was heard, sometimes very frequent, which meant that there were at least a few fish – but one could not delay, because, having knocked, the fish would turn 180 degrees and try to scoot backwards. But one could not hesitate to throw the fish ashore, because if the net did not block the passage, the flock would rush to the upper part of the river, to Lake Airanne, although during the season there were several fishermen, and if the first, (that is, the one who came first and “scored” the spot), pulled out the net, part of the flock would get to the next, the remaining fish to another, but I must say that there almost never were more than three fishermen at a time. It was good if somebody had an assistant who could collect fish in a bucket or a jerrycan, otherwise some of it jumped to water and off it went. To prevent damage, near the place where the scoop-net was set, in the area of reaching its handle, some barrier of stones, but a large fish, and large fish was considered to be about 15 cm, could certainly jump out of there as well. In 2009 I came to Sortavala again, as I have been doing regularly every year for 14 years. The river was much wider than usual that season. And… I met “myself”, exactly in the place where I fished myself and with the same exact net that I had 40-odd years ago (picture).

Разве что с той разницей, что у меня сетка была очень мелкая, пожет быть в миллиметр, и улавливала всё, даже самую мелкую рыбёшку, которую, конечно, отпускали, как правило. Мы поговорили через речку с этим парнишкой. Бывают годы, когда реку именно в этом месте легко перейти, перепрыгивая с камня на камень. Может быть и в том 2009 году летом это тоже можно было сделать, но я был в Сортавала в начале мая и вы видите, что перейти реку нет никакой возможности. Поэтому я попросил парня попозировать с другого берега, на что он охотно согласился.

Except for the difference that my net was very fine, maybe a millimeter, and it caught everything, even the smallest fish, which, of course, were usually released. We talked across the river to this kid. Years happen when the river in this particular spot is easy to cross, jumping from rock to rock. Maybe later in the summer of 2009 it was possible to do that too, but I was in Sortavala in the beginning of May, and you can see that there is no possibility to cross the river. So I asked the guy to pose for my camera from the other bank, to which he willingly agreed.

А вот как звать я его забыл спросить или спросил и забыл. Может быть и Саша, как меня. Так что же такого необычного в нём? Да в нём то ничего, кроме того, что, как я уже говорил, это был почти вылитый я сам. Только лет 45-47 младше. В начале мая 2009 года мне было 53 года. 54 исполнилось 30 мая. И чубчик у меня был ровно такой же, и уши похожие. Суэтшёртки, или, если хотите толстовки такой, конечно, не было, да и слова такого никто тогда и не слышал, даже по БиБиСи. Свитер, правда, был. Но он был совсем другого покроя и вязаный, возможно моей бабушкой Феней. Штаны спортивные были почти такие же, может быть шитьём и тканью похуже, кеды были точно. Как сейчас помню. Но ведь это всё опять же не главное. Главное – это, конечно, сачок. И то, что мы тогда, почти полвека назад, ловили примерно таким же сачком и ровно на том же месте. Иногда, правда довольно редко, нас выстраивалось до шести рыбаков, когда шла щука или лещ. Окуни и плотва шли всю весну и начало лета…. Как видим, лещ шёл всё так же и в 2009м. И я спросил парнишку, как он ставит сачок отверстием – навстречу течению или нет. Правильно ставил – хвостом к течению. Крупная рыба особенно всегда поднимается против течения.

But what was his name, I forgot to ask, or I asked and forgot. Maybe Sasha, like me. So what was so unusual about him? Nothing basically, except that, as I said, he was almost a spitting image of myself. Only 45-47 years younger. At the beginning of May 2009 I was 53 years old. I turned 54 on May 30. And my forelock hair were exactly the same, my ears were similar to his. I didn’t have a sweatshirt, or, if you prefer, a “tolstovka”, of course, and no one had even heard such a word then, not even on the BBC. There was a notion of sweater, though. But it was a different cut and a sweater was knitted, probably by my grandmother Fenia. Sports pants were almost the same, maybe sewn and woven worse, sneakers for sure I had. As I remember now. But then again, that’s not essential thing. The main thing is, of course, the scoop-net. And the fact that at that time, almost half a century ago, we were catching with approximately the same net and in exactly the same place. Sometimes, though quite rarely, up to six fishermen lined up, when pike or bream were coming in abundance. Perch and roach were passing along the river all spring and early summer…. As you can see, the bream were still there in 2009. And I asked the fellow, how he set the net with as far as its orifice – against the current or not. He was putting it correctly – with the tail to the stream. Big fish especially always go up against the current.

Этого леща мальчишки поймали, конечно, не в сачок. Они поддели его на какой-то багорик, за брюхо скорее всего. Потому что на других снимках видно, как они выслеживают рыбу в другом месте. В том числе и наш главный герой.

The boys didn’t catch this bream with the scoop-net, of course. They hooked it on some rod, probably by the belly. Because the other pictures show them tracking the fish elsewhere. Including our main character.

На этом заканчивается третья часть рассказа о маленькой речке Ваккойоки, за исключением одного места, о котором я расскажу, когда буду повествовать об озери Айранне. И, как я обычно это делаю, предлагаю полистать галерею с картинками Ваккойоки в разные годы и даже столетия.

That ends the third part of the little river Vakkojoki story, except for one place, which I will tell you about when I talk of the Airanne Lake. And, as I usually do, I suggest looking through a gallery of Vakkojoki pictures in different years and even various centuries.