| Самая ранняя фотография озера Айранне относится к концу 19 века или началу века 20го. Точной даты, когда она сделана, не существует. Зато с другим снимок озера и устья или начала Ваккойоки произошла большая путаница по поводу его даты. Почему я написал “устье” или “начало”? Потому что, как я уже говорил, речка могла течь как в Ладогу, когда там было воды поменьше, так и обратно, если уровень воды в самом крупном пресном водоёме Европы повышался. То есть устье и исток могли меняться местами в течение, скажем, месяца. На заглавной, раскрашенной мною фотографии этого поста воды так много, что, скорее всего это Ладога, через речку Вакко, наполняла озерцо. Теперь о фото, которое вы видите ниже. | The earliest photograph of Lake Airanne goes back to late 19th century or early 20th one. There is no exact date when it was taken. But with the other photo of the lake and the river’s estuary or source, there was a lot of confusion as far as its date was concerned. Why did I write “estuary aka mouth” or “source (beginning)”? Because, as I said before, the river could flow both to Ladoga, when there was less water, and back, if the water level in the largest freshwater body of Europe was rising. That is, the mouth and the source could change places during, say, a month. There is so much water in the title, colored photo of this post that it is most likely the Ladoga, through the Vakko river, was filling the lake. Now I will talk about the picture you see below. |
| Его сделал, если судить по вот этому музейному финскому сайту, некто Емели Кивирикко. И тут начинается такая ерунда, что я провёл чуть ли не час, чтобы выяснить, когда сделана эта фотография. На одном из постов этого сайта было обозначено: “1800-1900 luvun vaihde”, что по-фински означает “на рубеже 19 и 20 веков”. На другом, сразу за именем фотографа стоят даты 1900-1999, из которых можно было бы заключить, что фотограф Кивирикко прожил 99 лет. Но если он родился в 1900м, то как мог сделать карточку в конце 19 века? | It was taken, according to this Finnish museum website, by one Emeli Kivirikko. And then begins such nonsense that I spent almost an hour to find out when this photo was taken. One of the posts on this site was labeled “1800-1900 luvun vaihde”, which is Finnish for “at the turn of the 19th and 20th centuries”. On another, right after the photographer’s name are the dates 1900-1999, from which one would conclude that the photographer Kivirikko lived 99 years. But if he was born in 1900, how could he have made the image in the late 19th century? |
| Пришлось поискать информацию про Емелю нашего Кивирикко, и истина не заставила себя ждать. Емели родился в 1870м году и умер в 1947м, преподавал в сортавальской семинарии и изучал природу, в частности птиц. О нём также имеется короткая статья в Вики на финском. Теперь всё стало на свои места, конечно. Он вполне мог сделать снимок и в конце позапрошлого века, поскольку на рубеже веков фотографу было ровно 30 лет. Я привожу оригинальный снимок Кивирикко, но в традиционной галерее в конце поста вы найдёте и отретушированную фотографию. | I had to search for information about our guy Emeli Kivirikko, and the truth did not keep me waiting. He was born in 1870 and died in 1947, taught at the Sortavala Seminary and studied nature and birds in particular. There is also a short article about him on Wiki in Finnish. Now it all makes sense, of course. He could very well have taken the picture at the end of the century before last, as the photographer was exactly 30 years old at the turn of it. I’m showing the original Kivirikko photo, but in the traditional gallery at the end of the post you’ll find a retouched picture as well. |
| В сегодняшнем посте я, естесственно, буду главным образом рассказывать, как всегда это делаю, о “моём” Айранне, о том озере, с которым я познакомился впервые в возрасте лет шести, наверное. Но есть два момента в истории его окрестностей, которые меня не то что тревожили, но вызывали вопросы. Первый: где именно была расположена деревня Айранне? | In today’s post, of course, I will mainly talk, as I always do, about “my” Airanne, the lake that I first encountered when I was about six years old, I guess. But there are two things in the history of its surroundings that not so much bothered me, but raised questions. First: where exactly was the village of Airanne located? |
| То, что такое поселение существовало, документально подтверждается снимками Лиины Кантелл, датирующихся приблизительно 1910 годом. Лиина (1866-1945) была так называемым “деревенским фотографом” и тоже училась в сортавальской семинарии в Кюмёля, как Емеля. Все четыре снимка помечены в качестве места съёмки как “Деревня Айранне”. На них изображены дети, кормящие кур, хозяйка (emäntä – слово запомнил лет 40 назад) у забора, торговец молоком и картошкой и мальчик с мамой, набирающие воду из проруби, возможно из того же озера Айранне. Но, как видим, нет никакой возможности определить по этим карточкам, где же находилась деревня. | The fact that such a settlement existed is documented by Liina Cantell pictures, dating back to about 1910. Liina (1866-1945) was a so-called “village photographer” and also studied at Kymölä seminary in Sortavala, like above mentioned Emeli. All four pictures are marked as “Airanne village” as the location of the photo. They show children feeding chickens, a housewife (emäntä – the Finnish word I remembered 40 years ago) by the fence, a milk and potato vendor and a boy and his mother gathering water from the ice-hole, probably from the same Airanne lake. But, as we can see, there is no way to determine from these cards where the village was. |
| В очень подробной и толстой книжке Краснолуцкого, которую я упоминал в каждой публикации о Сортавале, такая деревня или село, по-фински “кюля”, совершенно обойдена молчанием. Зато в архивных снимках финской армии есть две фотографии, датированные 11 августа 1941 года, где этот топоним упоминается. На одном из них мы видим кусок крыши дома, надо полагать, стоящего в этой деревне. | In the very detailed and thick book by Krasnolutsky, which I mentioned in every publication about Sortavala, such a village or hamlet, “kylä” in Finnish, is passed under complete silence. But in the archive photos of Finnish army there are two photos dated August 11, 1941 where this toponym is mentioned. On one of them we see a piece of the house roof, probably standing in this village. |
| Сначала я подумал, что, судя по расположению строений на другом берегу озера, это поселение должно было располагаться, конечно же, у озера, но, возможно, сразу у южного склона скалы, пониже общественной больницы. | At first I thought that, judging by the location of the structures on the other side of the lake, this settlement must have been located, of course, by the lake, but perhaps immediately by the southern slope of the cliff, below the public hospital. |
| На этой фотографии начала 20 века, где-то справа должна она быть. Но потом присмотрелся к снимку августа 1941 и пришёл к однозначному выводу, что речь всё-таки идёт об устье – истоке Ваккойоки. Солдат явно зачерпнул воду в два котелка из озера Айранне в устье реки Вакко. К тому же склон справа пологий, а не такой, как у обрывистой скалы на южной стороне парка. | In this photo from the beginning of the 20th century, it should be somewhere on the right. But then I looked more closely at the photo of August 1941 and came to the unequivocal conclusion that we are talking about the mouth – the source of the Vakkojoki. The soldier obviously scooped water in two mess tins from the lake Airanne there. Besides, the slope on the right is gentle, not like the precipitous rock on the south side of the park. |
| Я считаю, что худо-бедно мы разобрались с местоположением деревни Айранне. Я всегда думал, что это место называется, как и парк, “Ваккосалми”, но, может быть Айранне “кюля” является просто частью Ваккосалми. Поскольку в моё время всё это большое место называлось просто Тункала, то очень хотелось бы, чтобы внимательные читатели моего блога типа Ристо Войпио ответили бы на этот вопрос. | I think we have somehow figured out the location of the village of Airanne. I always thought that this place was called, like the park, “Vakkosalmi,” but maybe Ayranne “kylä” is just part of Vakkosalmi. Since during my childhood days this whole big place was simply called Tunkala, I really wish attentive readers of my blog like Risto Voipio, for instance, would answer this question. |
| Второй исторический вопрос, который я не раз себе задавал касается местонахождения так называемого “поместья Айранне”. Когда я употребляю слово “поместье”, то тут происходит то же самое переводческое несоответствие, что и со словом linna, означающим “крепость, замок”. Под тремя фотографиями, сделанными 11 и 14 августа 1941 года, то есть когда финны вернули себе город, что вы найдёте в галерее ниже, стоит надпись Airanteen hovi (Поместье Айранне), но на самом деле мы видим не большую резиденцию, а обычный дом с надворными постройками. Но не будем углубляться в лингвистику. Нам гораздо важнее понять, где этот hovi стоял. | The second historical question I have repeatedly asked myself concerns the location of the so-called “Airanne manor”. When I use the word “manor”, the same translation discrepancy occurs as with the word “linna”, meaning “fortress, castle”. Under the three photos taken on August 11 and 14, 1941, when the Finns regained the town, which you will find in the gallery below, is the inscription Airanteen hovi (Airanne manor), but in fact we do not see a large residence, but an ordinary house with outbuildings. But let’s not delve into linguistics. It is much more important for us to understand where this hovi stood. |
| И тут, я должен признаться, что встал в совершеннейший тупик. Был ли этот дом расположен у входа в парк? Находился ли где-то районе села Айранне? Ответа я не знаю. Может быть строение вообще стояло вдалеке от озера? Нет пока ответов… На этом, я думаю, я исчерпал историческую часть, относящуюся к озеру и, с вашего позволения, перейду к воспоминаниям о детстве. | And here, I must confess, I find myself in a dire cul-de-sac. Was this house located at the entrance to the park? Was it somewhere near the village of Airanne? I don’t know the answer. Maybe the structure stood away from the lake at all? No answers yet… At this point, I think I’ve exhausted the historical part relating to the lake and, with your permission, I’ll move on to the memories of my childhood. |
| Помню, что однажды отец с дедом принесли в дом на улице Спортивной двух щук. Огромных совершенно. Мне казалось, что они были больше меня в длину, то есть если бы, допустим, я лёг, вытянувшись в полный рост, то есть во все свои метр с кепкой, на стол, где они лежали. Эти две рыбины остались в моей ребяческой памяти, как абсолютно разные – одна чёрная, а другая белая. Потом-то я сообразил, что просто одна их них лежала на кухонном столе тёмной спиной, а другая – белым брюхом. Впрочем, скорее всего, пойманы они были в сети, потому что вытащить таких рыбин на спиннинг было сложно, если не сказать, что невозможно – каждая была килограмм по десять. А может, они и забили острогой тех щучек; эту браконьерскую процедуру я тоже освоил потом, лет в десять-одиннадцать отроду. | I remember that one day my father and grandfather brought two pikes to the house on Sportivnaya Street. They were enormous. It seemed to me that they were bigger than me in length. That is, if, say, I lay down, stretching to my full height all my full meter and cap, on the table, where they were lying. These two fish remained in my childish memory as completely different-one black and the other white. Later I realized that one was just lying on the kitchen table with its dark back and the other with its white belly up. However, most likely, they were caught in a net, because it was difficult, if not impossible, to pull these fish with a spinning rod – each weighted like 10 kilos. Or maybe they had also spiked those pikes; I learned this poaching procedure later, when I was ten or eleven years old. |
| Те две щуки, которые оставили такой большой след в моём детском восприятии, вполне могли быть пойманы в сеть на озере Айранне или в Хелюльском озере. А в Айранне дед ставил мерёжи – такое нехитрое сооружение из железных прутьев и медной сетки с крылом, а часто и без него, просто с отверстием при входе. Мерёжи ставили многие. | Those two pikes that left such a big mark in my childhood perception could well have been caught in a net on Lake Airanne or in Helylä lake. In Ayranne, my grandfather used to set “merezhas”, a simple structure made of iron rods and copper netting with a wing, or often without a wing, just with a hole at the entrance. There were a lot of people who put up such net traps. |
| Не скажу, что все, но те, у кого были лодки, ставили их обычно, и проверяли раз-другой в неделю. Попадались все рыбы, которые бродили без цели по камышиным отмелям и тростниковым заводям. Всегда хватало на уху, и брат Васильева, с которым в возрасте лет 13 мне пришлось потом порыбачить в Мукачеве (Львовская область), никак не мог понять, как же рыба пойдёт в неприкормленную ловушку. Он – то прикармливал свой сачок каким-то жмыхом. Я до этого и слова-то такого не знал. Добавлю, что знаю и другое название для этого рыболовного приспособления – катиска, но тк мы мы мерёжи никогда не называли. В нашем представлении катиска была ловушкой другой конструкции. | I wouldn’t say everybody, but those people who had boats usually put them in and checked once or twice a week. They caught all the fish that wandered around the reed beds and bays without purpose. There was always enough fish for the soup, and my stepfather’s brother, with whom I later fished at the age of 13 in Mukachevo (Lviv region), could never understand how the fish would go into an unfed trap. He was feeding his scoop net with some “zhmykh”, or press cake. I did not know such word before. I will add that I certainly knew another name for this fishing device – katiska, but we never called merezhas that way. In our view, katiska was a trap of a different design. |
| Отдельно стоит рассказать о “пляже” на озере Айранне. Вот что осталось от него к 2016 году, когда я сделал этот снимок длиннофокусным объективом со стороны беседки в парке Ваккосалми. Всей этой травы, что сейчас покрывает скалку, тогда не было – был сплошной серый гранит, который днём нагревался и держал тепло и после заката солнца. На нём можно было лежать и сушиться после купания. | Separately, I should tell you about the “beach” at Lake Airanne. This is what’s left of it by 2016, when I took this picture with a long lens from the side of the gazebo in Vakkosalmi park. All that grass that now covers the cliff wasn’t there back then – it was gray granite all over that heated up during the day and kept warm even after sunset. You could lie on it and dry off after bathing. |
| Этих тростниковых зарослей тоже не было и вода была такой же высокой, как на этом майском снимке 2016 года, в июне, июле и первой половине августа, когда наступал купальный сезон. | Those reeds were not there, too, and the water in June, July and the first half of August when the bathing season was open was as high as shown in this May 2016 photo. |
| Я никогда не мог похвастаться тем, что умел хорошо и долго плавать и завидовал тем, кто мог это делать. Мама и бабушка всегда опасались, что болезнь отца, он умер от астмы, наследственная, и считалось априори, что у меня слабые лёгкие. Наверное, так оно и есть, потому что я никогда не мог так долго оставаться под водой, как, например, мой школьный приятель, живший в том же Тункала Вова Глазырин, который нырял «как рыба» и мог задерживать дыхание на много минут. Может быть и на пять, во время купаний и ныряльных игр на озере Айранне, которое потом мой отчим дядя Саша всегда будет звать «говённым». Он работал врачом санэпидстанции, и точно знал, сколько говна туда сливал железнодорожный посёлок и предприятия железной дороги типа Локомотивного депо. Оттуда круглый год струился в Айранне ручеёк мазута и один раз, когда я уже работал на Карельском телевидении, я даже снимал, как мой хороший знакомый инспектор Североладожской инспекции рыбоохраны Борис Вайсман штрафовал заместителя начальника локомотивного депо и тоже знакомого с детства Вову Калинникова. Все эти мелочи, впрочем, совсем не занимали, например, моего друга детства Вову Глазырина и не мешали ему нырнуть в одном месте и вынырнуть в 20 метрах от него. Как ничто не мешало плодиться и жиреть карасям, которых отец Вовы, мой дед Алексей Ананьич и отец, пока не заболел, ловили в те же мережи. Зажаренные в сметане бабушкой Феней, они оставили воспоминания одного из вкуснейших блюд, которые я когда-либо ел. | I could never boast that I could swim well and for a long time, and I envied those who could. My mother and grandmother always feared that my father’s illness, he died of asthma, was hereditary, and it was believed a priori that I had weak lungs. It was probably true, because I could never stay under water as long as, for example, my schoolmate, Vova Glazyrin, who lived in Tunkala. He could dive “like a fish” and could hold his breath for many minutes. Maybe even five, during bathing and diving games on Lake Airanne, which my stepfather, Uncle Sasha, would always call “shitty”. He was a medical professional at the Sanitary and Epidemiological Station, and he knew exactly how much shit was poured in there by the railroad village and railroad companies like the Locomotive Depot. Once, when I was already working for Karelian TV, I even filmed how my good friend Boris Vaisman, an inspector of the North Ladoga Fish Protection Inspectorate, fined Vova Kalinnikov, the deputy head of the locomotive depot, who had also been my childhood acquaintance. All these trifles, however, did not occupy, for example, Vova Glazyrin, and did not prevent him from diving in one place and surfacing in 20 meters from it. Just as nothing prevented the crucian carp, which Vova’s father, my grandfather Alexei Ananyich, and my father too, until he got sick, used to catch in the merezhas. Roasted in sour cream by my grandmother Fenya, they left memories of one of the tastiest meals I ever ate. |
| Несмотря на то, что в возрасте 7 лет наша семья переехала на Совхозное шоссе, я продолжал летом ходить в Тункала и захаживать на «пляж» на озере Айранне. Там по-прежнему бывало много довольно народа. Однажды там искупали новорожденного ребенка «тёти Али», соседки по улице Спортивной, у которой, жившей без мужа, было эдак 7 или 8 детей разного возраста (они и взяли с собой «купаться» этого новорожденного), который умер от переохлаждения. Что, впрочем, не вызвало ни даже сколь-нибудь значимого удивления. Одним больше, одним меньше у этой «матери-героини» – подумаешь – родит ещё – всё равно неизвестно от кого – дети жестоки порой бывают в своём восприятии действительности и безразличны также жестоко и без задней мысли. | Despite the fact that at the age of 7 our family moved to Sovkhoznoye Chaussée, I continued to go to Tunkala in the summer and stopped by the “beach” on Airanne. It was still pretty crowded there. Once they bathed there the newborn baby of “Aunt Alya”, a neighbor on Sportivnaya street, who had 7 or 8 children of different ages. It was them, the older kids who took this newborn baby with them to “bathe” and it died of hypothermia. Which, however, did not cause any meaningful surprise. One more or one less for this “heroic mother” – it didn’t matter if she gave birth to more kids – nobody anyway knew who their fathers were. Children are sometimes cruel in their perception of reality and indifferent in the same cruel way and without a backward thought. |
| Один раз, помню, мы были все оповещены какой-то пигалицей нашего возраста (то есть лет 8-9) о том, что наверху, на скале «ебаются», и мы все высыпали туда наверх и действительно увидели пару, загоравшую в купальниках и слегка очумевшую от того, что их окружил десяток детишек, которые тут же устроили допрос им. Эти взрослые, хотя может быть им было всего-то лет на 6-7 больше чем нам, вынуждены были отвечать, что именно они делали. Они оправдывались, окружённые плотным кольцом «интервьюеров», что, мол, они просто загорали, что не вызвало доверия совсем, но дети, в числе которых был и ваш покорный слуга, позволили им одеться и убраться от греха подальше. | One time, I remember, we were all alerted by some brat of our age (that is, 8-9 years old) that there was “fucking” going on up there on the rock, and we all rushed up there and actually saw a couple sunbathing in swimsuits and slightly freaked out by being surrounded by a dozen kids who immediately started to interrogate them. These adults, though maybe they were only 6-7 years older than us, had to answer exactly what they were doing. They excused themselves, surrounded by a tight ring of “interviewers” that they were just sunbathing, which didn’t inspire confidence at all, but the kids, among them was yours truly, let them get dressed and get out of harm’s way. |
| Потом мой сосед сверху по дому на Спортивной и приятель Серёжка Петров, бывший гда на два старше меня и долго потом сидевший по тюрьмам, мне рассказал, что несколько парней постарше изнасиловали девчонку неподалёку от места купания. В Советском Союзе того времени законы были строги и исполнялись если небезукоризненно, но такие случаи не пропускались, если было «заявление потерпевшей». Я сам видел несколько недель спустя, вероятно Серёжка меня и привёл тогда к зданию суда, внутрь нас, конечно же, никто бы не пустил, как насильников выводили из суда и вели в здание милиции в нескольких метрох от него. Им только что дали серьёзные сроки и один из них, отвечая на вопрос знакомого, не без гордости и даже с бравадой заявил, что «дали 15». Пятнадцать лет этот, в общем-то мальчик, уже воспринимал, как некоторую неизбежную данность, которая наверняка была началом его долгого мыкания по тюрьмам и пересылкам, потому что, раз попав туда, человек редко, да пожалуй что и никогда, не возвращался к нормальной жизни. | Then my upstairs neighbor on Sportivnaya street and my friend Sergei Petrov, who was two years older than me and had been in prison after we parted for a long time, told me that some older guys had raped a girl not far from the swimming place. In the Soviet Union at the time, the laws were strict and enforced, if not flawlessly, but such cases were not allowed to pass without consequences if there was a “victim’s report”. I saw for myself a few weeks later, which was probably when Sergei led me to the courthouse – no one would have let us inside, of course – as the rapists were led out of the courthouse and into the police building a few meters away. They had just been given serious sentences, and one of them, answering a question from an acquaintance, said not without pride and even with bravado that he had “been given fifteen”. Fifteen years this boy, in general, already perceived as a certain inevitability of fate, which was probably the beginning of his long journey through prisons, because once there, a person rarely, if ever, returned to normal life. |
| Вот, пожалуй, и всё, что я могу рассказать про этот водоём и предлагаю, по традиции, посмотреть галерею из примерно 250 фотографий озера Айранне, оно же Парковское, разных годов, куда войдут и карточки, уже демонстрировашиеся в посте. Я надеюсь, что они расположаться в относительно хронологическом порядке. | That is, perhaps, all I can tell about this body of water and I suggest, by tradition, to see a gallery of some 250 photos of Lake Airanne, aka Parkovskoe, of different years, which will include the images already shown in the post. I hope that they are arranged in relatively chronological order. |
