Первые шаги по стране клёвого листа. Воспоминания об иммиграции в Канаду.

Когда мы покидали Петрозаводск, нас провожали, если исключить тестя Юрия Марковича Горбачёва, два человека. Один был Юра Клаз, дирижер, с которым мы ездили в Ирландию, потом он с семьей эмигрирует, не без помощи моей бывшей, в Канаду, в Виннипег, другой – Витя Гридин, мой хороший знакомый со времен ВУЗа. Он умер от вируса Ковид-19 в конце 2020 года в Петрозаводской городской больнице.

Билеты на самолет мы покупали в агентстве за три-четыре дома от наших, именно так, во множественном, потому что домов у нас было два – на Ленина 13 и 15, на другой стороне проспекта. Вход в трансагентство, в здание из красного кирпича, был сбоку, слева на этом фото, там где видны какие-то цепные ограждения, и я это хорошо помню. Как помню и агентшу, что продала нам билеты. Она сказала, что нам выгоднее купить в оба конца, но на обратный путь не из Виннипега в Петрозаводск или хотя бы до Хельсинки, а из Виннипега в Торонто. Билет будет открыт 60 дней, если, мол, захотим, то можем слетать бесплатно в крупнейший город провинции Онтарио. Смысл был, что таким образом билет будет стоить чуточку дешевле. Нам была важна любая “чуточка”, поэтому мы и согласились, хотя и не намеревались Торонто тогда посещать. Агентство тут просуществовало недолго, не знаю, сколько времени, сейчас там Министерство здравоохранения Карелии.

Я не нашёл в сети фотографии старого здания аэропорта, но даже новое, построенное к 2020 году показывает скромность воздушных сообщений столицы Карелии с миром.

Улетали мы из аэропорта “Бесовец”, располагавшегося в деревянном, похожем на барак здании. Оно мне было очень знакомо, потому что я встречал там норвежца мистера Хаммера раза три и ещё кого-то. Один раз даже подкинул из аэропорта на такси с этим самым мистером до Петрозаводска прилетевшего из Финляндии сына нашего декана Мейми Севандер Лео. Мы друг друга знали шапочно, со времен ВУЗа, потом виделись в 1990 году в Дулуте, Миннесота. Но не о нём сейчас речь, а о том, что аэропорт не был местом незнакомым.

Надо сказать, что уезжали мы, не оформляя ПМЖ, с финскими визами, не показывая билетов на дальнейший маршрут в Петрозаводске, причём моя виза кончалась чуть ли не послезавтра, на что погранец выпучил глаза и спросил: «Успеете вернуться?»

«Успею!» уверенно сказал я.

Ну, не получилось в тот раз, не успел, что же делать? Шесть лет спустя приехал только снова в Петрозаводск, да и то на поезде. Самолёты к тому времени летать перестали. Опоздал малёхо, с кем не бывает?

В Йоэнсуу в аэропорту были, наверное, час, если не меньше, но успели встретиться с мужем Леены Вестман Хейкки (у него вроде была другая, финская, не шведская фамилия), и с их сыном, которые куда-то летели, не помню уже куда, но не на нашем самолёте. Мир уже тогда был тесен. А ещё через час – другой были в Хельсинки. Встречала нас одна очень своеобразная женщина, причудливо подвернувшаяся на моём жизненном пути совершенно неожиданно, как тогда часто бывало, в те непредсказуемые времена. Звали её Оути, фамилия, как у многих финнов, оканчивалась на – nen, и она была на пенсии, но работала, в тот момент, когда мы познакомились, журналистом-фрилансером для финского журнала Kotiliesi, что по-фински значит «Домашний очаг» Как мы встретились? Та же Леена Вестман, через мою жену, спросила, не может ли кто (имея в виду меня в первую очередь, видимо), помочь с сопровождением дамы и фотокорреспондента журнала по карельским весям типа Прионежского или там, Пряжинского района. Ну я и согласился, дело было в 1997 году вроде, обладая рудиментами финского (это было перед моей учебной эпопеей в славном городе Хуйтинен), и рассчитывая на то, что журналистка-то, работающая в Хельсинки, уж должна знать английский.

Гостиница Северная в 2020е годы. Справа – будка ГАИ, стоявшая ещё при СССР. Такая же, только поменьше, была однажды установлена в Олонце, и народ тут же сложил типа стишок: “Кругом стекло – внутри говно. В Петрозаводске давно, в Олонце – недавно”. В Олонце, вроде, будку сразу и убрали.

Созвонившись, назначили встречу в холле гостиницы «Северная», куда от нашей квартиры на Ленина идти было несколько минут. На этом современном снимке с дрона стрелочкой я пометил наш дом номер 13, а в следующем по направлению к Онего доме номер 15 была квартира, которую мы продали для отъезда в Канаду. Отдали за смешную сумму меньше чем в 18 тыс. долларов нам на руки (20 тысяч она стоила и посредник взял две с лишним, может быть даже 2500).

Прихожу, вижу женщину за шестьдесят, с фиолетово-голубыми волосами, в бусах-стекляшках и в полиэтиленовой юбке, представляюсь, и начинаем на смеси финского с английским, которым моя собеседница владеет ужасно, обсуждать планы. В какой-то момент я забываю английское и финское слово одновременно, но хорошо помню французское для обозначения этого понятия. Случайно его роняю и лицо журналистки озаряется светом: – Mais vous parlez français! вопиёт она. Ну да, я-то говорю по-французски, с  семнадцати лет причём , а к моменту встречи с ней мне уж почти 41 год.

Но откуда она-то знает язык в свои 60+ и с явно только финским происхождением и видом? Коий вопрос и задаю ей. Оказывается, её дочь года три как замужем за французом и живёт во Франции (ну конечно, не поедет же француз жить в Финляндию!), и мадам маман ездит туда на месяцы пожить с дочкой и от нечего делать выучила французский! В возрасте за 55 начала, как мне рассказала сама, и хорошо выучила. И письменный тоже, потом она, уже у неё дома в Финляндии, покажет мне свою речь, написанную для свадьбы дочери, такое трогательное напутствие мамы-одиночки. Был ли у неё когда-либо муж или сожитель, я ни разу потом не спросил, а она не рассказала, значит не хотела. Бабка была настолько счастлива найти кого-то, с кем можно говорить свободно и непринуждённо, что мы проболтали с полчаса, быстро выяснили, что примерно ей надо, я сходил нанял знакомого таксиста, он всегда стоял наискосок от дома номер 13 по Ленина. Аренда его машины на целый день обошлась в 300 рублей (это было около 50 долларов где-то в то время, когда доллар стоил 6 рублей), и мы поехали в село Маньга, потом в Ведлозеро искать фактуру для репортажа.

Село Маньга знаменито своей часовней. А дом, в который мы зашли, был ровно такой, как на этой картинке.

Репортаж сделали, журнал в том же 1997 году, в августе, Оути прислала мне в город Хуйтинен, где я учился финскому. Первая часть статьи потерялась, я потом вывез мой “архив” в первый из Канады визит в 2004 году или второй в 2005 приезд с антресолей квартиры на Ленина 13, где жил тесть Юрий Маркович Горбачёв. Забегая вперёд скажу, что он умрёт на 86 году жизни в 2013, и я его увижу потом, после 2005 года ещё раз, году в 2010 и попью с ним коньячку. Я тогда забрал эту статью, что вы видите ниже, вместе с негативами, фотографиями и коробками с видеокассетами “Компакт супер ВХС”. Тогда же я перевёл все видео на сидюки за сто долларов у ребят в соседнем с нашим доме. Несколько кассет, впрочем, потерялись, может быть были выкинуты тем же Горбачёвым или моей бывшей, приезжавшей из Виннипега, поэтому часть видеоистории моей жизни утратилась навсегда. Я надеялся, что фамилия Оути будет стоять на этой странице, единственной, которая сохранилась от того репортажа, но увы, фамилия пропала навсегда. Да это неважно совсем, по-моему что-то типа Оксанен было. Рядовая финская сукуними.

Забавное самое было в этой поездке по Пряжинскому району, когда мы уже отинтервьюировались с какой-то бабкой, говорившей по-карельски, и Оути всё понимала, а фотокор, молодой парень, всё отснял, то поехали в Ведлозеро в надежде пожрать в местной столовой. Но то ли это был выходной, то ли ещё что, и столовая была закрыта. Насовсем в тот день. Пошли в магазин. А там – хоть шаром катай, не было ничего кроме хлеба и консервов из огурцов и горошка. Даже кильки в томате какой-нибудь не было! Взяли, как сейчас помню, буханку хлеба, двухлитровую банку солёных огурцов и банку зелёного горошка. Больше брать было абсолютно нечего. Естественно, столовых приборов и ложек-вилок у нас тоже не было. Таксист имел нож – финку, вскрыли банку, разрезали хлеб и ели, впрочем с аппетитом, как те чеховские гости, прямо на берегу Ведлозера, напротив закрытой столовой на траве.

Вот где-то недалеко от этого пляжа, слева, где магазин и столовая, мы и закусывали.

Хоть сейчас укажу это место, если доведётся ещё быть там. Я ведь и до того в Ведлозере был раза три-четыре. Когда работал в Экране дня, то снимал открытие свежепостроенной школы примерно в августе, году в 1981 или когда она там открылась, с покойным оператором Сашей Весниным, а последний раз во время велопробега 1988 года.

Потом приехали в Петрозаводск, заплатили таксисту, как я говорил, рублей 300, то есть долларов 50, что совсем немного за целый день, по-моему даже марки ему дали финские, но сейчас не помню. По приезде пошли в ресторан “Петровский” и поели. Спиртного тогда я не пил после болезни вообще, а фотограф запросил “девуска воточки сто крам” (финны не произносят ни звонких, ни шипящих звуков) у официантки под винегрет, солянку и мясо в горшочках.

Это дело было ровно в 1997 году, летом, может и весной в мае, скорее всего в конце, листья уже были. Потом Оути, как я сказал, прислала журнал со статьёй, из которой взята эта страница, в Хуйтинен. На фотографии, сделанной тем молодым корреспондентом, что пил “воточку” в Петровском, слева направо сидят на петрозаводской набережной моя б/у Марина, Леена Вестман и Саша Бердино, шофёр и jack of all trades, так выразилась сама Леена. Она была главой одного из технических бюро программы ТАСИС. Сашу я знал давно, ещё с начала 1980х, и один раз, году в 1995 монтировал с ним фильм на “Нике” – конкуренте “Петронета”, с которого я ушёл в 1994 году.

В программе работал заместителем Леены ещё и Лёша Морозов, выпускник иняза и полковник или подполковник КГБ, почивший в 2011 году в Финляндии во время командировки. Как он попал в ТАСИС? Просто. Леене сделали предложение его трудоустроить, от которого она не могла отказаться.

Она сама мне об этом сказала, когда я пришёл на интервью к ней, в результате которого порекомендовал Марину в качестве секретарши и ассистентки. Леена с Мариной проработали несколько месяцев до самого нашего отъезда душа в душу. Мы дружили семьями, ходили в гости в Леене и Хейкко и были приглашены на празднование 50-летнего юбилея последнего в ресторан – бывшую столовую Дома политпросвещения, где Хейкко переоделся потом в хромовые сапоги и косоворотку, хряпнул залпом полстакана водки и принялся откалывать шутки и коленца, после чего пустился в пляс. Леена была, помню, очень недовольна, главным образом не потому, скорее всего, что он напился, а из-за того, что была старше его или выглядела старше, это уж точно, лет на десять, а Хейкко в свои 50 был огурцом и словил кучу комплиментов по поводу того, как хорошо выглядит. Потом они развелись, кажется.

Ну а насчёт Морозова Леену особенно никто не спрашивал, хочет ли она с Лёшей работать или нет, просто сказали, она потом со мной делилась, что нужно такого-то трудоустроить и всё. Шибко они с Лёхой не ладили, помню, потом он куда-то ушёл от неё, она буквально его выжила, да и было за что. Разгильдяй он был, этот Лёша Морозов, если честно. Сильно поддавал, блядовал по-чёрному, я знал двух его любовниц. Тот финн что внизу на фотографии, Арто Ниеми, помер в Петрозаводске от сердечного приступа и даже статьи не увидел, насколько я помню.

Так вот, мы попереписывались с Оути, и, когда в апреле 1998 года получили визы и купили билеты через Хельсинки, я снова написал ей и спросил, не может ли она забронировать для нас гостиницу недалеко от аэропорта на одну ночь (такая была стыковка самолётов, что непременно надо было ночевать). Я ей даже тогда не написал, что мы летим в Канаду, но она догадалась, конечно.

Втайне я рассчитывал, что она предложит остановиться у неё, и так и вышло. Она прислала мне письмо, где сказала, что у неё две спальни, можете смело располагаться в одной, только вот есть одна проблема: старая кошка, которой больше 20 лет, вспоминает по ночам свою молодость и мяукает во сне. Не будет ли нас это беспокоить, мол. Деликатная попалась финочка. Не будет, конечно, ответил я, тронутый до глубины души. Прилетели в Хельсинки.

Стоит, встречает с каким-то импровизированным плакатиком с нашими именами, хотя потеряться там ну никак нельзя, нас вышло-то человек десять из мелкого такого двухмоторного самолёта с пропеллерами. Когда поехали к ней домой, заехали в продуктовый магазин, и я предложил купить бутылочку вина. Дама так сильно испугалась, что я прошу её купить вина за её же деньги, что когда я вытащил свои марки, сильно повеселела, и мы потом эту бутылочку белого усидели под салат и курочку у неё дома. Хорошо поговорили, она показала альбом со свадебными фотографиями дочери, свадьба была во Франции, прочитала речь, которую она написала по-французски к этому памятному событию, которое я уже упоминал, причём читала почти без акцента, видно было, что выучила её очень хорошо. Мы снова долго с ней говорили по-французски, пока Марина звонила какой-то своей школьной подруге, живущей в Хельсинки. Утром отвезла нас на своей маленькой машинке, вроде Рено у неё был, снова в аэропорт, часа за полтора до рейса в Торонто и радостно согласилась не ждать отлёта, когда я это ей предложил. Обнялись – расцеловались, потом она напишет пару писем в Виннипег, я отвечу, но на третье ответа уже не получу: жива ли ещё старушка? Не дано мне уже узнать, но в памяти осталась навсегда. Ну, до прихода болезни имени товарища Альцгеймера имеется в виду, а собственно ради борьбы с этим товарищем отчасти и пишутся эти воспоминания. Они будят мозг.

---

Летели в Канаду долго и нудно. То ли 12, то ли 14 часов только до Торонто. Самолёт ещё и припоздал, поэтому в Торонто, в громадной толпе вновь прибывших, мы проследовали в Иммиграцию и «залендились», то есть получили статус «оседлых иммигрантов». Иммиграционный чиновник, не люблю общепринятого в эмигрантской среде слова «офицер», потому что он officer, конечно, но не тот, что по-русски, где это слово означает только и исключительно военного или милиционера. Так вот, чиновник с удивлением пересчитал наши дорожные чеки (traveller’s cheques) и спросил: «Это всё?» Ну да, это всё, шесть тыщ на двоих, хотя полагалось иметь пятнадцать. Ну что ж, не отправлять же нас обратно! Мы его заверили на хорошем английском (моего французского пока не понадобилось) что денег мы заработаем новых, свежих, и он нас отпустил, когда до вылета самолёта в Виннипег оставалось минут сорок уже. Мы понеслись пулей по ленте- эскалатору и успели на рейс! Часа через три были уже в Виннипеге.

В аэропорту Виннипега нас должны были встретить какие-то знакомые пастора Тома, у которого наша дочь Аня жила год, когда училась в американской школе. Да, если я ещё не говорил об этом, то наш выбор Виннипега, как пункта для иммиграции был обусловлен целиком и полностью потенциальной возможностью дочери приезжать к нам из Дулута, где она училась в колледже, в который я, будучи в 1995 году в США, её устроил, но это всё требует отдельного рассказа. Другим мотивом было то, чтобы город был достаточно большим, чтобы найти там нам обоим работу. Что в итоге и получилось. Священник Том приезжал с сыном Сетом, парнем крайне инфантильным, совершенно не приспособленным к жизни, в Петрозаводск в году 1997 и заверил нас, что знакомые надёжные и встретят. Но никто не встретил, и на самом деле мы не сильно расстроились и поехали на такси. С таксистом попытались по ошибке, не привыкнув ещё к канадским деньгам, расплатиться в том числе и финскими 5 марками, приняв их за 2 канадских доллара. Таксист, помню, шутки не оценил, конечно, но к счастью ему быстро нашли канадские монеты, выменянные в Хельсинки. Итак, с двумя нашими чемоданами, совсем небольшими, составлявшими всё наше имущество, мы въехали в заранее заказанную по электронной почте из Петрозаводска “гостиницу”, логотип которой вы видите ниже.

Почему в кавычках? Просто потому, что это скорее хостел, bed & breakfast для молодых, путешествующих с рюкзаками за спиной. Владел им молодой, может быть слегка за тридцать, парень Билл Макдоналдс, которому дом достался в наследство и такой большой особняк викторианского стиля был не нужен, вот он его и переделал под хостел. Не знаю как сейчас, а тогда ночь в нём стоила то ли 30, то ли 35 долларов, и мы прожили дней десять.   Гостиница уже тогда имела свой сайт, как и имеет по сей день, да он и не изменился. Сомневаюсь, что когда-нибудь соберусь в в своей жизни в Виннипег, но если соберусь, то почему бы там не остановиться?

Апдейт. На вторую половину марта 2022 года это заведение было закрыто и в поисковой машине я нашёл весьма нелестный отзыв 2018 года о Билле и его гостевом доме. Хотя другой отзыв говорит о том, что многое в первом выдумано. Ну, в общем-то и фиг с ним. Кто захочет, прочитает оба в моём посте, пока живёт Живой Журнал.

Ну вот тогда дом выглядел вот так же, как на снимке ниже, хотя, вроде, фотография современная, 2010х годов по меньшей мере. Получив тогда нашу электронную почту, Билл просто написал: «приезжайте, только не привозите русских денег». Шутник. Когда выгрузились из такси, слава богу, багажа у нас было две сумки всего, Билл отсутствовал, потом появился, но занялся кем-то, кто приехал раньше нас, то есть заселились мы только к вечеру, часам к восьми. Жутко уставшие, не спавшие почти сутки..

В комнате стояли кровати в два яруса, сколько их было, я не помню, важно, что мы были одни в довольно просторном помещении, где был кран с холодной водой для чистки зубов. Но в тот день прилёта я первый раз за всю жизнь не почистил зубов перед сном. Вырубился и проспал четырнадцать часов подряд. Ровно столько, сколько мы летели чистого времени – 11 или 12, если не все 14 часов из Хельсинки до Торонто и три – из Торонто до Виннипега. Или чуть поменьше, вряд ли это важно. Зато встали в шесть, позавтракали чем-то, там внизу на первом этаже была кухня, а ещё ниже – две душевых кабинки, приняли душ, и пошли гулять в центр. Гостиница была на улице Мэриленд, перпендикулярной улице Бродвей, в десяти минутах хотдьбы от здания Законодательного Собрания Манитобы, то есть практически в центре города.

Снимок 2006 года. В 2021 памятник королеве Виктории (слева) замажут красной краской, а потом сковырнут пьяные (а других практически и не бывает) индейцы, вдохновлённые примером американских негров. Поводом для вандализма послужило, якобы, умерщвление индейских детей в христианских школах-интернатах, которого на самом деле не было.

От этого величественного здания мы свернули налево, вышли на главную улицу Виннипега Портидж (что означает “волок (лодок)” авеню и пошли по нему ещё центрее. Самым центром считается в Виннипеге пересечение улиц Портидж и Мэйн. Где-то у здания универмага Компании Гудзонова залива я повёл ноздрёй и сказал, явно учуяв запах хлорки или чем они там обрабатывают воду: «Тут неподалёку бассейн!» Пошли на запах и обнаружили вход в ИМКУ (YMCA). По песне Виллидж Пипл, да и из-за моих двух визитов в Америку в 1990 и 1995 годах, я довольно чётко представлял, что это такое, но тогда, в то утро нам было не до спорта, просто отметили себе в извилинах, что есть такое место.

Это современные снимки центра “Портидж плейс”, но тут ничего не изменилось по сравнению с маем 1998 года.

Торговый центр Портидж был уже открыт, мы не могли его пропустить и, конечно, не могли ещё и подумать, что через несколько месяцев у нас будет квартира, выходящая прямо в этот центр и в тот самый спортзал ИМКИ с бассейном, турецкой баней и джакузи. Но это будет потом. Помню хорошо, что купили себе по паре отличных, достаточно дорогих, по долларов сорок-пятьдесят, кроссовок, чтобы ходить и искать работу, и в этот день просто болтались, знакомились с городом.

Когда гуляли у реки и любовались видами небоскрёбов в центральной части города, пришли к выводу, что Виннипег будет «покруче Хельсинки» в градостроительном выражении. Вспомнили нашего друга мистера Хаммера, норвежского предпринимателя, который был в Виннипеге в годы своей молодости, а ему было уже под восемьдесят когда мы с ним познакомились и работали в Петрозаводске. Он сказал, что «небоскрёбов в Виннипеге нет». Это не так, с уверенностью заявляю. Небоскрёбов, хоть и не таких высоких, как в Нью-Йорке, есть там.

---

Я очень хорошо помню первый полный день, проведённый в городе, где будут находиться два наших дома в ближайшие два года с небольшим. Это было 24 мая 1998 года. Поскольку мы хорошо отоспались после перелета, то встали часов в пять утра, из гостиницы Билла вышли, наверное, в шесть, позавтракав не помню чем у него на кухне. Всё необходимое, чтобы вскипятить чай или что-то разогреть, типа микроволновки, у него было. Часам к семи утра дошли до железнодорожного вокзала и сели отдохнуть на скамейку, стоявшую примерно в том месте, с которого снята эта фотография.

Железнодорожный вокзал в Виннипеге. Буквы VIA обозначают корпорацию Via Rail Canada.

Вокзал действует, понятное дело и сейчас, а здание его напоминает о том, как процветал город, расположенный в географическом центре североамериканского континента в начале ХХ века. Тогда через Виннипег шла масса грузов и пассажиров, город даже был третьим в Канаде по численности населения после Монреаля и Торонто. Но в 1914 году открыли на беду Виннипегу Панамский канал, грузы пошли по большей части морем, город хирел и уступил третье место Ванкуверу, а сейчас вроде даже в Оттаве больше народу живёт, чем в Виннипеге, причём из провинции Манитоба народу уезжает больше, чем приезжает в неё.

Может быть на третий день решили пойти в местную манитобскую иммиграционную контору. Марина посмотрела на карте, Иммиграция находилась в доме номер 213 по улице Нотр Дам, где находится и по сю пору. Она решила, что дом номер 213 должен находиться очень далеко от центра, потому что надо же представить себе, сколько места вдоль одной улицы занимают сто домов с одной стороны, и сто с другой. В Петрозаводске ты пройдёшь весь проспект Ленина от площади Гагарина до озера и увидишь номера, может быть, 20 домов в общей сложности. Поэтому она предложила пойти в сторону от Бродвея под углом в 45 примерно градусов, чтобы выйти в район искомого дома. Пошли. Через полчаса пересекли Нотр Дам в районе, может быть, 2000го номера дома по этой улице и почапали в сторону уменьшения номеров домов. Тогда мы не знали, что на одном здании может висеть сразу несколько номеров “домов”, да и большой логики в нумерации нет. Например, у нас в Дорвале дом, где я работал, носил номер 200 по бульвару Бушар, а следующий колледж для девочек, через сотню метров, имел номер 100. На другой стороне бульвара в одном доме было три подъезда с номерами 65, 45 и 25, если я не ошибаюсь.

Так что тогда пришлось прошагать километра полтора только по улице Нотр Дам. Пимерно ещё через минут сорок упёрлись в дом в самом центре Виннипега, недалеко от Портидж и Мэйн. Я был очень зол, помню, потому что по прямой было идти минут двадцать максимум. Имели беседу с каким-то имиграционным чиновником бангладешского или латиноамериканского происхождения, который, кроме всего прочего, любезно сделал мне ксерокопию «Жёлтых страниц» телефонного справочника с координатами переводчиков Виннипега. Ведь я же иммигрировал по специальности «переводчик». Собственно, это и была вся «помощь» с его стороны. На первый взгляд переводчиков там было очень много, страницы две по три колонки в странице. Но, если присмотреться, четверть была с переводами в паре – английский – украинский, половина между французским и английским, и строчек 10 были посвящены русскому переводу, но на деле это всё, конечно, оказалось пшиком. Русский в Манитобе никому почти и нафиг не был нужен и не нужен сейчас. К чему я, впрочем, был вполне готов.

Так мы и жили в этом Гестхаусе, ходили по разным учреждениям, открыли счёт в банке Скоша, положив туда все наши оставшиеся сбережения, жалкие несколько тысяч. В эмиграционных правилах Канады того времени был такой очень интересный момент. Каждый профессиональный (независимый) иммигрант должен был показать, ещё до получения визы, наличие на своём счёте 7500 канадских долларов на взрослого члена семьи и сколько-то, значительно меньше (вроде 100 долларов), на ребёнка до 18 лет. Причём деньги эти должны были лежать на счёте не в России, но где – нибудь в капиталистической стране, страны СНГ в расчёт не принимались. Я не знаю, как выкручивались остальные, слышал только разговоры, что люди ездили по турпоездке в Польшу или Чехию и открывали счета там или как-то так.

Нам бы тоже по всей вероятности пришлось проворачивать что-нибудь подобное, но по счастью Марина работала формально на Евросоюз, на программу ТАСИС, поэтому Леена Вестман дала ей какую-то бумагу, Марина съездила в Йоэнсуу, открыла там счёт, положила деньги, по-моему 18 тысяч долларов, вырученных от продажи квартиры, взяла справку об этом вкладе, потом предоставила её в посольство Канады, а уже перед самым отъездом, с визой на руках, сейчас детали уже забываются, съездила ещё раз, часть денег сняла налом, оставила родителям. Другая часть, тысяч 6, с которыми мы и приехали, превратила в дорожные чеки Traveller‘s Cheques. Вот эти оставшиеся чеки мы принесли в Банк Новой Шотландии внутри торгового центра на Портидж плейс. Я помню, как сильно удивилась сотрудница банка, принявшая эти чеки и открывшая нам счёт тому, что мы в Канаде всего два дня, а так хорошо говорим по-английски и разбираемся с канадскими реалиями. Сказала, что ей приходилось открывать счета иммигрантам до этого, но никто так хорошо не говорил и так ясно не представлял, что нужно делать. Помню, что было крайне приятно слышать такое.

Ещё запомнился эпизод разговора по-французски с двумя молодыми парнями, приехавшими из Квебека. Вообще в этом хостеле, наверное, только мы жили так долго, то есть больше недели. Большинство людей редко задерживались больше, чем на сутки, ехали куда-то дальше. Эти два парня говорили между собой по-французски на кухне или в салоне у телевизора, я вклинился, вежливо, и мы стали болтать. Я, помню, удивился ещё очень слабому знанию английского у одного из них и был просто поражён, как человек, родившийся в Канаде, может не знать слова «триггер». Для меня это было просто непредставимо! Я почему про них рассказываю сейчас? Да просто хорошо помню, что кто-то из них сказал: «Тебе бы с твоим французским надо в Монреаль!» Не помню, что я тогда ответил, типа того, наверное, что и в Виннипеге с французским надеюсь устроиться хорошо, но вот поди ж ты, такой провидческий разговор состоялся в мае 1998 года, а в сентябре 2000 я уже высадился на автобусной остановке в Монреале, где и живу все эти 13 лет скоро будет.

Из этой фразы становится понятно, что впервые эти строчки я написал в 2012 году, работая в Белл Мобилити, ну вот а редактирую для своего личного блога в конце марта 2022 года.

Пока мы жили в гостинице, я несколько раз брал напрокат у Билла велосипед по пятёрке за час, по-моему или где-то так, на котором ездил знакомиться с городом, даже брал с собой карту, и однажды влип в историю, с которой практически начал писать свой жж. Вот она полностью.

Сворованный велосипед. Первая неделя в Канаде.

Мужик с велосипедом и с велоприцепом для маленького ребёнка стоял перед красным огнём светофора на другой стороне улицы и махал мне рукой. Я даже переспросил его жестом: «Ты это мне?» « Тебе – тебе» , радостно, или так мне показалось, помахал он мне в ответ. “ОК” сказал я сам себе, “видимо, спустя неделю пребывания в Виннипеге, нас уже успели заметить и ценят наше скромное общество”. Я радостно пошагал ему навстречу, ведя велик в правой руке. Когда наши груди встретились в равнении на улице Бродвей, он проворно схватил моего арендованного в гостинице железного и поджарого коня за руль. This bike is stolen. « Этот велик украден» – тоном, не терпящим возражений,  (как будто кто и возникал),  заявил мужик. Белый, между прочим, то есть не индеец, не краснокожий. Говорил по-англосаксонски. Might be – заявил я, твёрдо зная, что вор – не я. “Ну и хули?” – продолжил я про себя, ибо собеседник всё равно не понял бы, скажи я это вслух. Даже интересно, что будет дальше. Дальше всё было весьма тривиально. Сбивчивое повествование о том, что это его велосипед, что его очень легко опознать, и ля-ля-ля и ля-ля-ля. «Короче», сказал я ему. «Ты чё хошь? Чтобы я тебе его отдал? Продал? Я бы и рад, да не могу. Велик взят напрокат в хостеле Guest House Intrernational, где мы остановились по прибытии из России». (так далеко в обяснения я не стал, впрочем, вдаваться). «Обошёлся мне 5 долларов в час. Час почти вышел, потому еду сдавать хозяину. Можешь проследовать за мной, если так хочется». “Нет, я должен позвонить в полицию”. “Зачем звонить? Вот она, полиция, в двух шагах”. Полицейский участок и в самом деле был близок. Пошли туда. Скучающий полицейский выслушал внимательно сбивчивую речь претендента на сворованный внелосипед и мою. Чего-чего, а говорить на госязыках Канады мы умеем, иначе на кой бы припёрлись в неё? Инцидент был практически исперчен и полицейский спросил, вполне логично – а чё бы вам ребята, не направить свои колёса в этот самый отель, благо он в трёхстах метрах от околотка, да там и разобраться? Мне это показалось вполне логичным, но эта гнида, претендующая на велик, спросила: а почему вы не устанавливаете личность ездюка предположительно сворованного велосипеда? Как бы не хотелось копу возиться с бумажками – вынужден, болезный, был это сделать и записал подобие анкеты – когда прибыли, зачем и прочее, что ему было изложено по пунктам. Когда полицейский, наконец, отпустил нас троих – в коляске терпеливо сидела примерно четырёхлетняя дочь велосипедиста, я был с самим велосипедистом очень сдержан и совсем неразговорчив – только показал ему жестом дорогу. Мужик просидел во дворе Гестхауса часа четыре в ожидании прихода хозяина, и я демонстративно не общался с ним, пошёл просто наверх в свой номер. Я не знаю, на чём они там порешили с владельцем нашего отеля, скорее всего последний просто сказал, что купил велосипед с рук, что вполне могло быть правдой, да и отдал его претенденту. Мне Билл вернул 10 долларов – то есть в два раза больше, чем я наездил, и я остался доволен. Потом, когда я здесь, в Канаде обжился, я подумал, что можно было бы хозяина гостиницы потянуть в суд и нехилую сумму отсудить за моральный ущерб, за шок вновь прибывшего, чёрта  в ступе. Но когда ты всего неделю на другом конце света, об этом не думаешь, другие мысли копошатся в башке. Не до сук. Да и Билл тот был, в принципе, хороший парень, миллионов за ним вряд ли водилось к тому же.

Что ещё сделали мы в первую неделю в Канаде?

Само-собой разумеется, что подали документы на получение номера социального обеспечения, этот номер выдаётся на пластиковой карточке всем, кто въехал в страну, девять цифр на нём закодированы так, что чиновнику сразу видно, какой у человека статус (беженец, осёдлый иммигрант и т.д.), в какой провинции выдан и что-то ещё. Номер нам прислали чуть ли не через несколько дней, только вот не помню, как мы выкрутились с адресом. Карточки должны по идее приходить на постоянный адрес, а я точно помню, что мы подали заявку на эти номера, ещё не имея такого адреса. Ну, как-то решили эту проблему. Может быть его прислали на адрес Иммиграции в Манитобе из Оттавы, а мы сходили и забрали.

С первых шагов мы поняли, что в отличие от России, в Канаде почти всё устроено так, чтобы максимально облегчить человеку и первые и последующие шаги его в контактах с госучреждениями. Что здесь положено по закону, делается ровно в отведенные сроки и без нервотрёпки и ожиданий. Тогда же, ясное дело, подались на государственное медицинское страхование, то есть на то, которое даёт право на бесплатное медицинское обслуживание кроме стоматологии. На стоматологию, спустя некоторое время, купили частную страховку Blue Cross. Затраты на эту покупку вычитаются, не полностью, конечно, из налогов.

Ну вот, вроде и всё, что мы сделали за первую неделю. В это время моя очень инициативная б/у супруга, буквально обуянная зудом побыстрее интегрироваться в новую жизнь, тогда как я предпочитал пока осматриваться, вела самостоятельные поиски квартиры на съём, желательно ближе к центру и не в этом районе, где был хостел, так как мы уже поняли, что район этот не совсем благополучный, много индейцев, а это ещё те подарки. О них будет речь. Я в этом процессе даже как-то и участия не принимал и, может быть, зря, потому что можно было найти и получше жильё и центрее, чтобы удобнее было обивать пороги в поисках работы.

По снимку, (который будет приведен несколькими абзацами ниже) из окна нашей квартиры я более-менее точно определил и пометил красным крестиком место, где должен был стоять наш дом. Вантового моста Прованше тогда не было, но старый Мейн Стрит Бридж был.

И вот однажды, надо думать это было к первому июня 1998 года, она вернулась с радостной вестью, что квартиру удалось найти недалеко от «Форкс» – исторического мыса, где, как аборигены гордо заявляли, они встречались уже 6000 лет назад. Поверить можно, проверить трудно. Письменности-то у них, вроде, никогда и не было внятной, хотя на тех же Форкс выбиты какие-то иероглифы, напоминающие египетские, и на английском подписано, что это – язык племени Ассинибойн.

Сейчас, 15 лет спустя, попытался найти в сети, в Гугле, эту улицу, где мы поселились но не получилось. Мост Прованше есть, а рядом – громадный пустырь без названий улиц, за исключением “Театра для молодых людей”, которого тогда не было. Вполне возможно, что всё было с тех пор снесено (дома там были старые) и перепланировано.

Скажу только, что вот до этого старого бывшего железнодорожного моста постройки 1914 года с громадным серым бетонном блоком, некогда служившем для поднятия моста и пропуска лодок в реку Ассинибойн, надо полагать, мне было трусцой от нашего дома (я бегал на зарядку в Форкс) примерно три минуты. Пешочком, может пять минут. Ниже я показываю галерею моих снимков (кроме одного, взятого в сети) сделанных на Форкс в разное время года.

Теперь подробнее о нашей первой канадской квартире.

Марина сторговалась с толстой лэндледи (представительницей хозяина, домоправительницей) за 435 или 475 долларов в месяц за двухкомнатную довольно просторную квартиру, и внесла залог долларов в сто сорок, который эта жаба нам потом не вернула. Зажала она его под предлогом, что мы запачкали ковёр в кухне и надо, якобы, было делать чистку. Это было чистое враньё, пятно на ковре было до нас, просто мы тогда не придали этому значения, были неопытные и не знали, что все неполадки в квартире надо помечать до заключения договора о найме, как не знали и того, что по идее хозяин должен был привести в порядок квартиру до сдачи новым жильцам, если она снимается с начала месяца, то есть покрасить стены, почистить ковёр и т.д. Правда, надо сказать, что в принятии решения о съёме именно этой квартиры я участия не принимал. Моя бывшая всё решила сама. Когда квартира сдаётся в саблет, поднаем, то есть жильцам, которых находишь сам до истечения срока арендного договора, тогда ремонт не делается.

Через несколько месяцев мы сдали нашу квартиру в такой поднаем украинцам, которые вышли на нас по Интернету. Они эмигрировали уже второй раз, собираясь в Канаду из Агрентины. Так вот, жена этого знакомого долго потом обижалась на нас и распространяла по русскоязычной округе слухи, что мы их обманули, что кто-то из их знакомых, мол, въезжал в квартиру и ремонт был сделан. Наши объяснения по поводу того, что это же поднаем, в середине месяца, никак эту женщину из Жёлтых Вод (до неё я не подозревал, что на свете может быть такой город, прямо перекликающийся своим названием со знаменитой песней группы “Кристи”) не убедили, и остался неприятный осадок, который способствовал тому, что общение с «русскоговорящей диаспорой» мы уже тогда стали начинать сводить к минимуму.

Но я буду придерживаться хронологии и рассказывать о событиях первых дней в Канаде строго по порядку. Итак, квартира. Вид из окна был такой. Прямо напротив, за мостом – Больница Св. Бонифация во “франкоязычном” городе Сен Бонифас.

Вид снят камерой, которую дочь Аня привезла зимой, на Рождество или в январе уже 1999 года в свой первый приезд к нам в Виннипег из Дулута. По-моему она оставила мне этот старый плёночный, конечно, «Никон», – цифровые тогда были недоступны по цене, который покупала для курсовой работы в колледже, потом ей он уже был не нужен, и я сделаю им много снимков. 

До автобусной остановки на улице Мэйн было пять минут ходьбы, она находилась примерно в этом месте

До моста, который вёл через Красную реку (Red River) в город Сан Бонифас, тоже было рукой подать. Ну а для того, чтобы пересечь мост, нужно было ещё минуты три, и вот уже ты оказываешься в совершенно уникальном французском городе. В квартиру мы купили диван, матрас для спанья, по-моему даже не кровать, прямо клали матрас на пол, стол обеденный, стулья и компьютерный стол. Купили в магазине Pawn Shop, который присмотрели, когда ещё жили в гостинице. Заказали доставку на субботу, и молодой парень с помощником, у которого был подбит глаз и красовался под ним огромный синяк – результат вчерашней драки в баре, как он сказал, притащили нам всю мебель.

Следующим этапом стала, само собой, покупка компьютера. Покупать его поехали на автобусе в магазин Future Shop на улице Сент Джеймс, гда он и сейчас стоит. Опять же, я писал это всё в начале 2010х, наверное в 2012м году. Сейчас, в марте 2020го года, если вы пройдёте по ссылке, то увидите, что на карте рядом со словами Future Shop стоит closed. “Магазины будущего”, носившие лозунг “Когда-нибудь все будут торговать как мы”, закрылись по всей Канаде. Эпизод покупки мне тоже хорошо запомнился. Во «фьючешопах» по всей Канаде всегда работали, и сейчас работают продавцы, которые, конечно, имеют какой-то минимум зарплаты в час, а всё остальное получают по комиссии, в зависимости от того, что им удалось втюхать покупателю. Я как вчера помню этого молодого белозубого негра, который к нам подскочил, тут же рассказал, что он приехал в Канаду из Греции, что доволен, как слон, что провернул иммиграцию, что компьютер, который сейчас продаст, есть самый лучший в мире, что на нём есть дисковод компакт – дисков (как будто мы этого не знали), что во время работы на компьютере можно слушать диски, в общем всё, что в принципе всем известно, но тем не менее всегда выслушивается покупателем достаточно терпеливо. Так же ненавязчиво парень предложил купить гарантию магазина, объяснив, что если что сломается, то мы мы ничего не платим, что всё заменят бесплатно.

Тогда мы ещё не знали, что это самая настоящая разводка, и что гарантийные машины меняются или чинятся в течение года минимум и без гарантии магазина, что их можно всегда в Северной Америке вернуть в магазин в течение 15 дней со дня покупки даже ничего не объясняя. Просто скажи, что не понравилось, и все деньги вернут. Мы не знали ничего и купили эту гарантию, она нам стоила долларов 300 за год. Забегая вперёд, гарантия магазина оказалась не такой уж никчемной вещью. Монитор-таки сломался, другое дело, что стоил он в то время долларов 100 максимум. Нам его заменили без проблем. Но вообще-то потом я очень хорошо научился говорить с порога, что никогда не покупаю страховки магазинов. И никому не советую – это есть обдираловка, как и скидка по почте (mail-in rebate). Магазин попытается сделать всё, что возможно, чтобы вы этих денег никогда не получили. Интересно было, что во время оформления покупки его собрат, такой же чёрный, спёр какой-то компакт диск, а он при выходе зазвенел (каким же дураком надо быть, чтобы не отломать штрих-код!). Наш продавец бросил нас и кинулся в погоню за вором, но не поймал. Вернулся назад, оформил покупку и мы поехали домой. Компьютер с принтером нам доставили домой дня через три , после чего на нашем счёте осталась тыща с небольшим. Сразу же пошли за речку, в конторку, где тоже продавали компьютеры и аксессуары к ним и рекламировали установку Интернета. Она располагалась прямо за мостом, в городе Сан-Бонифас. Рекламу этой конторы, которая обещала сеть за 15, по-моему, долларов в месяц, мы присмотрели раньше. Установили, конечно, на том же модеме, что и телефон, тогда только такая связь была распространена у простого народа. Нет, конечно, был уже скоростной кабельный интернет у фирмы Шау, но стоил недоступную для нас сумму в месяц, то ли 50, то ли сорок долларов, плюс налог, конечно.

После того, как опробовали Интернет, я сел за рассылку моего резюме и представительского письма по всем мыслимым и немыслимым адресам. Всего, как я потом подсчитал, разослалось около 500 резюме по всему миру, по переводческим агентствам и просто по адресам, где, как мне казалось, может обломиться.
Ответы стали приходить уже в в начале июня, но первые заказы поступили в середине месяца и позже, сначала долларов на 75, потом на сотню с лишним. Я помню, что переводил меню для русского ресторана в Испании, надо полагать, с русского на английский, что-то ещё и, наконец, один большой заказ, долларов на 700, на английский с русского, пришёл из Бразилии, где русские нефтяники что-то бурили. В то же время я отлично понимал, что надо искать постоянную, не обязательно переводческую работу, не по Интернету, поэтому пристально просматривал и местную прессу. Внимание привлекло объявление в газете «Виннипег Фри Пресс» о том, что госучреждению требуется человек, умеющий грамотно печатать на французском и английском. Назывался такой пост “bilingual word processor”, и объявление я увидел, наверное, ещё в мае, там был указан срок, до которого можно было подаваться и, как только появился компьютер с принтером, я сразу же по почте отправил им письмо.
Через ещё неделю примерно был приглашён на тест. Понятно, что им же нужно было знать, правда ли я знаю оба языка и могу печатать на них. Тест я помню очень хорошо, там были вопросы на знание французского языка, они были, как я понял приоритетными, и потом я отлично понял почему. Грамотных франкофонов в Манитобе в целом очень мало, то есть потребности провинции, имеющиеся в наличии люди не покрывают, это точно. К тому же всегда из Манитобы, а это, читай, в основном Виннипег, людей уезжало больше, чем приезжало. В том тесте мне надо было раставить задачи по мере их значимости, помню, что я не знал слова octroi – то ли вылетело из головы, то ли действительно не запомнил его, но меня спасло, что я захватил с собой маленький словарик, которым можно было пользоваться. В общем, худо-бедно тест я сделал и ушёл. Буквально на следующий день или через день был приглашён на интервью, о котором надо сказать отдельно. Ведь это было, по сути, второе в жизни полноценное интервью в западном смысле.
Первое состоялось в том же 1998 году, когда я хотел перед эмиграцией прокатиться в Америку за счёт их бюджета поучиться чему-то, типа от фонда Джоржа Сороса, как я ездил в 1990, только в том случае интервью не было, и я поехал, а во втором оно было, и я его не прошёл в Питере. Помню, как жалко было потерянного времени, поездки из Петрозаводска в Питер. Билеты на поезд оплатили, конечно, но мы ещё платили фотографу, помню, собирали всякие документы, все хлопоты зря. Но если честно, то правильно меня отфутболили, заявка была явно не по моему профилю, шла по разряду журналистики, а журналистом я уже несколько лет не работал.

Так что вот это интервью в каком-то из зданий Manitoba government было для меня событием эпохальным, которое я никогда не забуду. Всего интервьюеров было человек пять, все в официальных деловых прикидах, как и я, конечно, было две женщины, остальные мужики. Говорили примерно с полчаса на французском и английском. Что меня сразило наповал, когда беседовали на французском, так это было «тыканье» на английский манер, кстати, совсем не повально принятое в Квебеке, по крайней мере на таких официальных мероприятиях, как я потом выяснил. Ну да вообще про французский язык Мантобы, так называемый le francо-manitobain, я бы много чего мог порассказать, сейчас пока не буду. Прокололся я на одном вопросе. Был спрошен, как я буду распределять приоритеты в своей работе. Я что-то понёс не в ту степь, ну не было у меня опыта совсем, и это, по-моему срезало все мои шансы. Сейчас-то я знаю, как отвечать на этот вопрос и коротко и длинно, в зависимости от обстановки, а тогда я, надо честно признать, был просто не готов к интервью. Но это был, на самом деле, хороший опыт, не пропавший даром. Я не помню уже, ответили ли они мне, что я не прошёл, или я позвонил спустя некоторое время узнать и мне сообщили, но я тут же подал снова, когда через неделю увидел объяву на точно такую же работу в правителстве провинции. Но на этот раз, видимо руководствуясь тем, что я уже лежал в их досье с «чёрной меткой», они даже не ответили на письмо, я позвонил, конечно же, сказали, что я не был отобран. Ну и ладненько.

Отдельно стоит рассказать о том, как я пытался устроиться переводчиком в Канадскую зерновую комиссию (Canadian Wheat Board) штаб-квартира которой находилась в Манитобе, в Виннипеге. Объявление о том, что им требуется переводчик с английского на французский (это государственное учреждение, и все документы должны быть на двух языках), я увидел в той же «Виннипег Фри Пресс», наверное, в июле. Зашёл на их сайт, и внимательно прочитал и распечатал почти целиком. Даже помню, на каком принтере. Мы его купили вместе с компьютером, но проданные с ним картриджи быстро кончились, и я на велосипеде ездил их заправлять новыми чернилами куда-то на шоссе Пембина. Но ради такой перспективной работы ничего жалко не было. Их предложение, даже без указания годовой зарплаты, выглядело очень солидно, в рамочке, с гербом-колосками, как положено. Потом мне сказали, что это 40 000 в год, что для Манитобы, как я уже говорил, просто сказочная зарплата при том, что средняя по провинции была в то время, наверное, тысяч 20 за год. Я послал им резюме и, даже не получив пока ответа с приглашением на интервью, стал готовиться к нему. Изучил всё, что было написано про Канадскую зерновую комиссию на всех сайтах, а через некоторое время получил и вызов на интервью.

Пришёл, и мы стали разговаривать. Я произвёл на них неизгладимое впечатление, рассказав в мельчайших подробностях, чем занимается их комиссия, почему крестьянам-фермерам выгодно иметь с ней дело, сколько они зерна экспортируют, а сколько оставляют на нужды страны и и т.п. Рассказал даже анекдот про Хрущёва, который совершил чудо: посадил пшеницу в СССР, а урожай собрал в Канаде – намёк на то, что Советский Союз не мог себя обеспечить зерном и импортировал из Канады и Америки. Интервьюирующие – молодой, лет 30 человек и женщина, которая почти ничего не сказала в ходе всего интервью, были в восторге. Парень мне так и сказал, что никогда не слышал на интервью такого глубокого знания о предприятии. После чего перешёл на чистый русский, но я совсем не удивился – знал, что тут украинцев половина жёлтых страниц в справочнике и, естественно, родной язык большинство в семьях поддерживают, а я в жизни не встречал украинца, который не мог бы говорить по-русски.

А потом был тест. Надо было перевести текст с английского на французский. На компьютере набрать, что-то на зерновую тему. Мои незанятия переводами на французскийв течение последних 20 лет, конечно, сказались. В одном месте я заменил глагол décrocher на accrocher, что, в принципе, антонимично. В другом что-то ещё, то есть, честно сказать, тест я завалил, что называется, with flying colors. Иначе и быть не могло, потому что всякая работа требует практики, а для того, чтобы эту практику получить, надо этой работой заниматься, то есть для начала на неё поступить. Замкнутый круг. Что было первее: курица или яйцо? Так и ходят по этому кругу миллионы вновь прибывающих в Канаду, пока всё как-то не образуется. Как говорил бравый солдат Швейк: « Ещё никогда не было так, чтобы не было никак». Ни в какую пшеничную комиссию я не поступил, расстроился, конечно, но не шибко. Я всегда был человеком реальности и сознавал, что этот прыжок был бы plus haut que mon cul, что в принципе невозможно, потому что ты не можешь прыгнуть выше своей жопы. По той простой причине, что она прыгает с тобой.

---

А потом, уже читая все объявления подряд как в англоязычной (Winnipeg Free Press), так и франкоязычной (Liberté) газетах, я увидел, что набирают в охранники. Оказалось, что охранная компания Иннертек со штаб-квартирой в Ванкувере приглашает на работу всех. Если вы пройдёте по этой ссылке, то в комментарии от мая 2017 сможете прочитать, что фирма ушла из Виннипега. Дословно:

This company is no longer in Winnipeg and with good reason. They treated their staff very poorly and never listen to full details. They would put you in dangerous situations that could be avoided.

Да, котора была говняная и набирала всех, кто согласится работать за минимальную плату меньше 7 долларов в час, то ли за 6 долларов 35 центов, то ли за те же 6 долларов, но за 75 центов, что большой роли не играло. А набирала потому, что работники стали бастовать именно из-за такой низкой оплаты и ходили вокруг виннипегского отделения этой конторы с плакатами, мол, хотим лучшей оплаты. То есть я пробирался в эту контору штрейкбрехером по сути. Но мне это обстоятельство было глубоко фиолетово – деньги в банке уже были на исходе, а за квартиру полтыщи надо было вынуть и положить каждый месяц. И надо было что-то есть. Поэтому пришёл я в эту контору на интервью со своим резюме, в котором дофига чего было написано про университет и высшее образование в СССР, и про опыт работы на родине (другого-то ни образования ни опыта не было). Оказалось, что резюме никому и на фиг не нужно, просто заполнил там форму на одном листке, похоже они в тот момент брали ВООБЩЕ ВСЕХ. Чуть ли не назавтра мы уже учились, и сколько мы проучились, я совершенно не помню, но вряд ли больше дней трёх. Самое ценное что я вынес с этих «курсов» было то, как наша преподавательница ответила на такой вопрос:

– Предположим, кто-то с ножом или пистолетом взял в заложники жертву, скажем, в магазине и угрожает её прикончить, если ему не дадут беспрепятственно скрыться. Ваши действия?-

Бравые мужики, конечно, а в группе студентов были не только они, а даже какая-то субтильная, длинная как хворостина, и такая же слабая на вид негритянка из Камеруна, которая проронила как-то на занятиях, что не против знакомства с местным мужиком на предмет, ясен пень, получения статуса, начали выёживаться друг перед другом и говорить, как они отвлекли бы внимание преступника, подкрались бы к нему сзади, стукнули непонятно, правда, где взяли бы её, бейсбольной битой по башке, сломали бы ему руку с ножом (пистолетом) вместе приёмом дзюдо и т.п.

– Забудьте, – сказала учительница. – У вас нет соответствующей подготовки, более того, в описание вашей работы совершенно не входит конфронтация с захватчиком. Ваше дело – наблюдать. Если вы можете вызвать полицию по 911, и никто другой до вас этого не сделал – прекрасно, вызывайте. Остальное записывайте в блокнотик. Приметы там, что за нож или пистолет у захватчика были, как можно больше подробностей на предмет, если он убежит, чтобы потом можно было его найти. Приедет полиция, спросите у полицейского фамилию и чин, а можно только фамилию, и ВСЁ! После этого напишите рапорт для своей конторы. –

Потом она рассказала, что в такую ситуацию мы вряд ли, впрочем, когда-либо и попадём. И добавила что-то типа, мол, надо понять, что вы охраняете чужое, пусть порой и дорогое, имущество, которое к тому же, как правило застраховано, и рисковать ради него своим здоровьем или жизнью будет с нашей стороны глупо.

По истечении срока подготовки будущих секьюрити выяснилось, что мы должны будем за свои кровные купить себе форму, пиджак и штаны, чёрные ботинки (в кроссовках, якобы нельзя было дежурить, но потом все поголовно дежурили в них и не парились) а также белую рубашку, если нет своей, и галстук. Всё покупалось обязательно в определенном магазине, который давал незначительную скидку, но магазину это было жутко выгодно – иметь договор с нашей конторой, потому что секьюрити работали в этом Иннертеке сотнями, и всё вычиталось из будущей зарплаты.

Но деваться было некуда – жена пока не работала, переводы были крайне ненадёжным источником дохода, счёт в банке скукоживался. Надо было идти хоть на какую работу, а пока единственное, что маячило, была эта. Ещё когда я был дома, в Петрозаводске, мой друг Серёжа Свойский, проведший в Монреале к тому времени (к весне 1998 года) уже больше года, написал, что за год потрачено намного больше чем заработано. Ещё тогда я отметил для себя, что у меня такой возможности, тратить больше чем я заработаю, просто не будет. В долг мне там никто не даст, а привезённые с собой деньги слишком незначительны, чтобы не кончились за три месяца жизни. На самом деле они кончились раньше после покупки компьютера и мебели и съёма квартиры. Выход был один: зарабатывать новые. Как бы то ни было, форму купил, получил в полиции удостоверение секьюрити и частного детектива (о, как!), и сразу же устроился охранять правительственное учреждение «Спорт Манитоба».

 

Так здание выглядело тогда.

Несмотря на всю учёбу, на которой, в основном, учили правильно «забукиваться» на дежурство и писать рапорты, представление о том, что именно должен делать секьюрити, было совсем неполным. Или не совсем полным.

Кстати о забукивании. Приходя на работу, я должен был набрать номер центрального диспетчерского пульта на Портидж авеню, где всё время, пока я в Иннертеке работал, сидела одна и та же Александра, очень приятная молодая женщина, работавшая чётко и расторопно, и сказать: Security Nikolaev is booking on duty at 4:45 PM, например. Говорилось это, впрочем, не Александре или её сменщице, а магнитофону. Мы должны были быть на работе на 15 минут раньше, а уходить строго вовремя, что, в принципе, было чистой воды воровством нашего столь низко оплачиваемого времени. Каждый день по пятнадцать минут – это 1 час 15 минут за неделю в пять дней. Дарили работодателю. Вот сейчас работаю, фиг минуту бесплатно отдам! Но никто и не требует, потому что сверхурочные оплачиваются в полуторном размере. А почему вспомнил про эту фразу? Дело в том, что когда я начал, примерно к 1966 году, изучать английский в средней школе номер один города Сортавала у Розы Максимовны Васильевой, едва ли не первые фразы, которые мы разучили, ещё не зная, как писать английские слова , были: Who is on duty today? и отвечать на это надо было I am on duty today. Так что вот где пригодились мои первые английские слова, не прошло и 40 лет.

Надо напомнить, что в 1998 году 30 мая мне исполнилось 43 года. А приехал я в Канаду в 42, за неделю до дня рождения.

Потом каждый час надо было звонить и оставлять на автоответчике в центральной диспетчерской сообщение, что ты находишься на дежурстве. Предполагалось, что если в назначенное время звонка не поступит, то тебе перезвонят, а если ты не ответишь, значит что-то случилось, и на твою точку выедет field security, ну, типа ефрейтора что-то. Потом, по мере службы, достаточно быстро выяснилось, что сообщения эти никто не прослушивает, и мне, да я уверен, что не только мне, случалось пропустить час-другой-третий, и никто даже ноздрёй нигде не повёл, не то что приезжать.

Филды приезжали правда пару-тройку раз за всю историю моего несения службы, но внезапно, в середине дежурства, часто ночью (потом я работал по выходных ночами в секьюрити и днём по восемь часов в будни – в фирме «Уоткинз», об этом речь впереди). Приезжали, проверяли, если у меня была неуставная рубашка, скажем, голубого, а не белого цвета (красную уж я не способен был надеть и так), то так и писали в рапорте, что нарушена, мол «форма одежды». Все, впрочем, знали, что это не такое нарушение, за которым могут последовать какие-то санкции, и что с такой должности как у нас тогда, с минимальной зарплатой, без всяких бенефитов первые три года, а редко кто способен продержаться на такой службе больше трёх лет кряду, просто не увольняют ВООБЩЕ.

То есть записали они про рубашку, я подписал, знаю, что в следующий раз наведаются через три-четыре месяца и, если им повезёт, попадут на белую рубашку. Не повезёт, попадут на зелёную и ещё раз запишут. Мне-то что? Так я и работал, начиная где-то с июля-августа 1998 года по, примерно, ноябрь, пока не нашёл работу в фирме «Уоткинс», до которой пока, по хронологии, довольно далеко. Работа в секьюрити, конечно, была лёгкая и непыльная. Поскольку своей стойки, как у всех приличных секьюрити в учреждениях, у меня почему-то не было, и поскольку на втором этаже стойка-таки была, за которой сидел их собственный секьюрити от Спорт Манитоба, и я не имею ни малейшего понятия зачем им ещё нужен был я – я так понимаю, что деньги бюджетные, моя зарплата мизерная, кому-то сверху в провинциальном спорте показалось, что нужен ещё один охранник.

Вот я и ходил туда часам к пяти вечера, благо контора была минутах в 10-15 хода от нас, и возвращался домой за полночь, но в районе минут 15 первого, не позже. Получил какие-то 700 – 800 долларов за месяц (то, что, в принципе, мог бы заработать переводами за три дня), и зарабатывал время от времени, да вот только заказы были спорадическими, а тут была стабильность. И нарабатывался, какой-никакой канадский опыт – едва ли не самая важная штука здесь. Ну, наряду с кредитной историей, конечно. Интересного было мало в этой работе, но свободного времени – уйма. Я много читал на дежурстве и занимался французским, делал всякие выписки из книг, которые брал во французской библиотеке города Сен Бонифас (Св. Бонифаций).

В принципе никто не докучал никакими проверками, каждый час я звонил, докладывал, опять же каждый час отправлялся патрулировать здание по всем шести этажам, так было записано в моём описании работы и, хотя можно было пройти по лестнице всё за 10 минут, я находился обычно в патруле по полчаса всякий раз, поэтому время протекало достаточно быстро. Когда проходил по “кабинетам”, по-английски кьюбиклам сотрудников, то невольно думал о том, что как бы хорошо было работать в таком месте, со своим компьютером, в огороженом, хотя и не изолированном пространстве, где было всё необходимое – стол, шкафчики на колёсиках, стены, доска, на которую можно прилепить кнопками бумаги. Лепота.

2015 год. Мой кьюбикл в предпоследний год работы в Белл

Сейчас, когда пишу эти воспоминания, за плечами по меньшей мере 13 лет именно такой офисной работы. Мечта идиота сбылась и жизнь опять удалась. А тогда было сурово и неизведанно. Что ещё запомнилось? Молодой секьюрити, лет двадцать ему самое большое было, от Спорт Манитоба, который , когда мы разговорились, и он узнал, что я свободно говорю по-французски, решил практиковать язык со мной. Он закончил école d’immersion , то есть дословно «школу погружения», имеется в виду погружение учеников во французский язык, где англофонам все предметы даются на языке Мольера, и он довольно бегло говорил на нём. Писал он на этом языке очень плохо, я могу судить, потому что однажды он мне прислал мейл, но болтал приемлемо, и даже с французским, не квебекским, и уж точно не франко-манитобским акцентом. Не исключено, что преподаватель(ница) у него был(а) француз (француженка) из Франции, я потом таких встречал в Манитобе. Я хорошо помню, что как-то, во время болтовни, вечера у секьюрити длинные, делать нечего, здание закрыто на ключ изнутри, мы болтали, и он рассказал, как его родственники ездили в Финляндию и видели там чудо – громадную церковь о двадцати главах, построенную целиком из дерева, и им гид поведал, что возведена она была без единого гвоздя!

Ясно было, что родственники рассказывали ему про Кижи, но в глазах 20-летнего канадского парня что финская, что русская Карелия было одно и то же. Я сказал ему, что та церковь находится не в Финляндии, а в России, недалеко от того как раз места, откуда я приехал, но не помню его реакции, да и была ли вообще она?

На этом месте я закончу первую часть рассказа о “Первых шагах в стране клёвого листа”.

Вторую читайте здесь.