Пост первый.
Ваша дочь подбрасывает надутый воздушный шарик. Вы нажимаете на “пипку”. Так мы называли кнопку спуска фотоаппарата. “Мы” – это петрозаводские любители фотографии начала 1980х годов и члены фотоклуба “Полюс” при Петрозаводскмаше. Дочь остаётся стоять с поднятыми руками, шарик висит на полметра выше её. Он никогда не упадёт на землю.
Ну да, он всё-таки упадёт, законы всемирного тяготения неумолимы. Но несколькими секундами позже. Когда ваше дитя станет старше на эти несколько секунд. Если фото вас удовлетворит, вы его напечатаете с негатива. Если снимаете на обратимую плёнку, то её нужно будет проявить и засветить, а потом, для лучшего просмотра, вставить в аппарат для просмотра слайдов. В диапроектор или проектор диапозитивов.
Когда-то давно, в начале тех же 1980х годов, то есть в дебюте моей “журналистской” карьеры (почему в кавычках вы поняли, надеюсь: то, чем мы занимались, журналистикой ни разу не было), я прочитал в издании “Журналист” издевательскую реплику типа сегодняшних соцсетейных “бугага” в ответ на вопрос читателя о том, как засвечивать обратимую плёнку. В редакции “Журналиста” не знали, что негатив “обращается” этим самым засвечиванием и превращается в позитив.
Если вы останетесь довольны результатом, то карточка или слайд пойдут в семейный альбом. И вполне вероятно может случиться, что ваша уже взрослая дочь покажет её своей дочери, когда та будет в возрасте матери на фотографии.
Этот процесс фиксирования стоп-кадром момента в настоящем, тут же превращая его в прошлое для откладывания в копилку будущего, движет людьми, снимающими примерно, очень примерно, 3000 фотографий каждую секунду.
Фотографии дают нам возможность вновь вдохнуть аромат давно увядших цветов, почувствовать дуновение давно утихшего ветерка, воскресить черты некогда дышавшего лёгким дыханием любимого человека, которого нет с нами уже несколько десятков лет. Глядя на карточку мы можем ещё раз, (который уже?) пережить переполнявшую нас когда-то радость или почувствовать снова укол жгучей утраты. Они показывают нам, какими мы были и, в какой-то мере, какими мы останемся навсегда.
Ничто из предметов наших владений не делает то, что делает фотография. До появления Интернета и потом “облаков” в нём, многажды можно было услышать о том, как при пожаре люди хватали самое ценное – альбомы с фотографиями.
Всем начитанным людям известно, что фотография значит “светопись”, но такое определение слишком упрощено. Да, мы авторы наших фотографий, но пишем мы камерой, миниатюрной тёмной комнаткой с одним окошком. Затвор, который можно назвать этим окном, нарезает нам в долю секунды ломтик света. Свет проецируется на поверхность плёнки или на матрицу цифрового фотоаппарата.
В серии нижеследующих постов я покажу вам коллекцию одного из самых удивительных и элегантных изобретений человечества.
А текст, приложенный мной к картинкам, расскажет вам о череде событий, вполне возможно ведущих начало из древнего Китая, где тогдашние его обитатели очаровывались игрой теней.
Фотографии могут служить своего рода паспортами. Контуры лица Хелен Миррен (Елены Мироновой) могут вызвать в вашей памяти путешествие во времени из царской России в самый последний фильм, демонстрировавшийся на Каннском фестивале. Если вы, конечно, поинтересовались хоть однажды её прошлым.
Картинка часового в тёплом тулупе до пят, стоящего на водонапорной башне моего родного города, взятая из финских военных архивов, отразит на матрице моего мозга целую гамму событий Зимней войны и моего детства, прошедшего в этом городе.
Можно спорить о том, что фотография врёт. Что её информация случайна, временна и легко поддаётся манипуляции, особенно в нашу, цифровую, эпоху. Поэтому, глядя на неё, мы не должны верить своим глазам и поддаваться эмоциям.
Это верно, но если подумать, то всего лишь умничанье. Конечно, изображение можно изменить, ведь это лишь шаблон, образец, паттерн по-новомодному, чередования света и тени. И, конечно же, фото показывает лишь одну из миллионов перспектив, присутствующих на свете в любой определенный момент. Но ведь так было всегда.
Фото, которыми мы дорожим, рассказывают нам ценную для нас историю. И любой из нас, сохраняющий карточку с шариком, зависшим навсегда в воздухе, послужит живым доказательством того, что фотоаппарат, в данном случае совершенно неважно, встроен ли он в сотовый телефон или является отдельным прибором, представляет собой самый распространённый фиксатором жизни. Он не заменяет ни музыки, ни языка, ни живописи. Но он описывает нашу жизнь. Берёт частицу света и, без всякого усилия, с невыносимой лёгкостью бытия, и пусть не всегда живописно, запоминает те моменты, которые мы ценим. А время неумолимо шуршит мимо.
Чтобы вы не подумали, что я умею так умно писать. Текст, приведенный выше, является переводом, но точнее будет сказать переработкой, я не задействовал для этой цели переводческих машин и обдумывал каждый абзац, переписывая порой его по нескольку раз, предисловия книги об истории фотографии, откуда будут взяты последующие карточки и повествование, с вкраплениями моих личностных моментов. Как-никак, а фотографией я занимаюсь примерно с зимы-весны 1979 года, когда организовал в подвале средней школы посёлка Харлу Питкярантского района, где я преподавал до середины апреля того же года французский и английский, фотолабораторию и фотокружок. А увлёк меня этим занятием, которое продолжается вот уже скоро 45 лет, мой покойный друг Николай Корпусенко. О нём я вспоминаю в блоге.
Может быть и стоит констатировать очевидное:
Для того, чтобы понять, как работает камера, полезно признать, что на самом деле никто и никогда не видел света.
Представьте себе коробку, выложенную абсолютно чёрной бумагой и заливаемую светом. Если вы заглянете внутрь её, то увидите бесконечную черноту. Чернее, чем темное пространство между звёздами.
Но, допустим, вы роняете в эту коробку свежий вкусный банан. Его желтизна и зелёные её оттенки сразу же проявятся на свету, выявляя истинный цвет фрукта, не так ли?
Не так. Первое, что нужно понять про свет, объективы, плёнку и сенсоры, это тот факт, что многое из того, что мы принимаем за само собой разумеющееся перевёрнуто с ног на голову и искажено.
На самом деле в банане квартирует любой цвет, кроме жёлтого. В рубине нет красного, в ясном небе – голубизны, как нет зелени в тропическом лесу. То, что мы видим, как жёлтый цвет, да и любой другой есть лишь срез электромагнитного поля вокруг нас. Повсюду, где мы помечаем видимый спектр. Наш глаз воспринимает этот спектр в виде непрерывного поля, расположенного между инфракрасными и ультрафиолетовыми лучами. Воспринимает в виде волн размером от 400 до 700 нанометров.
Когда свет попадает на банан, эти волны всех длин, за исключением жёлтого, поглощаются его кожурой. А волны, чья длина совпадает с жёлтым цветом, отскакивают от неё в ваш глаз, а из него идут в ваш мозг. Так свет придаёт цвет и форму окружающему нас миру.
Благодаря Исааку Ньютону и его интеллектуальным преемникам, учёные теперь знают многое про оптику, психоневрологию зрения и про свойства электромагнитного спектра. Но большинство из нас всё бродит в темноте в отношении познания света, как английский писатель 18 века Самюэль Джонсон, который сказал: “Все мы знаем, что такое свет, но не так-то просто сказать, что он такое”.
Школьные учителя физики начинают определение света с того, что его скорость является единственной всеобщей постоянной величиной. Потом говорят о том, что он существует как в виде волн, так и частиц, называемых соответственно квантами и фотонами. Объяснения принимаются, но большинство нас понимает такую трактовку как сбивающую с толку.
Камера работает практически так же, как человеческий глаз. Хотя существует много способов экспонирования светочувствительных пластин и плёнки без участия фотоаппарата, можно с уверенностью говорить о том, что почти все известные нам фотографии были сделаны внутри светонепроницаемой коробки с помощью вмонтированной в её переднюю стенку линзы. Камера кажется самой простой из машин, произведенных Промышленной революцией, но, как мы увидим ниже, совсем не всё подмечает глаз.
Историки от фотографии могут спорить по поводу того, кто именно что сделал, кто у кого украл идею, или кто первый показал то или это. Всё это на самом деле почти не имеет значения. Если годное изобретение предъявили миру, народ слетится на него, как пчёлы на мёд.
Как однажды элегантно заострил на этом внимание Джон Шарковски в своей истории медиума, книге “Фотография до сегодняшнего дня”, прогресс светописи больше похож на развитие сельского хозяйства, где постоянный поток маленьких открытий ведет к обнаружению открытий побольше, что в свою очередь запускает череду экспериментов, изобретений и прикладных применений в то время как рутинная ежедневная работа продолжается без перерыва.
Люди инстинктивно понимают, что фотография изначально была “письмом с помощью света” и что всё можно перенести в документ, не требующий перевода. Карточки могу писать историю не хуже учёных и доносить новости с таким же успехом, как это делают газетные заголовки, бесстрастно выставлять на обозрение красоту и уродливость и играть на любых эмоциональных струнах души неравнодушного зрителя.
Фотографии, как и писательский труд, являются потенциально мощным медиумом. Любой владедец фотоаппарата, в теории, может приложить “карандаш природы” к своей цели рассказчика о чём бы то ни было. Конечно, способность делать вещи хорошо редко является таким простым делом, как кажется вначале.
Пути света неисповедимы. Любая камера должна повиноваться неумолимым законам физики (латинское слово, обозначающее природу). Для того, чтобы “снять фото” аппарат должен впустить в себя нужное количество света должным способом и наложить его на подходящую поверхность.
Однодолларовый фотоаппарат “Кодак Брауни”, вышедший в продажу в 1990 году отличается от сегодняшней 5000-доларовой цифровой камеры точно так же, как самолёт братьев Райт разнится с космическим челноком НАСА. Но суть остаётся прежней. Усовершенствование базовой модели даёт лучшие результаты и приносит больше денег всем, кто расположился рядом с пищевой цепочкой.
Телефон, автомобиль и радио изменили первую половину 20го века. Телевидение, компьютеры и сотни устройств, облегчающих труд человека – вторую. Но всё это время фотоаппарат работал всё упорнее для того, чтобы предоставить то, чего не могли дать другие устройства. Что-то уникальное, личное и постоянное. Ни один кадр не является точной копией другого и каждое новое изображение рассказывает разные истории.
Нам знакомы имена Дагера, Истмана, Хассельблада и Лэнда. Эти люди стоят за изобретениями, которые мы распознаём с первого взгляда. Но есть и другие имена, такие как Фрэнк Браунел, Ричард Мэддок, Джозеф Петцваль, Горо Йошида и Стивен Сассон. Их инновации способствовали стремительному развитию фотографии.
Коллекция фотоаппаратов из музея Джорджа Истмана, из которой взяты все фотографии для этой серии постов представляет прошлое камеры. А в конце серии я приведу несколько рассуждений о том, что может нарисовать в будущем этот “карандаш природы”. Цифровая технология уже спаялась с Интернетом и использует изображения десятками способов. В то же самое время как число людей Земли равное половине их количества, когда-либо жившего на планете ведёт борьбу за овладения ресурсами всякого рода, почти вся мировая информация становится всё более доступной, в основном бесплатно, для почти всего населения земного шара.
Большая часть того, что мы называем великими произведениями, была написана простенькими устройствами, которые легко держались в одной руке. Они не требовали ни перезагрузки, ни перезарядки, ни апгрейдинга. То же самое касается и фотографов.
Самая дорогая камера лишь рассказывает историю. Технология – одно. Фотограф – другое.
Этот текст, с очень небольшим сокращением
и с незначительными добавлениями с моей стороны
является переводом введения к книге,
указанной выше. Его автор – Тодд Густавсон,
технологический куратор
Международного музея фотографии и фильма
