На прошлой неделе, думаю, дело было во вторник, я ездил переводить в Верден.
Приехал немного заранее, клиенты опоздали, поэтому сидел в верденской дирекции по защите молодёжи.
На ТВ в фойе играли в футбол.
Мне было совершенно пофигу, кто с кем играет, поэтому, когда картинка пропала, я нисколько не расстроился.
Расстроился китаец, который был в одном предбаннике этого заведения со мной.
Во всяком случае, я принял его за китайца. Он был в маске, я тоже, так что судить я мог только по глазам. Вы знаете, почему китайцы раньше белых засыпают? Да, вы очень проницательный человек, им легче и быстрее закрывать глаза.
Так вот, этот, назовём его политкорректно азиатом, человек лет под 50, стал спрашивать у работников рецепции про провайдера их ТВ и про всяко разно. На хорошем французском Франции. У меня нюх настроен на мгновенное различение нормального французского, на котором, смею надеяться, да что уже скромничать, проверял во Франции, говорю я, и квебекского диалекта французского.
Но всякое ж в жизни бывает, и не буду же я спрашивать у незнакомого китайца, где он так хорошо овладел языком Мольера. Я охотно иду на контакт с нормальными и даже не всегда нормальными людьми, но инициативу не проявляю обычно. 100500 раз заявлял я, и продолжаю стоять на мнении, что мне для жизни никто не нужен вообще-то. Порой из самых близких.
И тут выходит, чтобы китайцу подсказать, из своей стеклянной будки, рецепционистка в платке до пупа (просто обалдеть, сколько femmes soumises в Монреале) и спрашивает, есть ли у меня рандеву. Я говорю, что я переводчик и жду клиентов.
Китаец между тем победил телевизор и восстановил картинку футбольного матча в Катаре. Довольный этим обстоятельством, а надо заметить, что пока он занимался ТВ, он беседовал сам с собой на безукоризненном французском Франции, и подошёл ко мне. Очень вежливо спросил, сославшись на то, что слышал слова рецепционистки в платке, с какого языка, если не секрет, я перевожу. “С русского, хули”, – ответил я почему-то на французском, опустив “хули” в откытой речи.
Он показал мне, в знак одобрения, два больших пальца на обеих своих руках с синеватыми прожилками. Я по рукам безошибочно определяю возраст в диапазоне 5-10 лет.
И тут настал мой черёд, как у тех пионеров смелых, что спросили моряка в бескозырке белой и в полосу воротнике, выпытать у него, как это китайцу удалось так искромётно овладеть французским. Сказал ему, что слушал его говор и его франсэ est impeccable (безукоризненный). “Ваш тоже” – ответил он комплиментом на мой. И продолжил, что никогда бы и ни за что не отличил меня от француза и всё такое прочее. Приятно, но уже проходил много раз. Меня он озадачил тем, что сказал, что за парижанина я не схожу, но в обитателя Иль де Франс втискиваюсь. Ну, и на том мерси, чо.
Стали базарить. Китаец оказался жутко разговорчивым и склонным к общению и тут же выложил, что он – мой коллега, работает от того же банка переводчиков Жером, что и я, только с японским (который не востребован тут, японцы не эмигрируют никуда) и испанским (!). Тут я присел малёхо и не мог сдержать удивления, хотя обычно в таких случаях веду себя как доктор Мартин.
“Как это с испанским? – спросил я. – Вы родились в Японии, надо полагать?”
“Да. Но я родился в семье дипломата и лет с семи стал ездить по свету, часто задерживаясь в Латинской Америке, где ухватил испанский и португальский. А французский уже с репетиторами” и т.п. – затараторил теперь уже японец.
Обменялись парой фраз на испанском. yo hablo español también (usando traductores automáticos), конечно. Говорит, собака, бегло.
Спросил, как его фамилиё. Танака. Спросил, значит ли это что-то. Он сказал, что типа, там, на равнине, долине или на лужайке, и что его имя в родной стране распространено так же, как Нгуен во Вьетнаме и Трамбле в Квебеке.
Мы бы ещё долго общались, но пришли мои клиенты. Я ушёл работать с семьёй, но фамилию его запомнил и пошарил по Интернету. Тем более, что он дал и второе имя – Милтон.
Оказалось, что мужик не только переводит. Он ещё и актёр и танцор.
Вот такие, блин, встречи, бывают. Так что я теперь знаю, у кого спросить, как это будет по-японски, что вряд ли мне понадобится. Он же в нашем банке переводчиков, даже адреса записывать не надо было – все мейл-адреса у нас открыты для сотрудников.
Кстати, было интересно и то, что мы закончили работу одновременно и оказались вместе в том же предбаннике у рецепции. Он явно хотел общаться со мной и спросил, не иду ли я в метро (у его была с собой велосипедная каска и я думаю, что велик стоял у двери Дирекции). Я бы мог пойти с ним, мне было по пути к моей машине. Но внезапно стало очень скучно. Я подумал: “А что ещё он мне может рассказать нового?” И отклонил его предложение. Пошёл в одиночестве, сняв пару кадров в Вердене. Например с этим автобусом с рекламой почтовой марки с Леонардом Коэном.
Что-то на склоне лет мне всё меньше хочется терять времени на досужие разговоры, тем более плести реальные социальные сети. Не говоря о виртуальных. Линкит я держу, конечно, но если захожу туда, то не чаще раза в неделю. Лет 20 назад я бы обеими четырьмя руками ухватился за возможность познакомится с новым, тем более с таким неординарным человеком. А теперь, когда мне не надо больше никуда устраиваться и искать своё место в жизни, я предпочитаю остаться наедине со своими мыслями и рассуждениями. Тем более что они столь глубоки у меня. Вы же не станете с этим спорить, раз, не отрываясь, дочитали до конца включительно.
