Некрополь в городе является самым большим русским кладбищем во Франции. Здесь расположены захоронения представителей России. Об этом в воскресенье сообщила газета Le Monde со ссылкой на главу Комитета по уходу за русскими православными захоронениями в Сент-Женевьев-де-Буа Николая Лопухина.

“В этом году город не принял денег от Кремля, позволяющих финансировать возобновление аренды российских участков”, – приводит издание его слова.

Как отмечает газета, с момента подписания соглашения о партнерстве между Москвой и Сент-Женевьев-де-Буа в 2005 году Россия оплачивала аренду мест, где похоронены люди, у которых не осталось родственников. После отказа города от средств из РФ, Лопухин занимается поиском других источников финансирования. “Мы можем найти €10 или €15 тыс. для возобновления на 10 лет аренды 22 участков. Однако [продление] на более длительный срок превысит наши возможности”, – добавил он.

Еще одна проблема, вызывающая обеспокоенность главы комитета – это крайне ветхое состояние кладбища. Как отмечает издание, в 2018 и 2020 годах Россия провела инвентаризации кладбища, в результате которых было установлено, что 45% захоронений нуждаются в восстановлении. Однако из-за пандемии и ситуации вокруг Украины от проекта реставрации пришлось отказаться.

Франция не продлила аренду русских захоронений на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Что важно знать об истории этого места?

Владимир Нордвик

В конце прошлого года местные власти отказались принять от России платеж за аренду нескольких захоронений на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа во Франции. Здесь нашли вечный покой выдающиеся представители русской культуры и многие эмигранты разных волн – всего около 15 тысяч человек. Источник в администрации в ответ на запрос русской диаспорты неофициально намекнул, что причина – в конфликте на Украине.

Между тем, почти половина русских могил нуждается в реставрации, а захоронения с обветшавшими надгробными сооружениями могут быть переданы в другие руки. О том, что какое значение для России имеет кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, несколько лет назад рассказывали Татьяна Шамшева, на тот момент возглавлявшая комитет по уходу за так называемым “русским каре” (скончалась в январе 2022 года), и Николай Лопухин, регент церкви Успения Богородицы, построенной и освященной в 1939 году. “РГ” приводит полный текст интервью.

Английская леди и русская княгиня

– У вас здесь похоронен кто-то из родных, Татьяна Николаевна?

– Да, мама Лидия Александровна, отец Николай Васильевич и младший брат Константин. Вся семья.

Но я хочу рассказать по порядку и начать с англичанки Дороти Пэджет. В свое время ее отец осваивал в Баку нефтепромыслы, возглавлял там представительство компании Shell, в их семье всегда была русская прислуга. Позже юную Дороти отправили в парижский пансион княгини Веры Мещерской. Как тогда говорили, для обретения светского лоска…

Дочь последнего посла Российской империи в Японии спас от большевиков семейный повар Мещерских: он вывез Веру Кирилловну из революционного Петрограда, а та открыла в Париже кулинарную школу, где среди прочих занималась и мисс Пэджет. После обучения гастрономическим секретам и хорошим манерам англичанка уехала на родину, в Лондон. Вскоре Дороти стала наследницей многомиллионного состояния и написала княгине, что хочет отблагодарить ее за гостеприимство и высылает банковский чек. Мол, вы лучше знаете, как позаботиться о нуждающихся в помощи земляках, которые оказались на чужбине.

На эти деньги в середине двадцатых годов прошлого века Вера Кирилловна купила в Сент-Женевьев-де-Буа участок земли с усадьбой, названной позднее “Русским домом”. По сути, это был приют для престарелых и малообеспеченных эмигрантов из России. Княгиня стала в нем директрисой. Когда старики умирали, их хоронили на соседнем кладбище. Первые русские могилы здесь датированы 1927 годом.

Кстати, сейчас приютом заведует Николя де Буаю, правнук княгини Мещерской.

Традиции сохраняются…

Так получилось, что я хорошо знала мисс Пэджет. В детстве вместе с братом и родителями мы жили неподалеку от дома англичанки в Каннах. У нее по-прежнему работали русские повара, горничные, водители. Она рассказывала мне о знакомстве с Верой Мещерской и своем участии в судьбе наших соотечественников. Дороти еще много лет помогала “Русскому дому”, переводила деньги на все необходимое.

Думаю, без мисс Пэджет здесь ничего сейчас не было бы. О ее вкладе обязательно надо упомянуть.

– Считайте, уже сделали это. Но вы пока ничего не рассказали о своей семье.

– Честно могу ответить, что мне известно сравнительно мало. Знаю, родители были из казаков. Мама – урожденная Мальчевская. Есть такая станица в Ростовской области. Она оттуда. Папа служил офицером в белой гвардии, правда, не скажу, в каком именно звании. По молодости не очень интересовалась, а потом уже не у кого было уточнить.

Впоследствии папа пытался найти родню в СССР, много раз обращался в Красный Крест. Однажды ему ответили младшие сестры, оставшиеся жить на Дону. Мол, почему не приезжаешь, брат? В Советском Союзе так замечательно! Он их спросил: если все прекрасно, как вы пишете, почему же ютитесь в двух комнатках для прислуги в нашем бывшем фамильном доме? На этом связь прервалась, больше писем из СССР папа не получал. Видимо, не тот вопрос задал…

А тогда, в 1920м, родители вместе с отступавшими частями белых сначала оказались в Турции, затем – на Балканах. Мама знала людей из окружения сербского короля Александра I Карагеоргиевича, и ей удалось получить отдельную квартиру в Белграде. Часть комнат сдавали в аренду, это приносило доход, позволявший хоть как-то существовать.

Захоронения русских эмигрантов на кладбище Сент-Женевьев‑де-Буа

Потом родители перебрались во Францию. Я родилась уже здесь. В городке Монтаржи южнее Парижа обосновалась большая община донских казаков. Там папа с мамой открыли столовую для русских рабочих. Следующей остановкой стали окрестности Гренобля, где родители занимались разведением лисиц на звероферме. А уже оттуда мы уехали прямиком на юг, на Лазурный берег.

Мама была обворожительно красивой, мэр Ниццы в знак расположения и симпатии предоставил нашей семье газетный киоск на Promenade des Anglais… как это звучит по-русски?… на Английской набережной. Папа продавал газеты в самом, наверное, красивом месте города и так зарабатывал на жизнь.

А мама в 1933 году даже участвовала в съемках фильма “Дон Кихот” на студии “Викторин”. Там играл и Федор Шаляпин. Мама познакомила нас, мы несколько раз отобедали вместе. Помню впечатление, которое произвел на меня мощный голос великого певца. Любопытно, что режиссер Георг Вильгельм Пабст сделал три варианта картины, всякий раз снимая ее на другом языке – английском, немецком и французском. Маму позвали в последнюю версию.

Из Ниццы мы переехали в Канны, где я пошла в русскую школу, располагавшуюся в так называемой “Вилле Казбек”. Когда-то она принадлежала великому князю Михаилу Михайловичу, внуку Николая I. В разные годы там бывали Сергей Дягилев, Коко Шанель, другие знаменитости. После событий 1917 года виллу поделили на отдельные квартиры, в которых жили русские эмигранты. Открыли там и школу.

Французский язык я стала учить в девять с половиной лет, до этого говорила по-русски. В классе были ребята постарше, учительница занималась со мной после уроков, помогала готовиться к экзаменам. Постепенно я подтянулась, догнала остальных.

Примерно в то время я познакомилась с мисс Пэджет. Потом началась Вторая мировая. В Канны вошли итальянцы, участвовавшие в войне на стороне немцев. Папу насильно отправили на работы в Нюрнберг, в Германию. Согласия никто не спрашивал. Фактически это была мобилизация на трудовой фронт.

Мама решила уехать в Париж, где раньше осел ее родной брат. Перед отъездом мисс Пэджет подарила мне фотографию с автографом и сказала напутственные слова: “Будь осторожнее, моя дорогая. Париж опасен для молоденьких девушек”.

Сначала я жила в пансионе для детей из русских семей, училась в лицее. Это еще во время немецкой оккупации. Потом получила диплом юриста, устроилась в крупную нефтяную компанию, где и трудилась много лет.

С мисс Пэджет я поддерживала связь до конца ее длинной жизни.

Вот такая история. Без утайки рассказала вам все, что помню.

Мсье Президент и другие важные персоны

– Когда вы стали заниматься некрополем в Сент-Женевьев-де-Буа, Татьяна Николаевна?

– Ассоциацию по уходу за русскими могилами создавали наши родители. Это было более полувека назад, в середине шестидесятых годов прошлого века. До меня комитет возглавлял Григорий Христофоров. Из-за преклонного возраста ему становилось все сложнее выполнять обязанности председателя, и он предложил мне включиться работу.

Наверное, могла бы отказаться, но посчитала, что не вправе так поступать. Взялась за самые насущные вопросы, втянулась и вот с тех пор этим занимаюсь.

– Почти сорок лет?

– Наверное. Не считала.

– Вам передали какие-то документы, архив?

– Нет, по сути, пришлось начинать с нуля.

В первую очередь нужно было организовать сбор пожертвований, чтобы содержать погост в порядке. Работа, может, и не слишком заметная, однако крайне необходимая. И трудоемкая, отнимающая много сил.

Казалось бы, элементарная вещь: летом надо постоянно поливать цветы, чтобы не засохли от жары, но местные рабочие, среди которых много выходцев из Португалии, в июне уезжают на историческую родину и возвращаются в августе. Приходится привлекать людей со стороны. Любой труд должен быть вознагражден, а где, извините, взять деньги, если часть родственников тех, кто покоится на погосте, перестала платить обязательные ежегодные взносы? Сегодня за нами числится долг в двадцать тысяч евро. С одной стороны, сумма не такая уж значительная, но ее ведь нужно погасить.

– Местная община большая?

– Человек шестьдесят. Это не только русские, но и этнические сербы, молдаване, болгары. Потомков эмигрантов первой волны осталось мало – считаные единицы. Правда, появляются новые прихожане. Основная масса их живет в Париже и приезжает сюда на воскресную службу.

Вот и выходит, что мертвых сегодня тут больше, чем живых. На погосте находится свыше пяти тысяч русских надгробий, под ними упокоилось около пятнадцати тысяч человек.

– Как так?

– По французским законам через двадцать лет могилу можно использовать для новых захоронений. Более того, если вовремя не продлить срок аренды, всё буквально сровняют с землей. Собственно, поэтому и была создана наша ассоциация. В шестидесятые годы местные чиновники планировали закрыть русское кладбище. К счастью, нам удалось отстоять всю территорию.

– На помощь советского государства рассчитывать в ту пору не приходилось?

– Разумеется. Ведь большевики и их наследники считали, что здесь похоронены враги и предатели. К белоэмигрантам в СССР не могли относиться иначе.

Все изменилось с распадом Союза. Хотя, например, Борис Ельцин никогда не приезжал сюда.

А вот Владимир Путин побывал в Сент-Женевьев-де-Буа в ходе первого же визита во Францию в качестве главы государства.

– Вы проводили экскурсию для высокого гостя, Татьяна Николаевна?

– Да, это было 1 ноября 2000 года. Жак Ширак, тогдашний президент Французской Республики, прислал официальное письмо с просьбой все показать и рассказать. Правда, меня сначала предупредили, что у мсье Путина совсем мало времени, поэтому его надо подвести лишь к могиле Ивана Бунина и символическому захоронению княгини Вики Оболенской, участницы французского Сопротивления.

– Почему символическому?

– В августе 1944 года фашисты казнили княгиню в берлинской тюрьме Плетцензее, тело обезглавили, а останки потом уничтожили…

Я показала и эту могилу, и бунинскую. Владимир Владимирович был готов идти дальше. И мы пошли. К прима-балерине императорского Мариинского театра Ольге Преображенской, поэту Александру Галичу, писателю Виктору Некрасову, танцовщику Рудольфу Нурееву… По дороге я честно призналась, что не очень хорошо говорю по-русски, забываю некоторые слова, путаю падежи. Мсье Президент только улыбнулся: “Не переживайте, я пойму”.

Мы полтора часа ходили по кладбищу! Специально подвела Путина к кварталу, где похоронены донские казаки. Сказала: “Советская власть постаралась уничтожить нас как класс. Многих перебили, но не всех. Я вот жива и стою перед вами”. Владимир Владимирович ответил, что в России восстановлена историческая справедливость, казакам сегодня возвращены многие из отнятых когда-то прав.

Я постаралась объяснить, какую жизнь вели эмигранты, почему они никогда не забывали о России, не отрекались от нее. Мне показалось, президенту было интересно, он внимательно слушал, задавал вопросы.

Тешу себя надеждой, что та экскурсия не оказалась бесполезной. В 2008 году истекал срок концессии для большинства русских захоронений. Ко мне приехали представители Россотрудничества, мы обсудили, что нужно сделать в первую очередь. Российское правительство в короткие сроки выделило почти семьсот тысяч евро, погасив перед местными властями долг сразу за шестьсот сорок восемь могил. В 2014-м история повторилась: в государственное казначейство Франции на счет города Сент-Женевьев-де-Буа поступили еще шестьсот с лишним тысяч евро, что позволило возобновить истекавшие концессии на четыреста восемьдесят участков “русского каре”. В 2017-м закрыли вопрос с продлением аренды для ста пятидесяти двух захоронений. Российское руководство заверило: по всем адресам, где срок заканчивается в ближайшие годы, тоже будут произведены своевременные выплаты.

Можно сказать, на ближайшие полвека проблема решена.

Кшесинская, Лифарь, Нуреев и японцы

– К чьим могилам туристы идут в первую очередь, Татьяна Николаевна?

– Есть карта-схема, где отмечены захоронения знаменитостей. Кого-то больше интересуют участки с военными или общественными деятелями, другие начинают с писателей, художников, артистов балета.

– У вас ведь и Матильда Кшесинская лежит?

– Да, вместе с мужем, великим князем Андреем Романовым, внуком императора Александра III. Она прожила почти век, умерла в возрасте девяноста девяти лет.

– Слышали, какие страсти кипели у нас из-за посвященного ей художественного фильма?

– Нет, до Франции эти новости не долетели.

– А про то, что в Большом театре хотели запретить премьеру балета “Нуреев”?

– Признаться, не очень слежу за скандалами в России. Даже в области культуры.

Что касается Нуреева, в июне 1961 года я была в парижском аэропорту Ле-Бурже, когда Рудольфа пытались насильственно вернуть в Советский Союз. По требованию КГБ его за “аморальное поведение” отстранили от дальнейших гастролей Кировского театра. Нуреев не поехал с труппой в Лондон, вместо этого должен был сесть в самолет “Аэрофлота” и лететь в Москву. Он понимал: стоит переступить границу и – все, больше ни за что не вырваться. Эта драма разворачивалась буквально на моих глазах.

В итоге Нуреев решил остаться на Западе и моментально превратился в невозвращенца и предателя, его заочно приговорили к тюремному заключению.

Потом я видела Рудольфа в Лондоне, где он танцевал с Марго Фонтейн. Это был фантастический дуэт!

Еще помню такой эпизод: в будни я работала с утра до вечера, а по субботам после обеда ходила в парижскую Гранд-опера, где была прекрасная библиотека. Когда жила в Ницце, брала уроки танцев, меня интересовало все, что имело отношение к балету. И вот как-то библиотекарь, выдававшая книги, шепнула: “Хотите взглянуть на Нуреева?” Он репетировал в соседнем зале “Баядерку”, я наблюдала за ним из приоткрытой двери, и это было незабываемо.

К сожалению, Нуреев прожил мало, умер в пятьдесят четыре года. Великий артист завещал похоронить себя на Сент-Женевьев-де-Буа. Когда представители Гранд-опера приехали сюда, чтобы выбрать место для могилы, то первым делом заявили: “Главное – подальше от Сержа Лифаря”. Якобы Нуреев терпеть не мог другого гениального танцовщика, жившего полувеком ранее. Не знаю, правда это или домыслы…

Надгробие в виде роскошного персидского ковра делали в итальянском городе Равенна. Поначалу мы были вынуждены постоянно бороться с вандалами. Фанатичные поклонники Нуреева шли с ножами и отвертками, пытались выковырять кусочки мозаики, из которых “соткан” ковер. Закончилось тем, что скульптор нанес на поверхность надгробия специальное покрытие, защитный слой. Теперь вроде бы все подуспокоились, но паломников на могилу по-прежнему ходит много. Особенно из Японии. Там всегда любили русский балет.

– А из России народ едет?

– К сожалению, в последнее время заметно меньше. Раньше было до двадцати тысяч человек за сезон. В девяностые годы популярностью пользовался групповой туризм, и экскурсионные фирмы включали посещение кладбища в Сент-Женевьев-де-Буа в обязательную программу знакомства с Парижем и окрестностями. Наряду с Версалем. Автобусами привозили группы по сорок-пятьдесят человек.

Сейчас больше путешествуют индивидуально, и сюда добираются немногие. Конечно, это огорчает.

Тут лежат великие люди, поклониться которым, на мой взгляд, должен каждый русский, кто приезжает во Францию.

Несколько лет назад на кладбище работала телевизионная группа из Москвы, подробно всё снимали, обещали прислать готовый фильм, но канули с концами. Очень жаль. Можно было бы напечатать диски и продавать туристам. Деньги для ухода за могилами нам постоянно нужны.

Недавно умер пожилой прихожанин церкви Успения Богородицы. Обещал пожертвовать пятьсот евро. Переживаю, успел ли он включить строчку об этом в текст завещания…

Да, приходится считать каждый цент.

Тарковский, сын Кутепова и чернобыльская катастрофа

– Кого из русских эмигрантов могут сегодня похоронить на кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа?

– Лишь тех, у кого здесь лежат усопшие ранее родственники. Второй вариант – нужно постоянно жить в этой местности. По-другому не получится.

Помню, как было с Андреем Тарковским. Он умер в Париже в конце декабря 1986 года. Первоначально его положили в чужую могилу, за которой никто не ухаживал. Прах Тарковского пролежал под скромным деревянным крестом несколько лет, пока его не перенесли на другой участок. Уже там установили памятник, сделанный Эрнстом Неизвестным. Он символизирует Голгофу, а выбитые в мраморе ступеньки – семь фильмов режиссера. Православный крест изготовлен по его эскизам.

К сожалению, родные Тарковского давно перестали платить взносы…

И сын Виктора Некрасова куда-то пропал. Мы составили список таких “брошенных” могил. В нем много известных фамилий. Что делать? Не дают деньги, значит, ухаживаем сами.

Важно, что Россия сегодня активно помогает. Два года назад “русское каре” внесли в перечень мест, имеющих историко-мемориальное значение, провели инвентаризацию надгробий, установили, что примерно две с половиной тысячи из них нуждаются в реставрации. Конечно, нам такой объем не потянуть. Этим будет заниматься Российский центр науки и культуры в Париже. Чему мы только рады.

– В какую сумму обойдутся работы?

– Даже не представляю. Мы не имеем отношения к этим деньгам. Как и к средствам за концессию, продление сроков аренды земли. Они напрямую идут в мэрию Сент-Женевьев-де-Буа.

Крайне важно, чтобы и ЮНЕСКО признало кладбище памятником культуры. Это станет для нас охранной грамотой.

– Добиться этого статуса реально?

– Мы сами вряд ли справимся, нужна поддержка на государственном уровне. У ЮНЕСКО есть набор вполне конкретных требований, которым необходимо соответствовать. Первым шагом, по логике, должно стать официальное обращение российской стороны.

Мэрию Сент-Женевьев-де-Буа тоже можно понять: места для новых погребений не осталось, легче забрать старые могилы, если за ними никто не смотрит.

У нас имеются участки не только с фамильными захоронениями, но и, так сказать, с коллективными, где лежат однополчане, сослуживцы. Казаки, моряки, летчики, кадеты. Галлиполийцы, дроздовцы, алексеевцы… За ними тоже надо ухаживать.

– На обелиске, посвященном галлиполийцам, есть табличка с именем генерала Кутепова, хотя до сих пор никто не знает, где его прах.

– Да, генерала похитили в Париже агенты Лубянки. Говорят, он скончался “от сердечного приступа” на советском корабле по пути из Марселя в Новороссийск, по другой версии, Кутепов погиб еще во Франции в январе 1930 года, вступив в борьбу с напавшими на него чекистами.

Могу рассказать удивительную историю. Однажды я сидела в бюро, работала. Вдруг в комнату зашел незнакомый мужчина и обратился ко мне: “Я сын генерала Кутепова, прошу вас, покажите могилу отца”. В первую минуту подумала, что это шутка или розыгрыш. Но гость настаивал. Пришлось сказать, что Александра Павловича на Сент-Женевьев-де-Буа нет, лишь плита в память о нем…

Позже узнала, что у Кутепова был сын, который после похищения отца жил с матерью в Риге, потом в Белграде, во время войны перешел на сторону Красной армии, но попал в тюрьму и просидел там до смерти Сталина. Он повсюду искал следы отца, в том числе и здесь.

– Смотрю, у вас в кабинете висят картины с видами Москвы и Петербурга. Вы бывали в России, Татьяна Николаевна?

– Лишь один раз. В мае 1986 года. Попала в Киев сразу после аварии на Чернобыльской АЭС. Вот так совпало. Городские улицы мыли шампунем и поливали водой из машин…

Еще съездила в Новгород, Петрозаводск, Кижи. Мне везде понравилось. Правда, в Карелии пугали дикими волками. Очень хотела хоть одним глазком взглянуть на Новочеркасск, откуда мои родители, но не получилось. Я ведь купила турпутевку со строго оговоренным маршрутом и не могла от него отклониться.

Вот Николай Лопухин, который на протяжении всего нашего разговора скромно отмалчивается, бывал в России неоднократно, и ему наверняка есть что добавить к моим словам.

Кроме прочего, он официально назначен генеральным секретарем ассоциации по уходу за могилами на Сент-Женевьев-де-Буа, я потихоньку ввожу его в курс дела. Мне уже сложно справляться с нагрузкой, пора передавать эстафету тем, кто моложе и крепче. Не сомневаюсь, мсье Лопухин прекрасно справится.

Князь Львов, император Петр и режиссер Григорий

– Николай Михайлович, ваш черед поведать о себе и роде.

– Я появился на свет уже во Франции, а отец родился еще в России. В 1918 году мой дедушка купил железнодорожный вагон и отправил в нем семью в Китай, подальше от большевиков. Дед заплатил, чтобы вагон цепляли к составам в нужном направлении. По дороге сделали остановку в Тюмени, приняли роды у бабушки и продолжили путь. Дед в тот момент сидел под арестом у красных. Его взяли вместе с князем Георгием Львовым, первым главой Временного правительства, назначенным Николаем II сразу после отречения от престола. Георгий Евгеньевич, кстати, был крестным моего отца, он похоронен в десятке метров от места, где мы с вами сейчас находимся.

Несколько лет семья отца, в которой кроме него было еще пятеро детей, жила в Харбине, но там становилось хуже и хуже, и дед решил перебраться в США. Родственники, успевшие раньше обосноваться за океаном, предложили оплатить дорогу, но любимой няне отказали в американской визе, а дети без нее ехать не хотели. Поэтому все решили остаться. Тем не менее в 1930 году сменили Харбин на Париж.

Род у нас старинный и знатный. Скажем, первой женой Петра Великого была Евдокия Лопухина, мать царевича Алексея. Она похоронена на территории Новодевичьего монастыря.

Дочь сенатора Петра Лопухина Анна стала фавориткой Павла I.

Мой прадед служил губернатором в Туле и, кажется, в Калуге. Дед работал судьей в Москве.

По маминой линии тоже немало известных имен, оставивших след в истории России. Мама – княжна Оболенская. Она родилась в эмиграции, в Хорватии. Во Францию вместе с семьей переехала в 1925 году.

Конечно, первое время было трудно. Как и всем эмигрантам. Постепенно обжились.

– Сюда, на кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа, вы когда ходить стали?

– Тут похоронено несколько поколений моих ближайших родственников. Начиная с прабабушек и прадедушек, заканчивая родителями. В том числе погребен и один из первых пансионеров “Русского дома”. Генерал де Тиньё командовал Преображенским полком и был отмечен орденом Почетного легиона. Он возглавлял охрану президента Франции Раймона Пуанкаре во время визита к Николаю II в 1913 году. За это и удостоился награды.

В Сент-Женевьев-де-Буа впервые я попал еще в детстве, но тогда бывал здесь сравнительно редко, а в последние шесть лет приезжаю регулярно. Храм Успения Богородицы на время остался без регента, и меня позвали возглавить хор. Я согласился.

Церковь по-своему уникальна. Ее построили по проекту Альберта Бенуа. Всё сделали быстро, за год. Внешне она напоминает классические очертания белокаменных новгородских храмов. Бенуа бывал в городе на Волхове и хотел возвести в Сент-Женевьев-де-Буа нечто похожее. Вместе с женой Маргаритой Альберт Александрович расписывал внутренние своды. Он умер в 1960м. Бенуа, как и супруга, пережившая его на четырнадцать лет, похоронен в крипте церкви Успения Богородицы.

К сожалению, фундамент здания оказался не слишком глубок, с годами сырость стала пробираться внутрь, разрушая уникальные фрески. Предстоит серьезная реставрационная работа. На это выделено 28 тысяч евро. Но сначала надо победить плесень, грибок.

Татьяна Николаевна называла имена тех, с кем ее сводила жизнь. Я тоже встречался с выдающимися соотечественниками. Так, отец моей жены Никита Струве был известным издателем, общался с Иваном Буниным, Анной Ахматовой, ну и, конечно, Владимиром Максимовым, Виктором Некрасовым, Александром Галичем. Их книги публиковались в издательстве YMCA-Press, которое тесть возглавлял с 1978 года. Помню жившего в доме у Никиты Алексеевича Александра Солженицына, когда того лишили гражданства и выслали из СССР. Струве, кстати, первым издал “Архипелаг ГУЛАГ”.

– Вы учились в русской школе?

– Непродолжительное время. Я младший ребенок в семье, старшие братья и сестры хорошо говорят по-русски, а у меня первым языком стал французский. Это проблема. К счастью, жена обучила русскому наших детей.

Младший сын Григорий с 2015 года периодически работает в России. Он режиссер, ставил спектакли в Воронеже, сейчас репетирует в Петербурге. Гриша и в Париже показывал работы. К столетию со дня рождения Александра Солженицына перенес на сцену фрагмент “Августа Четырнадцатого” и знаменитую гарвардскую речь писателя. По-моему, получилось неплохо.

– На питерскую премьеру полетите?

– Если сын пригласит и мой график позволит.

– Помните первую поездку в Россию?

– Это было не так давно, в 2004 году. Во времена СССР и мысль не возникала, чтобы отправиться туда. Нас в семье воспитывали в том духе, что от всего советского надо держаться подальше. Родственники жили в Союзе, но и с ними мы общались предельно осторожно. Чтобы не навредить им, да и самим не попасть впросак. Считаю, главное зло, которое принесли большевики, это раскол народа на белых и красных, на врагов и друзей… Мои родители были глубоко верующими людьми и не могли смириться с тем, что в СССР Церковь, по сути, поставили вне закона, разрушали храмы, физически уничтожали священнослужителей.

К счастью, сегодня мы спокойно можем ехать в Россию.

– Вы следите за событиями в нашей стране?

– Внимательно. Никогда не забывали о Родине. И она о нас помнит.