АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ОПЕРАЦИИ ПРОТИВ БРИТАНИИ В ЭПОХУ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ

Часть 1: После «великолепной пятерки»

Операции советской разведки в Великобритании, начиная с 1930-х годов, делятся на три отдельные фазы. Во-первых, был золотой век, начатый “великими нелегалами”, в течение которого КГБ собирал лучшие разведданные (даже если не всегда понимал их), чем любая другая враждебная разведка в истории Великобритании. Затем наступил серебряный век 1950-х и 1960-х годов, в котором было меньше успехов в разведке, хотя они все еще были значительными. Третий этап, в 1970-1980-х годах, в лучшем случае можно назвать бронзовым веком, с небольшим количеством крупных успехов и впечатляющими провалами.

Золотой век советских разведывательных операций в Великобритании закончился в 1951 году с вылетом Берджесса и Маклина в Москву и отзывом Филби из Вашингтона. ¹ Документы, отмеченные Митрохиным, однако, впервые показывают, что один крупный идеологический агент, завербованный в середине 1930-х годов, Мелита Норвуд (ХОЛА – фото), продолжала работать и после ухода “великолепной пятерки”. ² С марта 1945 года, работая в исследовательском отделе Британской ассоциации цветных металлов, она могла предоставлять разведывательную информацию о проекте TUBE ALLOYS по созданию первой британской атомной бомбы.

После Второй мировой войны повторилось соперничество военного времени между НКГБ и ГРУ за контроль над Норвуд. Ее первым послевоенным контролером стал сотрудник НКГБ/МГБ в лондонской резидентуре Николай Павлович Островский. Однако в период Комитета информации (КИ) в начале холодной войны, когда МГБ и ГРУ объединили свои службы внешней разведки, у Норвуд было два контролера из ГРУ: Галина Константиновна Турсевич и Евгений Александрович Олейник. В апреле 1950 года, после осуждения атомного шпиона Клауса Фукса и допроса в МИ-5 Сони, контролера ГРУ времен войны как Норвуд, так и Фукса, Мелита была временно “заморожена” из-за опасений, что она могла быть скомпрометирована. Контакт, однако, был возобновлен в 1951 году. Примерно через год, после распада Комитета информации, контроль над Норвуд был отвоеван Центром у ГРУ. ³

Клаус Фукс (слева) прибыл в ФРГ после освобождения из британской тюрьмы, 23 июня 1959

В октябре 1952 года, через несколько месяцев после возвращения Норвуд под опеку МГБ, на островах Монте-Белло у северо-западного побережья Австралии, до сих пор известных главным образом своими ловцами жемчуга и затонувшими кораблями, было проведено успешное испытание первой британской атомной бомбы. Сталин был гораздо лучше проинформирован о создании бомбы, чем большинство британских министров. Эттли так и не разрешил обсуждать проект TUBE ALLOYS всему своему кабинету, позже язвительно заявив, что “некоторые из них не подходят для того, чтобы доверять им секреты такого рода”. После победы на выборах 1951 года Черчилль был поражен, узнав, что Эттли скрыл от парламента и большинства своих министров стоимость атомной бомбы в 100 миллионов фунтов стерлингов. ⁴

В течение следующих двадцати лет у Норвуд было семь разных контролеров: шесть офицеров лондонской резидентуры КГБ (Евгений Александрович Белов, Георгий Леонидович Трусевич, Николай Николаевич Асимов, Виталий Евгеньевич Цейров, Геннадий Борисович Мякинков и Лев Николаевич Шерстнев) и один нелегал (БЕН). По соображениям безопасности Норвуд встречалась со своими контролерами всего четыре-пять раз в год, обычно в пригороде юго-восточного Лондона, чтобы передать собранные ею документы. ⁵

Соперничество между Центром и ГРУ за контроль над Норвуд во время Второй мировой войны и в начале холодной войны, которое в обоих случаях решалось в пользу Центра, дает четкое представление о ее важности как агента. Согласно ее досье, некоторые из научно-технических разработок, которые она поставляла, “нашли практическое применение в советской промышленности”. (Записки Митрохина, увы, не дают более подробной информации).

В 1958 году ХОЛА была награждена орденом Красного Знамени. Два года спустя она была награждена пожизненной пенсией в размере 20 фунтов в месяц, выплачиваемой с немедленным вступлением в силу, несмотря на то, что в Ассоциации цветных металлов ей оставалось двенадцать лет до пенсии. Норвуд, однако, была идеологическим агентом, который работал не ради денег.

После выхода на пенсию она отказалась от дальнейших выплат, заявив, что у нее достаточно средств к существованию и она в них не нуждается. ⁶

Норвуд также выступала в роли агента-вербовщика. Единственный вербовщик, указанный в записях Митрохина, – это государственный служащий ХАНТ, выращиванием которого Норвуд занялась в 1965 году. В течение четырнадцати лет после вербовки ХАНТА в 1967 году он предоставлял научно-технические и разведывательные данные о британских продажах оружия (более подробная информация об этом отсутствует). В конце 1970-х годов лондонская резидентура дала ему 9000 фунтов стерлингов на основание небольшого бизнеса, вероятно, в надежде, что он сможет использовать их для поставок технологий, на которые наложено эмбарго. ⁷

НАСКОЛЬКО ИЗВЕСТНО, ни один советский агент, завербованный после Второй мировой войны, не проникал в британское разведывательное сообщество так успешно, как Филби, Блант и Кэрнкросс. Однако уже через несколько месяцев после увольнения Филби из СИС в июне 1951 года МГБ начало вербовку другого сотрудника СИС, 29-летнего Джорджа Блейка, урожденного Бехара (фото). Блейк родился в Роттердаме от натурализованного британского отца (по происхождению сефардского еврея из Константинополя) и голландской матери, назвавшей сына Георгом в честь короля Георга V. Во время Второй мировой войны Блейк последовательно служил в голландском Сопротивлении и Королевском флоте, а в 1944 году поступил на службу в СИС.

СИС не знало многого о своем новом сотруднике, в частности, влияние на него его старшего кузена, Анри Куриэля (фото), соучредителя Египетской коммунистической партии, человека – по словам Блейка – с “огромным обаянием и ослепительной улыбкой [которая] делала его очень привлекательным не только для женщин, но и для всех, кто его встречал”. В 1949 году Блейк был направлен СИС в Южную Корею, работая под дипломатическим прикрытием в качестве вице-консула в Сеуле. Через год, вскоре после начала Корейской войны, он был интернирован вторгшимися северокорейцами. ⁸

Осенью 1951 года Блейк передал своим похитителям записку, написанную на русском языке и адресованную в советское посольство, в которой говорилось, что он должен сообщить важную информацию.

На встрече с Василием Алексеевичем Дождалевым из КГБ он назвался сотрудником СИС и вызвался работать советским агентом. После благоприятной оценки Дождалева (фото) лондонский резидент Николай Борисович Родин (псевдоним “Коровин” – фото ниже) отправился в Корею, чтобы завершить вербовку Блейка в качестве агента ДИОМИДА, и договорился встретиться с ним в Нидерландах после окончания Корейской войны. По словам Сергея Александровича Кондрашева, который стал контролером Блейка в Великобритании в октябре 1953 года, Центр считал его настолько важным, что никому из сотрудников лондонской резидентуры не разрешалось знать ни личность ДИОМИДА, ни то, что он работает на СИС. ⁹

Документы КГБ ставят Блейку в заслугу два крупных успеха в 1950-е годы. Во-первых, его разведданные – вместе с предыдущей информацией от Филби и информацией, предоставленной Хайнцем Фельфе, ¹⁰ советским агентом в западногерманском BND – как утверждается, сделали возможным “ликвидацию агентурной сети противника в ГДР в 1953-55 годах”. ¹¹ В своих мемуарах, опубликованных в 1990 году, Блейк утверждал, что он предал почти 400 западных агентов в советском блоке, но настаивал, что ни один из них не пострадал – неправдоподобное утверждение было быстро опровергнуто, в частности, Олегом Калугиным. По словам Блейка, некоторые из тех, кого он предал, “сегодня принимают активное участие в демократических движениях своих стран в Восточной Европе”. Многие другие, однако, были казнены в 1950-х годах. ¹²

Вторым крупным достижением Блейка как советского агента было предупреждение Центра об одной из самых выдающихся операций западной разведки времен холодной войны – тайном строительстве 500-метрового подземного туннеля из Западного в Восточный Берлин, построенного для перехвата наземных линий связи, идущих из советского военного и разведывательного штаба в Карлсхорсте. На встрече со своим контролером на верхней палубе лондонского автобуса в январе 1954 года Блейк передал ему копию протокола конференции СИС и ЦРУ по проекту строительства туннеля под кодовым названием “Операция GOLD”. Блейк был направлен в берлинский отдел СИС в апреле 1955 года, за месяц до ввода туннеля в эксплуатацию. Центр, однако, не осмеливался вмешиваться ни в строительство туннеля, ни в его первые операции, опасаясь скомпрометировать Блейка, который зарекомендовал себя как самый важный британский агент.

К тому времени, когда КГБ инсценировал “случайное” обнаружение туннеля в апреле 1956 года, в ходе операции GOLD было собрано более 50 000 катушек магнитной ленты с записью перехваченных советских и восточногерманских сообщений. Объем разведданных был настолько значительным, что после завершения операции потребовалось более двух лет для обработки всех перехваченных сообщений. Хотя ПГУ защитило свои собственные коммуникации, оно проявило удивительное безразличие к перехвату коммуникаций конкурирующего ГРУ и советских вооруженных сил. Нет никаких доказательств в пользу прежних утверждений о том, что разведданные, полученные в ходе операции ЗОЛОТО, были искажены значительным количеством дезинформации КГБ. Разведывательные отчеты ЦРУ и СИС об операции содержали важную новую информацию об улучшенном ядерном потенциале советских ВВС в Восточной Германии; их новом парке бомбардировщиков и двух реактивных перехватчиков, оснащенных радарами; удвоении численности советских бомбардировщиков и создании новой истребительной дивизии в Польше; более ста объектах ВВС в СССР, ГДР и Польше; организации, базах и личном составе советского Балтийского флота; объектах и личном составе советской программы по атомной энергии. В эпоху до появления самолетов-шпионов и спутников-шпионов (первый полет U-2 над Советским Союзом состоялся только в июле 1956 года) эти разведданные представляли особую ценность для Запада, все еще не имевшего представления о значительной части возможностей советских вооруженных сил. ¹³

Одно из сообщений, перехваченных в Берлинском туннеле, навело на существование советского агента, работавшего на британскую разведку в Берлине, но только в 1961 году показания польского перебежчика из СБ Михала Голеневского позволили идентифицировать этого агента как Блейка. ¹⁴ Блейк был приговорен к сорока двум годам тюремного заключения, но отсидел только пять, после чего сбежал из Уормвуд-Скрабс с помощью трех бывших заключенных, которые подружились с ним, – ирландского террориста Шона Бурка (фото ниже) и борцов за мир Майкла Рэндла и Пэта Поттла.

22 октября 1966 года Блейк выбил расшатанный железный прут из окна своей камеры, соскользнул по крыше наружу и упал на землю, затем перелез через внешнюю стену по нейлоновой веревочной лестнице, брошенной ему Бурком.

Спрятавшись в кемпинг-каре семьи Рэндл, Блейк был перевезен в Восточный Берлин, где через две недели к нему присоединился Борк. Оказавшись в Москве, Блейк и Борк быстро рассорились. Блейк пишет в своих воспоминаниях, что “были приняты меры, чтобы [Борк] вернулся в Ирландию”. ¹⁵ Он не упоминает, а возможно, и не знал, что по указанию Сахаровского, главы ПГУ, Бурку перед отъездом дали препарат, призванный вызвать повреждение мозга и тем самым ограничить его потенциальную полезность, если он попадет в руки британской разведки. Преждевременная смерть Бурка в возрасте около сорока лет, вероятно, была вызвана как наркотиками КГБ, так и его собственным злоупотреблением алкоголем. ¹⁶

В ТО ВРЕМЯ КАК В 1950-Х ГОДАХ КГБ управлял Блейком как агентом СИС, у него также были амбициозные планы по вербовке ведущих британских политиков. Среди целей, зафиксированных в файлах, отмеченных Митрохиным, был Том Дриберг, член парламента от лейбористов, журналист, член Национального исполнительного комитета лейбористов с 1949 по 1974 год и председатель партии в 1957-58 годах. ¹⁷ В 1956 году, вскоре после того, как Берджесс и Маклин дали первую пресс-конференцию после своего отлета в Москву, заявив, что приехали в Москву “для работы с целью лучшего понимания между Советским Союзом и Западом”, Дрийберг (фото) предоставил возможность для собственной вербовки, попросив интервью у Берджесса. ¹⁸ Эти два человека стали друзьями во время войны – их сблизили общие интересы, включавшие, по словам биографа Дриберга, “презрение к буржуазии” и “здоровый аппетит к алкоголю и молодым мужчинам”. ¹⁹ С одобрения КГБ Берджесс согласился на интервью, несомненно, сообщив Центру, что Дриберг был одним из самых распутных гомосексуалистов в британской общественной жизни.

При каждом удобном случае Второе главное управление (ВГУ) прилагало все усилия, чтобы скомпрометировать иностранных дипломатов и западных политиков, посещающих Москву, используя -“ласточек” обоих полов для их соблазнения, фотографируя их сексуальные похождения и затем шантажируя и склоняя жертв шантажа к “сотрудничеству”.

Например, за год до визита Дриберга в Москву Джон Вассалл (фото выше), гомосексуальный клерк в офисе британского военно-морского атташе в посольстве Великобритании, был заманен на вечеринку, организованную ВГУ. Вскоре после этого, вспоминал Вассалл:

На вечеринке достали из коробки пачку моих фотографий… Посмотрев пару-тройку я испытал физическое отвращение и мне стало плохо. На них я был запечатлен кайфующим от разных  видов сексуальной активности … оральным, анальным или тем и другим набором сексуальных действий с несколькими разными мужчинами”.

В течение следующих семи лет, работая в посольстве в Москве и в Адмиралтействе в Лондоне, Вассалл передал тысячи строго засекреченных документов о разработке вооружений и военно-морской политике Великобритании и НАТО. ²⁰

Дриберга (фото), как навязчивого “завсегдатая” общественных туалетов, оказалось еще легче завербовать, чем Вассалла. Вместо того чтобы быть скомпрометированным в результате тщательно разработанной сексуальной ловушки ВГУ, Дриберг скомпрометировал себя сам. Во время своего визита в Москву он, к своему восторгу, обнаружил “большой подземный туалет с писсуарами прямо за гостиницей “Метрополь”, открытый всю ночь, посещаемый сотнями ищущих связей славянских (так в тексте – прим. перев.) гомосексуалистов – застывших там целыми эксгибиционистскими рядами. Они стояли без движения, если не считать поспешного ощупывания и тревожного или манящего взгляда через плечо. Туалет убирала всегда одна и та же пожилая женщина, которая, казалось, никогда не замечала происходящего”. ²¹ Но если уборщица не обратила внимания на выделяющегося внешне британца, то КГБ, несомненно, обратил. Среди сексуальных партнеров Дриберга в тот и последующие вечера в Москве был агент Второго главного управления. Вскоре после этого ему были предъявлены “компрометирующие материалы” о его сексуальных контактах (вероятно, фотографии, аналогичные тем, что были показаны Вассаллу), и он был завербован как агент ЛЕПАЖ. ²² Довольно абсурдным, учитывая использование шантажа, выглядит утверждение в досье Дриберга, что “идеологическая близость”, восходящая к его подростковому членству в коммунистической партии, сыграла вспомогательную роль в его вербовке.

В течение следующих двенадцати лет Дриберг использовался как в качестве источника внутренней информации от Национального руководства лейбористов, так и для продвижения активных мер. ²³ Важность его роли в Лейбористской партии вполне могла быть преувеличена Центром, особенно после того, как он стал председателем партии в 1957 году.

“Еще до того, как он занял этот пост, характер которого часто вводит в заблуждение иностранных наблюдателей, – пишет политический комментатор Алан Уоткинс (фото), – некоторые российские политики считали Дриберга лидером Лейбористской партии. Это объяснялось отчасти его безукоризненно аристократическими манерами, а отчасти его способностью хорошо ладить с русскими”. ²⁴ Дриберг был, тем не менее, замечательно расположен к тому, чтобы докладывать своему контролеру как об эволюции политики лейбористов, так и о соперничестве внутри партийного руководства. Его смесь политической информации и сплетен была настолько высоко оценена КГБ, что ее передали в Политбюро. ²⁵

Первым активным мероприятием Дриберга в качестве агента ЛЕПАЖА стала его лживая публикация в 1956 году про Гая Берджесса, где делался вывод, что тот никогда не был советским агентом. В то время Дриберг был временно выведен из Палаты Общин, работал внештатным журналистом, испытывал острую нехватку денег и подвергался преследованиям со стороны своего банковского менеджера. Книга о Берджесе принесла ему больше денег, чем что-либо другое в его писательской карьере, включая невероятную по тем временам сумму в 5000 фунтов за ее публикацию в нескольких номерах газеты Daily Mail. ²⁶

После первой встречи с Берджессом в Москве Дриберг вернулся в Лондон, примерно за месяц написал краткую биографию под названием Guy Burgess: A Portrait with Background (Гай Берджесс – портрет с задним фоном), а затем вернулся в Москву, чтобы просмотреть гранки. “Предположительно, – писал он позже, – Гай показал каждую главу своим коллегам или начальству”. ²⁷ Иными словами, гранки были тщательно проверены КГБ.

Позднее Драйберг рассказал, что во время их совместных вечеров в Москве он видел, как Берджесс “слегка надрался водкой”. КГБ, однако, не потерпел бы никаких упоминаний об алкоголизме Берджесса. Так, в биографии Дриберга приводятся слова Берджесса о том, что, несмотря на то, что ранее он много пил на Западе, в Москве он больше не пил водку – возможно, только как “лучшее лекарство от расстройства желудка”: “Знаешь, Том, жизнь в социалистической стране оказывает на человека терапевтическое воздействие”. Дриберг высоко оценил “страстную искренность” убеждений Берджесса и “его мужество в том, что он делал то, что считал правильным”, чтобы добиться “лучшего понимания между Советским Союзом и Западом”. Берджесс и Маклин, утверждал Дриберг, стали жертвами нападок британских СМИ, столь же возмутительных, как “крайние проявления охоты на ведьм Маккарти” в США:

Это не означает, что я лично согласен с решением, которое приняли Берджесс и Маклин. Как социалист, я придерживаюсь мнения, что в целом следует продолжать работать на благо социализма теми средствами, которые доступны в собственной стране – в Великобритании, в частности, через Лейбористскую партию. Но это вопрос, по которому мнения расходятся…”.

Хотя западным социалистам было “глупо защищать каждое действие советского правительства”, достижения советской промышленной демократии заслуживают того, чтобы о них лучше знали на Западе. Драйберг привел пример партийного собрания, на котором он присутствовал на одном из московских станкостроительных заводов:

На этом собрании большой процент тех, кто мог присутствовать, присутствовал добровольно, чтобы с гордостью принять активное и ответственное участие в управлении своим заводом; и они, казалось, чувствовали, что он действительно их, как рабочие на заводе в Дагенхеме, Ковентри или Детройте никогда не могут, как это происходит сейчас, чувствовать, что заводы, на которых они работают, принадлежат им”. ²⁸

Пропагандистское воздействие книги Дриберга было несколько испорчено тем фактом, что как раз в момент ее публикации в ноябре 1956 года советские танки вошли в Будапешт, чтобы подавить Венгерское восстание. Однако в его досье КГБ записано, что его продолжали использовать для активных мероприятий КГБ. ²⁹ Хотя в кратком изложении досье Митрохиным приводится мало деталей, Центр, вероятно, считал, что Дриберга в основном использовали как агента влияния для поддержки кампании в Лейбористской партии за одностороннее ядерное разоружение.

На партийной конференции в Скарборо в октябре 1960 года левые оказались достаточно сильны, чтобы принять два односторонних предложения, несмотря на горячее сопротивление Хью Гайтскелла (фото), лидера партии, который призывал своих сторонников “бороться, бороться и еще раз бороться, чтобы спасти партию, которую мы любим”. Несомненно, к радости Центра, Дриберг стал членом “Комитета двенадцати”, назначенного лейбористами для разработки новой оборонной политики. Хотя Гайтскелл жаловался, что Дриберг вел себя в комитете “как усталая змея”, его сторонники протолкнули про- НАТОвскую и анти унилатералистскую политику, принятую позже на партийной конференции 1961 года, которая отменила результаты голосования в Скарборо годом ранее. ³⁰

Маловероятно, что после публикации биографии Гая Берджесса КГБ оказал какое-либо серьезное последующее влияние на выступления и статьи Дриберга, хотя он, несомненно, пытался присвоить себе часть заслуг за его осуждение британских сил ядерного сдерживания и роли Америки во Вьетнаме. Кампании Дриберга по этим и другим левым вопросам проистекали скорее из убеждений, чем под диктовку КГБ. Его главная польза для Центра, вероятно, заключалась в том, что он мог похвастаться перед Политбюро, что у него есть агент в самом сердце лейбористского руководства, который, вероятно, будет фигурировать в следующем лейбористском правительстве.

Центр, несомненно, был глубоко разочарован, когда в правительстве, сформированном преемником Гайтскелла, Гарольдом Вильсоном, после победы лейбористов на выборах 1964 года, не нашлось места для Дриберга. Вильсон слишком сильно ему не доверял, чтобы думать о назначении его министром. ³¹ Вместе с Яном Микардо Дриберг сформировал левую группу Tribune Group, которая с задних скамей выступала против многих политических решений Вильсона. Однако после того, как в 1966 году Вильсон получил большинство голосов, протесты Tribune Group стали менее эффективными. Газета Daily Express сравнила эффект от протеста, организованного Дрибергом и Микардо (фото ниже) против предлагаемого замораживания заработной платы, с “куском мокрой трески, упавшей в сугроб”. ³²

Дрийберг предпринял попытки дистанцироваться от КГБ, прекратить секретные контакты и ограничиться официальными встречами с советскими дипломатами и сотрудниками разведки под дипломатическим прикрытием. Когда КГБ попытался усилить давление на него, он полностью разорвал контакты в 1968 году. ³³

Решение агента ЛЕПАЖА – на жаргоне КГБ – “отказаться от сотрудничества” могло быть связано с ухудшением его здоровья. В январе 1968 года, во время поездки на Кипр в качестве председателя парламентской рабочей партии, у него случился небольшой сердечный приступ. Хотя его предупредили, что приступ мог быть спровоцирован “чрезмерной” сексуальной нагрузкой, Дриберг настоял на том, чтобы пригласить кипрских молодых людей на свою больничную койку. Позже в том же году, после возвращения в Лондон, он провел еще несколько месяцев в больнице с отслоением сетчатки, в результате чего ослеп на один глаз. В конце 1970 года он решил уйти в отставку на следующих выборах. ³⁴

Неизвестно, узнал ли Вильсон от МИ-5, что Дриберг был советским агентом. Однако в конце 1960-х годов ему сообщили, что перебежчик из чехословацкого StB Йосиф Фролик сообщил, что Дриберг находился на содержании StB. ³⁵ Фролик утверждал, что КГБ предупредил StB о том, что Дриберг был “их человеком”. 36 В кратком резюме Митрохина о досье Дриберга не содержится никаких упоминаний о чешской связи. Но в его записях о досье другого агента Лейбористской партии, журналиста Раймонда Флетчера, который был членом парламента от Илкестона с 1964 по 1983 год, говорится о том, что он был связан как с СБ, так и с КГБ.

Когда Флетчер (под кодовым именем ПЕТЕР) был завербован лондонской резидентурой в 1962 году, ³⁷ он готовил язвительную атаку на оборонную политику консерваторов, опубликованную в следующем году под названием “60 фунтов стерлингов в секунду на оборону”, которая призывала к значительным сокращениям оборонного бюджета и отказу от британского ядерного сдерживания. Флетчер высмеял большинство мер безопасности, разработанных для предотвращения попадания секретов британской обороны в Советский Союз. “Засекречивание, – заявил он, – это скорее устройство для сокрытия некомпетентности, чем для сокрытия информации от потенциального врага”.

Если цель сдерживания состоит в том, чтобы убедить Советский Союз в том, что … “неприемлемый ущерб” может быть нанесен в случае агрессии, зачем скрывать методы, которыми он будет нанесен? Разумеется, мы этого не делаем. Состояние наших процедур безопасности настолько плачевно, что можно с уверенностью сказать, что о британских процедурах безопасности в Кремле знают больше, чем в Палате общин. ³⁸

Незадолго до его избрания членом парламента от лейбористов в 1964 году Центр узнал, что Флетчер также “сотрудничал” с StB. В этом случае, вместо того чтобы предупредить чехов, как это якобы произошло в случае с Драйбергом, КГБ, похоже, прервал контакт с Флетчером. Центр также был встревожен сообщением польской СБ о том, что письмо, находящееся в распоряжении Британской коммунистической партии, как представляется, показывает (почти наверняка ошибочно), что Флетчер “сотрудничал” с 1957 года с ЦРУ. ³⁹

За несколько месяцев до своей смерти в 1991 году Флетчер признался, что в 1960-х годах у него были контакты в посольстве Чехословакии в Лондоне, которые, как “позже утверждалось, были сотрудниками разведки”, но он думал, что находится “в безопасности, потому что сообщал обо всех своих контактах Горонви Робертсу в Министерстве иностранных дел”. МИ-5, по его словам, думала иначе. Они были, по его словам, “кучкой ублюдков”, которые “пытались сломить мои нервы и почти сломили мой дух”. ⁴⁰ Если, как считал Флетчер, МИ-5 действительно следила за ним, то его досье в КГБ позволяет предположить, что у них были на то основания.

Самым важным британским политиком, указанным в файлах, отмеченных Митрохиным, как цель для вербовки КГБ, был Гарольд Вильсон (фото). Учитывая степень его контактов с Советским Союзом, необычную для западного политика в первые годы холодной войны, Вильсон был почти неизбежной мишенью. Будучи президентом Торгового совета и самым молодым членом кабинета Эттли с 1947 по 1951 год, Уилсон активно участвовал в развитии торговли между Востоком и Западом. Он усилил это участие во время тринадцатилетнего пребывания лейбористов в оппозиции после 1951 года. Его брошюра In Place of Dollars (Вместо долларов), опубликованная в 1952 году, призывала правительство ослабить контроль над “стратегическим” экспортом в советский блок и игнорировать неизбежные протесты Америки, которые за этим последуют. В мае 1953 года, через два месяца после смерти Сталина, он стал первым крупным британским политиком, посетившим Москву после Берлинского кризиса пятью годами ранее. Там он возобновил знакомство с Анастасом Микояном, с которым установил дружеские отношения во время визитов в 1947 году, и провел широкие переговоры с министром иностранных дел СССР Вячеславом Молотовым. По возвращении в Лондон Вильсон выступил на специальном заседании Парламентской лейбористской партии (ПЛП) и получил поздравления от Эттли за “великолепный внутренний доклад” о послесталинской России. ⁴¹ Информация Вильсона о британской политике, по-видимому, была оценена русскими столь же высоко. Согласно его досье в КГБ, она была передана в Политбюро. ⁴² Однако нет никаких признаков того, что беседы Вильсона с советскими чиновниками (некоторые из которых, неизбежно, были сотрудниками КГБ под прикрытием) были более конфиденциальными, чем его беседы с ПЛП.

В годы своей оппозиционной деятельности Вильсон согласился на ряд консультаций с фирмами, торгующими с Советским Союзом, которые платили ему в среднем около 5000 фунтов в год. ⁴³ Согласно досье КГБ, одна из фирм, с которой сотрудничал Уилсон, нарушила эмбарго КОКОМ на “стратегический” экспорт. ⁴⁴

Официальный биограф Уилсона, Филип Зиглер, признает, что, вероятно, так оно и было: “Экспорт многих товаров был запрещен; неизбежно возникла серая зона, в которой торговля могла быть незаконной, а могла и не быть. Некоторые из помощников Вильсона заходили в эту зону или даже выходили за ее пределы”. ⁴⁵ Большое значение, придаваемое КГБ политическим сплетням Вильсона, а также сомнительный характер некоторых его деловых контактов, вероятно, объясняют решение Центра в 1956 году присвоить ему кодовое имя OLDING и открыть “досье по разработке агентов” в надежде завербовать его. В досье, однако, записано, что “разработка не увенчалась успехом”. ⁴⁶

Утверждения о том, что Уилсон когда-либо был агентом КГБ, основываются не на достоверных доказательствах, а на необоснованных теориях заговора, некоторые из которых были разработаны сотрудником КГБ Анатолием Голицыным, который, возможно, знал о существовании “досье по разработке агентов” и после своего дезертирства в декабре 1961 года утверждал, что Вильсон был советским “кротом”.

Когда Гайтскелл внезапно умер в 1963 году, Голицын разработал причудливо неправдоподобную теорию о том, что он был отравлен КГБ, чтобы Уилсон смог сменить его на посту лидера лейбористов. К сожалению, некоторые из британских и американских разведчиков, склонных к теории заговора – среди них Джеймс Энглтон из ЦРУ и Питер Райт из МИ-5 – соблазнились фантазиями Голицына. ⁴⁷ В дальнейшем Райт разработал несколько собственных теорий заговора, среди которых было утверждение, что тридцать офицеров МИ-5 позже вступили в заговор против Гарольда Уилсона. ⁴⁸

Лондонская резидентура не использовала Вильсона в качестве агента или конфиденциального контакта после того, как он стал премьер-министром в 1964 году, а заказывала статьи с нападками на различные направления его политики агенту под кодовым именем ДАН, завербованному в 1959 году и сотрудничавшему с левым еженедельником “Трибюн”. В досье ДАНА записано, что он публиковал материалы, переданные ему КГБ, и писал статьи по “тезисам”, разработанным службой “А”, отделом активных мер Центра. Хотя в кратких записях Митрохина на досье не указано, получал ли ДАН регулярную оплату, там упоминается, что в феврале 1967 года ему было выдано “вознаграждение” в размере 200 фунтов. ⁴⁹

Самым известным британским журналистом, ставшим мишенью Центра в первые годы холодной войны, который был указан в досье КГБ, отмеченном Митрохиным, был Эдвард Крэнкшоу. С начала холодной войны и до нескольких лет после выхода на пенсию в 1968 году Крэнкшоу был самым авторитетным британским комментатором советских событий. Во время Второй мировой войны он в течение двух лет служил в Британской военной миссии в России.

В 1947 году редактор газеты “Обсервер” Дэвид Астор (фото) “полулестью, полунажимом” заставил его вернуться в Москву в качестве корреспондента газеты по России и Восточной Европе. В течение жизни следующего поколения он продолжал, по его словам, “непрерывно комментировать то, что, по моему мнению, замышляют русские” в “Обсервере”, его Службе иностранных новостей, воскресном журнале “Нью-Йорк Таймс” и “лекциях и передачах повсюду”. ⁵⁰ Объемные “бегущие комментарии” Крэнкшоу, распространяемые по всему миру, были источником постоянного раздражения как для Кремля, так и для Центра. “Сегодня в мире существует только одна группа людей, – писал он в 1951 году, – которая активно и сознательно… стремится к гибели нашего общества: группа русских, составляющих правительство Советского Союза”. ⁵¹

КГБ пытался использовать различные методы давления на Крэнкшоу, чтобы заставить его изменить свои взгляды – все безуспешно. Некоторые из использованных методов заключались в попытках использовать его сексуальные связи в Москве. Несмотря на то, что Крэнкшоу “выглядел скромно и по-джентльменски”, согласно статье о нем в Dictionary of National Biography, (Словаре национальной биографии), “Крэнкшоу обладал дикой и независимой натурой”. ⁵² Во время службы в военной миссии военного времени он жил с художницей Т. С. Андреевской и ее подругой Е. С. Розиневич. В 1948 году оба были арестованы, вынуждены были признаться в том, что они британские шпионы, и отправлены в трудовой лагерь. ⁵³ Крэнкшоу не поддался запугиванию, но судьба этих двух женщин вполне могла вдохновить его на трогательное описание в 1948 году других людей, которых постигла подобная участь:

Еще одна вещь, о которой вы узнали на севере и которая доминировала в ваших представлениях, – это принудительный труд в самых разных его формах. Сидя за завтраком в гостинице, вы слышите ужасные звуки женского полуистерического плача на улице. Выглянув на улицу, вы видите, как тридцать или сорок женщин и девушек маршируют по замерзшей улице под конвоем солдат с винтовками с примкнутыми штыками, у каждой женщины небольшой сверток. Вы не знаете, куда они идут; но вы знаете, что их уводят против их воли, что их застали внезапно и грубо, и что они покидают свои тёплые дома и бредут по снегу, не имея ничего, кроме своих свертков. ⁵⁴

В 1959 году были сделаны фотографии Крэнкшоу, когда он занимался тем, что в записках Митрохина описывается как “сексуальные забавы”. ⁵⁵ Если фотографии были показаны Крэнкшоу, как обычно в таких случаях, он снова не испугался – хотя этот эпизод, возможно, помог вдохновить его на напоминание в Observer о том, что прошлые злодеяния, совершенные КГБ, остаются “частью настоящего”.

До сих пор в Советском Союзе не слышно ни одного голоса, который бы сказал, что коллективизация, массовые аресты, депортации и убийства были ужасными преступлениями, которые уже прошли, но никогда не будут забыты, и это означает, что при всех замечательных изменениях со времен Сталина, правительство Хрущева по-прежнему потворствует этим преступлениям. ⁵⁶

Вскоре после того, как Андропов стал председателем КГБ в 1967 году, он дал добро на операцию, целью которой было либо шантажировать Крэнкшоу, используя фотографии, сделанные в 1959 году и, возможно, в других случаях, либо дискредитировать его, отправив их в Observer. Однако от этой операции отказались по настоянию лондонской резиденции, которая, несомненно, правильно рассчитала, что Крэнкшоу не поддастся на шантаж и что его редактор будет на его стороне. ⁵⁷

Хотя фотографии “сексуальных забав” Крэнкшоу так и не были опубликованы, похожие снимки были использованы в активной акции под кодовым названием “Операция ПРОБА”, направленной на дискредитацию члена парламента от консерваторов коммандера Энтони Кортни, который вызвал гнев Центра, проводя кампанию против увеличения размеров лондонской резидентуры. ⁵⁸ В 1965 году КГБ выпустил листовку с фотографиями Кортни, занимающегося сексом с неизвестной женщиной, и распространил копии среди его жены, других членов парламента и редакторов газет. Хотя предполагалось создать впечатление, что у Кортни была супружеская измена, на самом деле фотографии были сделаны СКР четырьмя годами ранее во время поездки Кортни, тогда еще вдовца, на московскую ярмарку. В Москве Кортни был соблазнен гидом компании “Интурист”, которая посетила его в гостиничном номере, оборудованном скрытой камерой КГБ. Последовавший за этим скандал, начавшийся с публикации в журнале Private Eye, во многом стал причиной того, что Кортни не смог удержаться на своем месте на всеобщих выборах 1965 года. ⁵⁹ Досье КГБ по операции ПРОБА также приписывало себе заслугу в распаде брака Кортни и крахе его деловой карьеры. ⁶⁰

Основными объектами операций КГБ по сексуальной компрометации в годы холодной войны были иностранные посольства в Москве. Документы, отмеченные Митрохиным, свидетельствуют о том, что мало какое посольство, если вообще такое было, избежало той или иной степени проникновения “ласточек” КГБ. Самым успешным соблазнением в британском посольстве в брежневскую эпоху, хотя оно и достигло гораздо меньших результатов, чем заманивание Джона Вассалла, было, вероятно, соблазнение 30-летнего женатого мужчины-дипломата под кодовым именем КАРЕВ, которого соблазнила русская горничная его семьи под кодовым именем СН. По указанию КГБ, используя уловку, успешно примененную против ряда иностранных дипломатов, СН притворилась беременной и обратилась к Кареву за помощью в организации аборта, для чего, по ее словам, ей помог сотрудник охраны посольства. Карева убедили выразить свою благодарность, предоставив биографическую информацию о сотрудниках посольства, включая данные о сотрудниках СИС, работающих под дипломатическим прикрытием. Чтобы еще больше скомпрометировать Карева, СН притворилась, что снова беременна и ей нужна помощь в организации очередного аборта. Вскоре после этого СН была арестована по указанию КГБ за то, что у нее нашли западную валюту, переданную ей Каревым. В этом случае Карев обратился за помощью к советскому чиновнику, который, как он, вероятно, знал, был сотрудником КГБ, чтобы организовать второй фиктивный аборт и добиться снятия обвинений с СН. Поскольку срок службы Карева в Москве подходил к концу, его уговорили согласиться на встречу с сотрудником КГБ во время следующей командировки. Однако, оказавшись за пределами Москвы, Кареву удалось держать КГБ на расстоянии вытянутой руки. Когда Филби показали его досье, тот посоветовал не пытаться скомпрометировать Кареева публично, как в случае с коммандером Кортни, вероятно, потому, что рука КГБ была бы слишком очевидна. ⁶¹

В БРИТАНИИ, как и в США, ⁶² стратегия Центра на протяжении большей части холодной войны основывалась на попытке создать сеть нелегальных резидентур, которые МИ-5 было бы труднее контролировать, чем легальную резидентуру в советском посольстве, и которые могли бы продолжать действовать, если холодная война перерастет в горячую.

Первым послевоенным нелегальным резидентом стал Конон Трофимович Молодый (кодовое имя БЕН), сын двух советских ученых, которого, похоже, еще в детстве выбрали как потенциального сотрудника внешней разведки. В 1932 году, когда ему было всего десять лет, его с официального разрешения отправили жить к тетке в Калифорнию и посещать среднюю школу в Сан-Франциско, где он овладел английским, после чего в 1938 году вернулся в Москву. Во время Великой Отечественной войны он поступил на службу в НКВД и, как говорится в его официальном жизнеописании, “совершал частые вылазки в тыл врага… блестяще проявляя такие качества, как смелость и отвага”. После войны Молодый получил степень по китайскому языку и работал преподавателем китайского языка, а в 1951 году начал подготовку в качестве нелегала. ⁶³

Как и некоторые другие нелегалы, отобранные для работы в США, Молодый начал с создания своего прикрытия в Канаде, куда он прибыл в 1954 году, используя личность “живого двойника” канадского коммуниста. МИК, член Центрального комитета Канадской коммунистической партии, убедил товарища по партии отдать МИКУ паспорт, который никогда не использовался для зарубежных поездок.

Хотя живому двойнику было сказано, что его паспорт будет использоваться партией, МИК передал его Владимиру Павловичу Бурдину (фото выше) из резидентуры в Оттаве через старшего члена Общества канадско-советской дружбы под кодовым именем СВЯЩЕННИК. ⁶⁴ Центр заменил фотографию в паспорте на фотографию Молодого и выдал ему паспорт для поездки в Канаду. Оказавшись в Канаде, Молодый получил новый паспорт на имя “мертвого двойника” Гордона Арнольда Лонсдейла (кодовое имя КИЖ), который родился в Кобальте, Онтарио, в 1924 году, ребенком эмигрировал в Советский Союз вместе с матерью-финкой и умер в 1943 году. ⁶⁵ Канадская королевская комиссия позже пришла к выводу:

Канада приобрела сомнительную международную репутацию в отношении своих паспортов, и есть свидетельства того, что враждебные спецслужбы сосредоточились на приобретении канадских документов из-за относительной легкости их получения. ⁶⁶

В марте 1955 года Молодый отправился в Лондон, используя свое новое имя “Гордон Лонсдейл”, и записался в качестве студента на курс китайского языка в School of Oriental and African Studies  (Школу восточных и африканских исследований (SOAS). Центр выбрал SOAS по двум основным причинам. Во-первых, поскольку курс, пройденный Молодым, не привел к получению степени, его не попросили предоставить документы о предыдущем образовании, которые обычно требуются от студентов британских университетов. Во-вторых, будучи квалифицированным преподавателем китайского языка и автором русско-китайского учебника, Молодый не испытывал особых трудностей с выполнением требований курса, в то время как большую часть своего времени он проводил, создавая первую послевоенную нелегальную резидентуру КГБ в Великобритании. Его главной проблемой в SOAS была необходимость скрывать от своих наставников тот факт, что они мало чему могли его научить, если вообще могли. ⁶⁷ Связным Молодого в легальной лондонской резидентуре был сотрудник Линии Н (нелегалы) В. А. Дмитриев, который снабжал его деньгами и инструкциями из Центра, а также письмами с микроточками от его семьи из Москвы, доставляемыми через закладки и при личных встречах. ⁶⁸ “Когда приедет папа и почему он уехал?” – спрашивал в одном письме маленький сын Молодых Трофим. “. . . Что за дурацкая работа у папы?”. ⁶⁹

Находясь в SOAS, Молодый с одобрения Центра начал создавать себе прикрытие в виде профессии лондонского бизнесмена. Используя средства КГБ, он назначил себя директором нескольких компаний, занимающихся музыкальными и торговыми автоматами, а также игральными машинами, прозванными однорукими бандитами. Согласно досье КГБ, торговые автоматы включали машины по продаже жевательной резинки не менее чем в двухстах различных местах, что давало Молоди частые предлоги для поездок в район Большого Лондона для встреч с Дмитриевым, двумя другими членами его резидентуры и его агентами. Электронное запирающее устройство, произведенное одной из фирм, в которой Молодый был партнером, получило золотую медаль на Международной выставке изобретателей в Брюсселе в 1960 году. ⁷⁰ Выйдя на пенсию, Молодый сделал сильно преувеличенное заявление о том, что он был первым нелегальным резидентом КГБ – мультимиллионером. Он хвастался перед советским интервьюером:

Позвольте мне напомнить вам, что все оборотные средства и прибыль моих четырех компаний (миллионы фунтов стерлингов), которые увеличивались год от года без всякой моей помощи, были “социалистической собственностью”. Странно, но факт! ⁷¹

Радиооператорами и группой технической поддержки в нелегальной резидентуре Молодого были американские агенты-ветераны Моррис и Лона Коэн (ЛУИС и ЛЕСЛИ, совместно известные как ДАЧНИКИ – фото выше), которые были спешно отозваны в Москву после ареста Розенбергов. ⁷² В мае 1954 года Коэны получили паспорта на имя Питера и Хелен Крогер от советского агента в консульстве Новой Зеландии в Париже Пэдди Костелло (кодовое имя ЛОНГ), который позже стал профессором русского языка в Манчестерском университете. ⁷³ Прикрытием “Питера Крогера” в Лондоне была работа продавца антикварных книг. Как и БЕН, ЛУИС и ЛЕСЛИ были экстравертами с активной социальной жизнью. Один из их друзей в лондонской книжной торговле позже вспоминал о многих дружеских вечерах в их доме в Руислипе:

Здесь вы хорошо ели, пили хорошее вино и получали самое замечательное гостеприимство… Петр заводил знакомства со всеми, с кем только мог, и они с женой всем нравились. Он посещал состязания метателей дротиков и пил пинту за пинтой. Он играл в крикет, орудуя своей лаптой, как бейсбольной битой и пытаясь сделать хоум-ран, к всеобщему удовольствию публики. ⁷⁴

Джордж Блейк, который познакомился с Кононом Молодым, когда они оба находились в тюрьме в Уормвуд Скрабс, позже восхвалял его как “прекрасный пример того, каким должен быть “нелегальный резидент”… человек, который очень сильно верит в идеал и служит великому делу”. ⁷⁵ Однако за годы работы в Лондоне Молодый стал цинично относиться к перспективам вербовки нового поколения идейных шпионов, таких как Блейк, вдохновленных работой во имя великой цели. Позже он сказал советскому интервьюеру:

Средний англичанин аполитичен и безразличен. Ему совершенно неважно, кто им управляет, куда движется страна, хорош или плох Общий рынок. Все, что его интересует, это его собственная зарплата, его работа и то, чтобы жена была счастлива”.

Молодый также придерживался скептического взгляда на вербовщиков времен холодной войны, на которых, по его мнению, КГБ должен был сосредоточиться в Великобритании:

Хороший агент – это тот, чья жизненная статистика такова: он работает, например, в военном ведомстве и занимает среднюю, но ключевую должность, дающую ему доступ к информации; он не стремится занять более высокий пост, он уязвлен тем, что считает себя неудачником (скажем, плохое здоровье не позволило ему закончить учебу в колледже Генштаба); он пьет (дорогая привычка); он питает слабость к представительницам прекрасного пола (что тоже недешево); он критически относится к собственному правительству и лоялен к правительству резидентуры. ⁷⁶

Рассказы о карьере Молодого, опубликованные КГБ и СВР, тщательно скрывают тот факт, что в конце 1958 года ему был передан контроль над самым долговечным британским агентом КГБ Мелитой Норвуд (ХОЛА), чья идеологическая приверженность, похоже, никогда не менялась на протяжении более чем сорока лет. Молодый впервые встретился с Норвуд 23 декабря и получил от нее обычную партию документов из сейфов Ассоциации цветной металлургии. Однако по причинам, не зафиксированным в записях Митрохина, Норвуд была возвращена всего лишь два месяца спустя под контроль легальной лондонской резидентуры. ⁷⁷ Возможно её оттолкнули признаки разгульного, донжуанского образа жизни Молоди. Или, возможно, Молодому просто не хватало способности контролировать идеологического агента.

Документы на резидентуру Молодого, которые видел Митрохин, свидетельствуют о том, что он успешно руководил только двумя агентами: Гарри Хоутоном и его любовницей Этель Ги (кодовые имена ШАХ и AСЯ – фото). Хоутон, бывший сержант Королевского флота, очень походил на стереотип британского агента, созданный Молодым. Он работал гражданским клерком в Центре подводного вооружения в Портленде, где с помощью Ги, которая была нанята в качестве делопроизводителя, он имел легкий доступ к совершенно секретной информации о противолодочной войне и атомных подводных лодках. Позднейшие мемуары Хоутона дают поразительное свидетельство того, как успешно его контролер скрывал свое нелестное о нем мнение. Хотя Молодый, как явствует из его московских интервью, считал таких агентов, как Хоутон, мягко говоря, презренными моральными неадекватами, Хоутон был патетически убежден, что с их первой встречи “между нами было настоящее товарищество”. Молодый так успешно обманывал Хоутона, что даже убедил его в том, что он считает “абсолютно важным” ложиться в постель с любой из своих многочисленных подружек. ⁷⁹

Как и Блейк, Хоутон был выявлен МИ-5 в результате информации, полученной от перебежчика Михала Голеневского (фото). Наблюдение за Хоутоном привело к обнаружению “Лонсдейла”, за которым следили во время посещения Крогеров в Руислипе. В результате обыска в их доме были обнаружены мощный высокоскоростной радиопередатчик, использовавшийся для связи с Центром, и коротковолновый радиоприемник для приема сообщений из Москвы на высокочастотных диапазонах, спрятанные в полости под полом кухни; одноразовые шифры, спрятанные в фонариках и прикуривателе; устройство для чтения микроточек, спрятанное в коробке с пудрой для лица; оборудование для создания микроточек; кулинарная банка, содержащая магнитную окись железа, используемую для печати высокоскоростных сообщений Морзе на ленте; тысячи фунтов стерлингов, долларов и дорожных чеков; и семь паспортов. ⁸⁰ На суде в 1961 году Молодый был приговорен к двадцати пяти годам лишения свободы, Коэны – к двадцати, Хоутон и Ги – к пятнадцати.

Молодый был освобожден в результате обмена шпионами в 1964 году. Его недостоверные мемуары, опубликованные год спустя под псевдонимом “Гордон Лонсдейл” с одобрения ЦК КПСС, содержали разнообразную дезинформацию – в том числе и утверждение о полной невиновности Крогеров. Лондонская резидентура сообщила о “негативной реакции” на мемуары со стороны руководства Коммунистической партии Великобритании на том основании, что они были равносильны официальному признанию того, что Советский Союз занимался шпионажем против Запада. ⁸¹

В 1969 году Коэны были обменены на находящегося в заключении британского лектора Джеральда Брука. На ужине в их честь на даче КГБ 25 ноября 1969 года Андропов лично вручил им ордена Красной Звезды. Среди других высокопоставленных сотрудников Центра на ужине присутствовали Сахаровский, начальник ПГУ, и Лазарев, начальник Управления по борьбе с нелегалами. 5 000 рублей были потрачены на меблировку московской квартиры для Коэнов на Малой Бронной, где в апреле 1970 года то же самое руководство КГБ присутствовало на банкете по случаю новоселья. ⁸²

Однако Центр по-прежнему стремился держать Коэнов подальше от других западных перебежчиков в Москве – отчасти потому, что он придерживался вымысла, что они были поляками и уехали жить в Польшу.

7 июня 1971 года, возвращаясь в свою квартиру после похода по магазинам, Моррис Коэн случайно столкнулся с Джорджем Блейком, которого он впервые встретил несколькими годами ранее, когда они оба находились в заключении в Уормвуд Скрабс (фото). В досье КГБ об этой встрече отмечается, что оба выразили “искреннюю радость” по поводу их воссоединения, обменялись номерами телефонов и договорились о следующей встрече. Однако Центр отдельно поручил и Блейку, и Коэнам придумать предлог, чтобы отменить встречу. Согласно записи прослушанного телефонного разговора, сделанной КГБ, Коэн позвонил Блейку и сообщил, что собирается в отпуск и в ближайшее время не сможет встретиться с ним. Блейк ответил, что все понимает и сам через несколько дней уедет на дачу. Больше эти два человека не встречались. ⁸³ Коэны, однако, сохранили почетное место в пантеоне КГБ. Лона умерла в 1993 году в возрасте восьмидесяти лет, Моррис – два года спустя в возрасте девяноста лет. По указу президента Ельцина Моррису Коэну посмертно было присвоено звание Героя Российской Федерации. ⁸⁴

Карьера Молодого закончилась менее счастливо. Когда он вернулся в Москву, опыт жизни на Западе заставил его, как и многих других бывших нелегалов, все больше разочаровываться в советской системе. По словам Блейка:

Он особенно критиковал неэффективные и зачастую некомпетентные методы управления советскими промышленными предприятиями и ведения международной торговли. Будучи человеком откровенным и заботящимся о благе своей страны, он доносил свои взгляды до общественности. В те времена критика любого рода не ценилась, и вскоре он потерял свою популярность и оказался на относительно малозначимой должности. ⁸⁵

Молодый также пристрастился к алкоголю. Однажды в субботу в октябре 1970 года он отправился по грибы в окрестностях города Медынь (в оригинале Medyi – прим. перев.) и со своей женой и двумя друзьями из военно-воздушных сил. Сразу после второго стакана водки он перенес инсульт, потерял дар речи и умер через несколько дней в больнице в возрасте всего сорока восьми лет. ⁸⁶ Он лежал в гробу на постаменте в клубе офицеров КГБ, в то время как коллеги держали напоказ его большую коллекцию медалей на бархатных подушках, а Андропов и другие высшие чины пришли отдать дань уважения. ⁸⁷ Незадолго до его смерти группа писателей по заказу Центра при содействии Молодого завершила работу над его новой биографией под названием “Специальная миссия”, некоторые выдержки из которой были опубликованы в советской прессе. Однако в 1972 году с одобрения Андропова было решено не публиковать книгу за рубежом и приостановить ее публикацию в Советском Союзе, опасаясь, что она “разожжет пламя шпиономании” на Западе. ⁸⁸

После смерти Молодого его многострадальная жена Галина Ивановна (фото), которая мало видела его во время его нелегальной карьеры, тоже пристрастилась к алкоголю. В течение нескольких последующих лет она несколько раз лечилась от алкоголизма. В 1976 году на могиле Молодого в Донском монастыре в Москве был установлен памятник стоимостью 2 000 рублей, рядом с могилой другого известного нелегала 1950-х годов Вильяма Фишера (псевдоним “Абель”). В том же году ЦК КПСС назначил его вдове пенсию в размере 120 рублей. ⁸⁹

Митрохин видел в документах КГБ частые упоминания о визитах в Великобританию других советских нелегалов в течение двадцати лет после ареста Молодого, но не нашел никаких доказательств того, что в этот период была создана полноценная нелегальная резидентура КГБ взамен резидентуры БЕНА – хотя возможно, что такие доказательства существуют в документах, которых он не видел. Одним из главных кандидатов, выбранных в качестве преемника БЕНА в Лондоне, был сравнительно молодой Эдуард Иванович Козлов (кодовое имя ЕВДОКИМОВ), родившийся в 1934 году. С помощью агента РАГА, чиновника в бельгийской коммуне, ⁹⁰ Козлов получил документы на имя несуществующего Жана-Луи де Моля, которые он использовал для получения бельгийского паспорта в 1961 году. В течение следующих нескольких лет он прошел сложный период акклиматизации, чтобы укрепить свое прикрытие, учился в швейцарской школе иностранных языков, работал оператором электронных машин в Цюрихе, затем в страховой компании в Штутгарте. В 1966 году он вернулся в Бельгию, поселился в Динанте и получил новый паспорт, действительный до 1970 года. Однако прежде чем он смог уехать в Великобританию или США, Козлов вызвал подозрения бельгийской службы безопасности и был спешно отозван в Москву. На момент отзыва на его счету в банке Брюсселя (№ A-04- 18295) находилось 39 000 бельгийских франков; Центр счел слишком опасным снимать деньги и списал их. Не имея впредь возможности путешествовать по Западу, Козлов вместо этого работал над операциями ПРОГРЕСС в Болгарии, Чехословакии, Венгрии и Советском Союзе, выдавая себя за британского, американского или бельгийского туриста. ⁹¹

Несмотря на очевидный провал попыток создать новую нелегальную резидентуру после ареста Молодого и Коэнов, британские операции КГБ добились ряда значительных успехов в течение следующего десятилетия. Центр открыл простой, но эффективный метод облегчения жизни лондонской легальной резидентуры.

При четырех сменявших друг друга резидентах – Николае Григорьевиче Багричеве (1962-64), Михаиле Тимофеевиче Чижове (1964-66 -фото), Михаиле Ивановиче Лопатине (исполняющий обязанности резидента, 1966-67)⁹³ и Юрии Николаевиче Воронине (1967-71) – размер резидентуры неуклонно увеличивался. В период с 1960 по 1970 год численность сотрудников КГБ и ГРУ в Лондоне выросла примерно с пятидесяти до более 120 человек – больше, чем в Вашингтоне или любой другой западной столице. Спецслужбы других стран советского блока также быстро расширили свои британские операции. Цель, которая отчасти удалась, заключалась в том, чтобы наводнить перенапряженную МИ-5 большим количеством сотрудников разведки, чем они могли надеяться держать под эффективным наблюдением. ⁹⁴

Когда чехословацкий офицер StB Йозеф Фролик (фото) был направлен в Лондон в 1964 году, ему сказали, что “британская служба испытывает такую нехватку средств и людей, что будет относительно легко сбросить их с хвоста”. ⁹⁵ Работа МИ-5 стала еще сложнее в начале срока пребывания Воронина на посту резидента в 1967 году, когда один из его оперативных сотрудников, Алексей Николаевич Савин (кодовое имя РУСЛАН), ⁹⁶ завербовал клерка из отдела автомобильных лицензий Совета Большого Лондона (GLC), Сириоджа Хусейна Абдулкадера, который имел доступ к регистрационным номерам всех автомобилей Службы безопасности и Специального отдела. Серия сложных операций МИ-5 по мобильному наблюдению была поставлена под угрозу из-за способности лондонской резидентуры идентифицировать используемые автомобили. ⁹⁷

Наибольших успехов лондонская резидентура в брежневскую эпоху добилась в области научно-технической разведки (НТР), особенно в оборонной сфере. В 1967 году Лопатин, главный эксперт резидентуры по научно-технической разведке в середине 1960-х годов, стал одним из основателей нового Отдела Т ПГУ, специализировавшегося в этой области и обслуживавшегося сотрудниками “Линии Х” (научно-техническая разведка) в резидентурах за рубежом. Руководителем “Линии Х” в Лондоне с начала 1968 года до его высылки летом 1971 года был Лев Николаевич Шерстнев, жесткий, но любезный инженер, говоривший на почти безупречном английском с канадским акцентом и питавший страсть к западной хай-фай аппаратуре. ⁹⁸

Помимо ветерана Норвуд, в записях Митрохина указаны еще как минимум десять агентов “Линии Х”, действовавших в конце 1960-х годов: МЕРКУРИЙ, химик, завербованный в 1958 году; ⁹⁹ САКС, сотрудник британской авиационной компании, завербованный в Германии, вероятно, в 1964 году, “за материальное вознаграждение”; ¹⁰⁰ ЮНГ, авиационный и компьютерный инженер, завербованный в 1965 году; ¹⁰¹ НАГИН, инженер-химик, завербованный в 1966 году; ¹⁰² АС, авиационный инженер, завербованный в 1967 году, который предоставил объемную документацию по авиационным двигателям и летным тренажерам; ¹⁰³ ХАНТ, государственный служащий, завербованный Норвудом в 1967 году; ¹⁰⁴ AKУРЯН, физик-ядерщик, завербованный в 1968 году; ¹⁰⁵ СТАРИК, инженер-конструктор авиационного оборудования, завербованный в 1968 году; ¹⁰⁶ DAN, инженер британского филиала американской компании, завербованный в 1969 году “за материальное вознаграждение”; ¹⁰⁷ и СТЕП, лаборант, завербованный в 1969 году на зарплату 150 долларов в месяц. ¹⁰⁸ В записях Митрохина также указаны еще четыре агента “Линии Х”, работавшие в 1970-х годах, которые вполне могли быть завербованы в 1960-х годах: вирусолог, научный сотрудник фармацевтической лаборатории, ¹⁰⁹ инженер на ядерном реакторе, ¹¹⁰ и КООПЕР, работавший в отделе новых продуктов фармацевтической компании. ¹¹¹

МИ-5 было трудно давать адекватный ответ на рост научно-технических операций КГБ и ГРУ не только из-за собственных перегруженных ресурсов, но и из-за трудностей (которые она, по понятным причинам, не стремилась афишировать) в организации успешного судебного преследования. Если не удавалось получить признания или поймать агентов на передаче материалов, добиться обвинительного приговора, как правило, было невозможно.

Примером таких трудностей стал суд в 1963 году над доктором Джузеппе Мартелли (фото), 39-летним итальянским физиком, работавшим в течение предыдущего года в Кулхэмских лабораториях Управления по атомной энергии. Арестованный по наводке перебежчика из КГБ, Мартелли был уличен в хранении записей встреч с Николаем Карпековым и другими сотрудниками КГБ, набора частично использованных одноразовых блокнотов для шифропереписки, спрятанных в хитроумно сконструированном портсигаре, и инструкций по фотографированию документов. Но обладание шпионской атрибутикой (в отличие от оборудования для взлома домов) само по себе не является преступлением, и Мартелли не имел официального доступа к секретной информации, хотя и общался с людьми, которые имели его.

Мартелли признал встречу с Карпековым, но утверждал, что участвовал в хитроумной схеме, чтобы предотвратить попытку шантажа со стороны КГБ. Он был оправдан. ¹¹²

В середине и конце 1960-х годов в Великобритании было только два успешных судебных преследования советских шпионов.

В 1965 году Фрэнк Боссард (фото), 52-летний сотрудник Министерства авиации, был приговорен к двадцати одному году тюремного заключения за передачу ГРУ совершенно секретных сведений о разработке британского управляемого оружия.

Расследование, проведенное после ареста Боссарда, выявило судимость, которая никогда не была должным образом расследована. Двадцатью годами ранее он отбыл шесть месяцев каторжных работ за мошенничество.

В 1968 году Дуглас Бриттен (фото), главный техник Королевских ВВС, также был приговорен к двадцати одному году тюремного заключения за передачу КГБ строго секретной информации, полученной от подразделений ВВС на Кипре и в Линкольншире.

Расследование Комиссии по безопасности, проведенное после осуждения Бриттена, выявило историю финансовых проблем Бриттена и его репутацию “опытного лжеца”. ¹¹³

Работу “Линии Икс” в лондонской резидентуре дополняли сотрудники КГБ, направленные в Великобританию под прикрытием либо в качестве членов торговых и научных делегаций, либо в качестве аспирантов.

Среди аспирантов КГБ был А. В. Шаров из Отдела “Т”, который начал работу над докторской диссертацией по инженерным наукам в Лондонском университете в ноябре 1966 года и был удостоен докторской степени 22 октября 1969 года. По указанию КГБ Шаров вернулся в Лондон, чтобы лично получить степень в январе 1971 года и отправиться в лекционное турне, организованное Академией наук, которое, по замыслу Центра, должно было позволить ему выявить возможных рекрутов в научном сообществе. ¹¹⁴

Вероятно, самым значимым аспирантом Линии ПР в британском университете в середине 1960-х годов был Геннадий Федорович Титов (кодовое имя СИЛИН – фото), который учился в Университетском колледже Лондона. В 1971 году в относительно молодом возрасте тридцати девяти лет Титов стал резидентом в Норвегии; ¹¹⁵ в 1984 году ему было присвоено звание генерала КГБ, а к моменту переворота 1991 года он занимал третье место в иерархии КГБ. Сотрудники и агенты КГБ в личинах студентов также использовались для выявления связей между западными церковными группами и религиозными меньшинствами в Советском Союзе. В сентябре 1970 года АБРАМОВ (в записках Митрохина не указан) поступил в баптистский колледж в Англии, где у него появились контакты, раскрывшие планы Швеции и Западной Германии по контрабанде религиозной литературы в Россию на автомобилях, спрятанных в специально устроенных секретных отсеках. ¹¹⁶
После распада “Великолепной пятерки” и ареста Джорджа Блейка Центр считал главным недостатком своих британских операций неспособность завербовать новое поколение молодых, идеологически преданных “агентов высокого полёта”. Простая истина, которую Центр не мог заставить себя принять, заключалась в том, что Советский Союз утратил большую часть своей былой идеологической привлекательности. Стареющим аппаратчикам, правившим брежневским Советским Союзом, не хватало блеска как межвоенного мифа-образа первого в мире рабоче-крестьянского государства, так и гораздо более точного образа государства военного времени, которое несло главную ответственность за поражение нацизма. Большинство молодых западных радикалов конца 1960-х годов привлекали не идеологически подневольные коммунистические партии, а либертарианские движения новых левых. Москва, однако, отказывалась признать, что её время уходит. Центр стремился использовать подвиги Кима Филби, чтобы вдохновить новое поколение радикальных идеалистов последовать его примеру.

Перебравшись в Москву в 1963 году, Филби с ужасом обнаружил, что в КГБ он имеет лишь статус агента, не имеет офицерского звания и ему даже не разрешат ступить на Лубянку.

Однако в течение первых пяти лет своей московской ссылки он был занят долгими совещаниями по подведению итогов, помогал писать мемуары Конона Молодого (опубликованные под псевдонимом “Гордон Лонсдейл”) и написал энергичные, но тенденциозные мемуары о своей собственной карьере советского агента в СИС, опубликованные в 1968 году под названием My Silent War (Моя тихая война), в русском переводе «Моя тайная война» – прим. перев.). ¹¹⁷

Филби не упомянул о разочарованиях, связанных с жизнью в Москве. Вместо этого он утверждал: “Глядя на Москву из окна своего кабинета, я вижу прочные основы будущего, которое я предвидел в Кембридже”. Филби завершил свое предисловие словами, которые должны были вдохновить других:

Отрезвляет мысль о том, что, если бы не сила Советского Союза и коммунистической идеи, Старым Светом, если не всем миром, сейчас правили бы Гитлер и Хирохито. Я горжусь тем, что в столь раннем возрасте мне было предложено сыграть свою ничтожную роль в становлении этой мощи… Когда мне сделали предложение [перейти на работу в советскую разведку], я не колебался. На предложение вступить в элитные войска не смотрят дважды”. ¹¹⁸

Едва “Моя тихая война” была опубликована, как американский школьник, вдохновленный примером Филби, прибыл в Москву по туристической визе и предложил свои услуги КГБ. Хотя ему было всего шестнадцать лет (это самый молодой западный новобранец, зафиксированный в файлах, которые видел Митрохин), он был зачислен в июле 1968 года, с личного одобрения Андропова, как агент СЫНОК 119 – то же кодовое имя, которое было присвоено Филби при его вербовке в 1934 году. В досье СЫНКА отмечается, что он происходил из обеспеченной семьи, был идеалистически настроен по отношению к Советскому Союзу и проникся романтическим представлением о работе в разведке. После второй встречи с СЫНКОМ в Мексике 19 октября было решено подготовить его как агента-нелегала. Однако в течение следующих нескольких месяцев либо СЫНОК, либо его родители передумали, и он не явился на следующую заранее назначенную встречу в Лондоне. О том, как мало других ярких, идеологически преданных молодых людей на Западе были вдохновлены примером Филби (в записках Митрохина нет других), может свидетельствовать тот факт, что КГБ продолжал периодически пытаться возобновить контакт с СЫНКОМ в течение более десяти лет. В 1978 году сотрудник КГБ узнал от отца СЫНКА, что тот находится в Мексике, но разыскать его не удалось. Два года спустя его мать обманом заставили сообщить, что он находится в Сан-Франциско, и дать свой адрес. В декабре 1980 года оперативный сотрудник, который встретил его в Мексике двенадцать лет назад, написал СЫНКУ в Сан-Франциско, приглашая его на еще одну встречу в Мексике и давая восточногерманский адрес для ответа. Когда ответа не последовало, КГБ, похоже, наконец, сдался. ¹²¹

Хотя новое поколение филби так и не появилось, воспоминания о “великолепной пятерке” продолжали повышать престиж лондонской резидентуры. Даже в эпоху Горбачева операции в Великобритании во время Второй мировой войны и четверть века после нее по-прежнему служили образцом для молодых офицеров разведки в школе ПГУ – Институте имени Андропова. Все три основных руководителя факультета института сделали себе репутацию в лондонской резидентуре.

Юрий Модин (фото), отвечавший за подготовку сотрудников политической разведки, был бывшим контролером “великолепной пятерки”. Иван Шишкин, начальник контрразведки, руководил “Линией КР” в Лондоне с 1966 по 1970 год. Владимир Барковский, руководивший подготовкой специалистов по шпионажу в НТР, специализировался в этой области в Лондоне с 1941 по 1946 год. ¹²²

Если золотой век операций КГБ в Лондоне закончился с распадом “великолепной пятерки” в 1951 году, то их серебряный век завершился еще внезапнее двадцать лет спустя с перебежкой Олега Лялина и массовой высылкой 105 офицеров КГБ и ГРУ. ¹²³ Отныне наблюдение МИ-5 больше не было перегружено огромным количеством сотрудников советской разведки. Олег Гордиевский вспоминает британскую операцию FOOT как “беспрецедентный взрыв, землетрясение, вызвавшее высылки,  событие, которое глубоко потрясло Центр”. ¹²⁴ По словам Олега Калугина, “нашей деятельности по сбору разведывательной информации в Англии был нанесен удар, от которого она так и не оправилась”. ¹²⁵ До конца холодной войны КГБ, вероятно, было труднее собирать высококачественные разведданные в Лондоне, чем в любой другой западной столице.

Примечания к Главе двадцать четвертой – Операции эпохи холодной войны против Великобритании. Часть 1

1. Ни в одном из файлов, которые видел Митрохин, нет подтверждения сомнительной теории о том, что главный советский агент оставался на работе в МИ5 после кончины Великолепной пятерки. В записях Митрохина нет никаких упоминаний о сэре Роджере Холлисе, генеральном директоре MI5, самом старшем из офицеров MI5, ошибочно обвиняемом в том, что он является советским агентом. История Холлиса сейчас полностью дискредитирована (Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 27).

2. О начале карьеры Норвуд см. главы 7 и 8.

3. т. 7, гл. 14, поз.17.

4. Хеннесси, Never Again (Никогда снова), p. 269.

5. т. 7, гл. 14, п. 17. Имя Мякинкова было ошибочно расшифровано Митрохиным как Мекиньков. (CBEN)

6. т. 7, гл. 14, поз.17.

7. По юридическим причинам ни настоящая личность ХАНТА, ни государственные ведомства, в которых он работал (включенные в записи Митрохина), не могут быть установлены. Первым его контролером был В.Е. Цейров (тогда также контролер Норвуд), затем Б.К. Столенов и Ю. Кондратенко. После массового изгнания сотрудников КГБ и ГРУ из Лондона в 1971 году ХАНТ залег на дно на несколько лет в качестве меры безопасности. Связь возобновила в 1975 году МЕР, агент парижской резиденции. После её смерти в 1976 году управление резиденцией в Лондоне возобновилось в 1977 году. Двумя последними кураторами ХАНТА были В. В. Ярошенко и А. Н. Чернаев. В 1979 году, после того как ХАНТ основал небольшой бизнес, его жена была нанята курьером. К 1981 году Центр стал проявлять недовольство качеством разведывательных данных ХАНТА и, по всей видимости, опасался, что он находится под наблюдением MI5. Похоже, что в этот момент контакт с ним был прерван. т. 7, гл. 14, поз.16.

8. Блейк, No Other Choice (Выбора нет), гл. 2-5. Ср. Хайд, Джордж Блейк. Признавая свою привязанность и восхищение Куриэлем, Блейк неубедительно преуменьшает свое влияние на него. По словам Калугина, Блейк «уже придерживался крайне левых взглядов в начале Корейской войны» (Калугин, Spymaster, с. 141.). Примеры других искажений в мемуарах Блейка см. Эндрю и Гордиевский, KГБ, стр. 755-756, n. 117); Мерфи, Кондрашев и Бейли, Поле битвы, Берлин, стр. 217, 482-3, прим . 36.

9. Мерфи, Кондрашев и Бейли, Поле битвы, Берлин, стр. 214-15 (отчет основан на частичном доступе к файлам КГБ и на воспоминаниях Кондрашева). Роден был жителем Лондона с 1947 по 1952 год и с 1956 по 1961 год; Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 663.

10. См. главу 26.

11. к-9, 65.

12. Блейк, Выбора нет, стр. 207-8. Калугин, Spymaster (Шпион), с. 141. Андрей и Гордиевский, КГБ, стр. 755-6, н. 117.

 13. Лучшее описание операции в берлинском туннеле, основанное как на материалах, предоставленных СВР, так и на недавно рассекреченных файлах ЦРУ, – это Мерфи, Кондрашев и Бейли, Поле битвы Берлин, гл. 11 и приложение 5, в котором исправлены многочисленные ошибки в более ранних отчетах. Краткие заметки Митрохина о Берлинском туннеле ничего не добавляют к Поле битвы за Берлин.

 14. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 442. О Голеневском см. Мерфи, Кондрашев и Бейли, Поле битвы Берлин, стр. 342-6.

15. Блейк, Выбора нет, гл. 11, 12.

16. Калугин, Spymaster, с. 142.

17. т. 7, гл. 14, пункт 3. Дриберг вступил в Коммунистическую партию, когда учился в государственной школе, но был исключен в 1941 году, когда, согласно его записи в Национальном биографическом словаре, партийное руководство «обнаружило, что он был агентом МИ5, которым был завербован в конце 1930-х »( Национальный биографический словарь, 1971-1980, стр. 251). Хотя Дриберг, несомненно, предоставил информацию Максвеллу Найту, ведущему офицеру МИ5, многое остается неясным в отношении отношений между ними. По словам личного помощника Найта, Джоан Миллер, он был бисексуалом, который какое-то время был «без ума» от Дриберга. По ее мнению, Дриберг был всего лишь «случайным агентом», который «поставлял кое-что», когда на него оказывал давление Найт. (Интервью с Джоан Миллер, журнал Sunday Times (18 октября 1981 г.); Миллер, One Girl’s War (Война одной девушки); Эндрю, Секретная служба, стр. 521-2.

18. Дриберг, Ruling Passions (Правящие страсти), стр. 228-9.

19. Уин, Том Дриберг, стр. 309.

20. Вассаль, Vassall (Вассаль); Андрей и Гордиевский, КГБ, стр. 442-4. Андропов считал Вассаля одним из самых ценных агентов КГБ.

21. Дриберг, Правящие страсти, с. 235.

22. т. 7, гл. 14, пункт 3. Записи Митрохина в досье Дриберга о том, что он был «завербован в Москве … в основном на основе компрометирующих материалов, в которых зафиксированы его гомосексуальные отношения с агентом», но не содержат дополнительных подробностей о «компрометирующем материале».

23. т. 7, гл. 14, поз.3.

24. Комментарии Уоткинса цитируются Уином в Том Драйберг, стр. 328.

25. т. 7, гл. 14, поз.3.

26. Уин, Том Драйберг, стр. 292–315. Очень читаемая и занимательная биография Драйберга Фрэнсиса Уина опровергает все предположения о том, что на его книгу о Берджессе каким-либо образом повлияло КГБ. Хотя г-н Уин был шокирован «зловонием» от «едкой мочи» историй, подброшенных в прессу MI5 и MI6 (Том Драйберг, стр. 317), он не смог обнаружить какой-либо нездоровый аромат, исходящий от широкого спектра активных мер КГБ. Несмотря на пристрастие ВГУ к компрометирующим операциям, ему также не приходит в голову, что КГБ мог использовать сексуальные приключения Драйберга в московских туалетах.

27. Драйберг, Правящие страсти, с. 229.

28. Драйберг, Гай Берджесс.

29. Согласно резюме Митрохина о досье Драйберга, его использовали для «публикации тем КГБ в британской прессе» и «отправили в Соединенные Штаты и другие западные страны с кратким инструктажем в [КГБ]»; т. 7, гл. 14, поз.3.

30. Уин, Том Драйберг, стр. 337.

31. Зиглер, Wilson (Уилсон), стр. 313.

32. Уин, Том Драйберг, стр. 353-4.

33. т. 7, гл. 14, поз.3.

34. Уин, Том Драйберг, стр. 362-8, 400.

35. Зиглер, Уилсон, стp. 313.

36. Фролик также идентифицировал трех других депутатов от лейбористской партии, которые, по его утверждениям, получали зарплату от StB: Уилл Оуэн, Джон Стоунхаус и агент ГУСТАВ (личность которых пока достоверно не установлена); Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 523-4.

37. т. 7, гл. 14, поз.2.

38. Флетчер, £60 a Second on Defence (60 фунтов в секунду на защиту), стр. 132–133.

39. т. 7, гл. 14, поз.2.

40. Флетчер утверждал, что в 1969 году МИ5 показало его жене перехваченные письма, свидетельствующие о том, что у него был роман во время визита в Венгрию. Доррил и Рамзи, Smear (Клевета), стр. 197.

41. Дик Кроссманн был менее впечатлен, рассказав в своем дневнике, что Уилсон проделал «великолепную работу по уничтожению своей информации», чтобы изобразить советского эксперта. Зиглер, Уилсон, стр. 89-94.

42. т. 7, гл. 14, поз.18.

43. Зиглер, Уилсон, p. 91.

44. т. 7, гл. 14, поз.18.

45. Зиглер, Уилсон, стp. 94.

46. ​​т. 7, гл. 14, поз.18.

47. Вайс, Molehunt (Охота на крота), стр. 97-99. Мангольд, Cold Warrior (Холодный воин), стр. 95-97.

48. Райт, Spycatcher (Ловец шпионов). Позже Райт отказался от большей части своей теории заговора и сказал в интервью Панораме, что был только один серьезный заговорщик (BBC1, 13 октября 1988 г.).

 49. т. 7, гл. 16, пункт 15. Ввиду связи будущего лидера лейбористской партии Майкла Фута с Tribune и обвинениями, выдвинутыми против него газетой «Санди таймс» в 1995 году, за которые он получил компенсацию за клевету, представляется целесообразным добавить, что в заметках Митрохина не содержится никаких упоминаний о нем.

 50. Крэнкшоу. Putting up with the Russians (Мирясь с русскими, 1947–1984 гг., С. xi.

 51. Крэнкшоу, Russia by Daylight (Россия при дневном свете), с. 12.

 52. Национальный биографический словарь, 1981–1985, с. 101.

 53. т. 7, гл. 14, поз. 42.

 54. Крэнкшоу, Мирясь с русскими, с. 13.

 55. т. 7, гл. 14, поз. 42.

 56. Крэнкшоу, «Мирясь с русскими», с. 81.

 57. т. 7, гл. 14, поз. 42.

 58. vol. 7, гл. 16, поз.17.

 59. Бэррон, KGB, стр. 343-5.

 60. т. 7, гл. 16, пункт 17. Дело КГБ об операции ПРОБА опровергает предположения о том, что Кортни стала жертвой заговора МИ5, а не КГБ. Доррил и Рамзи, Клевета, стр. 107.

 61. т. 7, гл. 14, пункт 13. В записях Митрохина нет записей о сколь-нибудь серьезной утечке информации от какого-либо соблазненного сотрудника британского посольства после Вассаля.

 62. См. главы 10 и 12.

 63. Самолис, Ветераны Внешней разведки России, с. 103-105. Хотя основные черты карьеры Молодого в качестве нелегального жителя Лондона, многие из которых стали известны на суде в 1961 году, уже известны, в файлы, отмеченные Митрохиным, добавлены некоторые важные детали.

64. т. 8, гл. 8. СВЯЩЕННИК раньше использовали для «проверки» Хэмблтона до того, как его завербовал КГБ; т. 8, ок. 1.

65. т. 8, гл. 8.

66. Гранатштейн и Стаффорд, Spy Wars (Шпионские войны), стр. 119.

67. т. 6, гл. 5, часть 3.

68. к-11, 19.

69. Письмо микроточки, обнаруженное у БЕНА после его ареста в 1961 году. Буллох и Миллер, Spy Ring, гл. 11; West, The Illegals, стр. 175-7.

70. т. 6, гл. 5, часть 3.

71. Аграновский, «Профессия: иностранец».

72. т. 6, гл. 5, часть 2.

73. vol. 6, гл. 5, часть 2. В досье КГБ за 1953 год ЛОНГ описывается как «ценный агент» парижской резиденции; k-4, 99. Согласно их паспортам, «Питер Крогер» родился в Гисборне, Новая Зеландия, 10 июля 1910 года, а «Хелен Крогер» родилась в Бойле, Альберта, 17 января 1913 года; т. 6, гл. 5, часть 2. Их коллеги по британской книжной торговле считали обоих канадцами.

 74. Снеллинг, Rare Books and Rarer People (Редкие книги и более редкие люди), с. 208.

 75. Блейк, Выбора нет, с. 265.

 76. Аграновский, «Профессия: иностранец».

 77. т. 7, гл. 14, поз.17.

 78. т. 7, гл. 12.

 79. Хоутон, Operation Portland (Операция «Портленд»), Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 446-7.

 80. Райт, Ловец шпионов) стр. 137-8; Розитцке, КГБ, стр. 76-7.

 81. т. 7, гл. 12.

 82. т. 6, гл. 5, часть 2.

 83. т. 6, гл. 5, часть 2.

 84. Самолис (ред.), Ветераны Внешней разведки России, с. 68-72.

85. Блейк, Выбора нет, стр. 264-5.

 86. т. 7, гл. 12.

 87. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 447-8.

  88. т. 7, гл. 12.

  89. т. 7, гл. 12.

  90. РАГ была завербован в 1955 году; его работа в качестве советского агента была известна по крайней мере одному лидеру бельгийской коммунистической партии. к-11, 17.

  91. т. 7, гл. 13. На момент отзыва Козлова Центр, похоже, не решил, где он должен был быть конечным пунктом назначения – Великобритания или Соединенные Штаты.

  92. Багричев позже стал начальником первого отдела в Управлении C; в досье, отмеченном Митрохиным, записано, что он занимал этот пост в 1975 году. 7, гл. 8, п. 6.

 93. Лопатин стал исполняющим обязанности резидента после внезапного отзыва Чижова в Москву в 1966 году после того, как он, по всей видимости, перенес кровоизлияние в мозг; Андрей и Гордиевский, КГБ, с. 773, п. 121. Чижов вроде бы поправился. В середине 1970-х он жил в Могадишо. к-12, 452.

  94. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 517.

  95. Фролик, The Frolik Defection (перебежка Фролика), с. 82.

  96. С 1964 по 1968 год Савин был предшественником Лялина в качестве сотрудника Тринадцатого отдела лондонской резиденции; Позже он стал руководителем Линии Н в Финляндии. т. 7, ок. 2, пп. 61, 84.

  97. Уэст, A Matter of Trust (Вопрос доверия), p. 171. Брук-Шеперд, Буревестники, с. 198.

   98. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 517-18. В 1971 году в Лондоне под официальным прикрытием действовали шестнадцать офицеров линии X: один (Шерстнев) в качестве первого секретаря посольства; трое в качестве третьих секретарей; один атташе; восемь в торговом представительстве; один в Машприборинторге (Международная организация торговли машинами и механизмами); и один в качестве стажера. Дополнительные офицеры Линии X отбирались на должности в Московском Народном Банке и в (неустановленной) англо-советской организации. Количество офицеров Линии X было серьезно сокращено в результате массовой высылки в сентябре 1971 года. К-2, 124.

 99. т. 7, ок. 1, поз. 65; к-2, 124. По юридическим причинам невозможно включить имена или другие идентифицирующие данные агентов Линии X, содержащиеся в записях Митрохина.

 100. т. 7, ок. 1, поз. 51.

 101. т. 7, гл. 14, поз. 24; к-2, 120.

 102. т. 7, ок. 1, поз. 70; к-2, 124.

 103. т. 7, гл. 14, поз.4.

 104. т. 7, гл. 14, поз.16.

 105. т. 7, ок. 1, поз. 64; к-2, 124

 106. т. 7, гл. 14, поз. 36; к-2, 124.

 107. vol. 7, ок. 1, поз. 69; к-2, 124. Не следует путать инженера ДАН с журналистом Tribune с таким же кодовым именем.

 108. т. 7, гл. 14, поз. 15; к-2, 124.

 109. т. 7, ок. 1, поз.96.

 110. к-2, 124

 111. т. 7, гл. 14, поз.31.

 112. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 518; Уэст, Вопрос доверия, стр. 115-19.

  113. Отчеты Комиссии по безопасности за июнь 1965 г. (Cmnd. 2722) и ноябрь 1968 г. (Cmnd. 3856); Пинчер, Too Secret Too Long (слишком тайно слишком долго), стр. 421–3, 463; Уэст, Вопрос доверия, стр. 127-9, 161-2.

  114. т. 7, ок. 2, поз.64.

  115. т. 7, ок. 2, поз.31.

  116. т. 7, ок. 2, поз.14.

  117. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 24-26. 118. Филби, My Silent War (Моя тихая война), с. 17.

  119. т. 6, ок. 1, часть 37

  120. Первоначальное кодовое имя Филби имело как русскую, так и немецкую формы, соответственно СЫНОК и SÖHNCHEN, что и означало «Сынок» по-немецки.

  121. т. 6, ок. 1, часть 37

  122. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 525-6.

  123. См. главу 23.

  124. Гордиевский, Next Stop Execution (Следующая остановка – казнь), с. 184.

  125. Калугин, Spymaster (Шпион), с. 131.