АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. ОПЕРАЦИИ ПРОТИВ БРИТАНИИ В ЭПОХУ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ.

Часть 2: После «операции FOOT»

Несмотря на публичное выражение Москвой праведного негодования после высылки 105 сотрудников КГБ и ГРУ из Лондона в сентябре 1971 года, Центр знал, что потерпел катастрофу в области связей с общественностью. Центральным элементом кампании активных мер по перелому в работе британской разведки и дискредитации британских высылок был Ким Филби, находившийся не в том состоянии, чтобы появляться на публике.

После публикации его мемуаров в 1968 году КГБ, похоже, не нашло для него дальнейшего применения, и Филби скитался по России в почти самоубийственных запоях, в результате которых он иногда не понимал, где находится, не зная, ночь сейчас или день. В начале 1970-х годов его медленно вытащила из алкогольного забытья Руфа, о которой он сказал, что она – “женщина, которую я ждал всю жизнь”. ¹

Хотя после операции FOOT Центр, несомненно, правильно рассудил, что Филби все еще не в состоянии дать пресс-конференцию, он использовал пространное интервью с ним в “Известиях” 1 октября 1971 года, чтобы осудить “клеветнические утверждения правой буржуазной британской прессы” о том, что советские чиновники, высланные из Лондона, занимались шпионажем. В разительном контрасте с гораздо более утонченным тоном мемуаров Филби, опубликованных тремя годами ранее, интервью повторяет ряд стереотипных обличений британских “правящих кругов”: “…

Следует сказать, что шпиономания, фабрикация клеветнических измышлений в отношении Советского Союза не является чем-то новым в деятельности правящих кругов Англии. За такой деятельностью всегда стоят определенные, конкретные политические цели. И на этот раз интенсивная антисоветская провокация и большой размах ложных обвинений в адрес советских официальных лиц в Лондоне, а также сроки проведения этой акции свидетельствуют о преднамеренном характере деятельности консерваторов, находящихся сейчас у власти. Эти действия направлены на то, чтобы затормозить процесс снижения напряженности в Европе. Не случайно, как это отражалось в английской буржуазной прессе, правительственные круги проявляли явное недовольство и, можно сказать, страх перед внешней политикой Советского Союза, направленной на нормализацию международной обстановки.

Вряд ли Филби мог сам сочинить эти банальности. Скорее всего, они были просто переданы ему КГБ на подпись. Филби добавил к ним некоторые личные воспоминания об антисоветской “психологической войне”, которую вела британская разведка – хотя в его утверждении, что “СИС не прерывала своих подрывных операций против Советского Союза даже во время войны против гитлеровской Германии”, была определенная ирония. ² В действительности, отсутствие доказательств антисоветской подрывной деятельности в отчетах СИС военного времени, предоставленных Филби, заставило Центр заподозрить его в дезинформации. ³

Тот факт, что Филби назвал реальных и предполагаемых сотрудников СИС, которые были расквартированы на Ближнем Востоке после его дезертирства из Бейрута в 1963 году, является еще одним доказательством того, что большая часть, если не все, его интервью были написаны для него Центром. ⁴ Среди офицеров британской разведки в Бейруте, указанных в его интервью, был молодой Дэвид Спеддинг (фото), который четверть века спустя стал начальником СИС. ⁵

Таким образом, не ограничив ущерб, нанесенный лондонскими высылками, интервью Филби обернулось очередным фиаско в сфере связей с общественностью. На ТАСС сразу же подали в суд за клевету четыре видных ливанских гражданина, названные в интервью британскими агентами: Роберт Абелла, редактор-издатель бейрутского еженедельника “Аль-Заман”; Дори Шамун, сын бывшего президента Камиля Шамуна; Эмир Фарид Чехаб, бывший начальник службы безопасности Ливана; и Ахмед Исбир, депутат ливанского парламента. ⁶ Советский посол в Бейруте попытался дистанцировать свое правительство от судебного иска, заявив, что вся эта история была “чисто журналистской” и что “Советский Союз как государство не имеет к ней никакого отношения”. Однако он быстро пошел на попятную, когда руководитель бюро ТАСС в Бейруте Николай Борисович Филатов был включен в судебный иск, заявив, что ТАСС является “правительственным информационным агентством” и что на Филатова распространяется дипломатический иммунитет. ⁷ Что еще хуже, юрист-коммунист, выбранный посольством для работы в ТАСС, по мнению Центра, был агентом СИС. ⁸ До того, как дело дошло до суда, бейрутская резидентура отозвала Филатова и его семью в Москву. ⁹ В мае 1972 года руководитель ливанского бюро ТАСС Раймонд Саадех, который не смог заявить о дипломатическом иммунитете, был приговорен к двум месяцам тюремного заключения и обязался выплатить каждому из истцов компенсацию в размере 40 000 ливанских фунтов стерлингов – приговор, позднее смягченный по апелляции до штрафа в 1 000 и компенсации в 10 000 ливанских фунтов стерлингов каждому (всего около 6 000 фунтов стерлингов). Тасс был еще больше унижен тем, что ему было приказано сообщить о вынесенном против него решении. Эта история появилась в “Таймс” под заголовком “ТАСС приказано  заплатить за клевету со стороны г-на Кима Филби”. ¹⁰ Жалкое продолжение интервью Филби в “Известиях” не смогло разубедить Филби в том, что КГБ больше не имеет серьезного применения его талантам, ни способствовать его реабилитации. Когда Олег Калугин впервые встретился с ним в начале 1972 года, через месяц после свадьбы Филби с Руфой, он увидел в нём “развалину”.

Согбенная фигура шаталась от стены до стены отскакивала от стен, когда он шел. От него разило водкой, он бормотал что-то неразборчивое на ужасном, невнятном русском языке.

В течение следующих нескольких лет Калугину и другим младотуркам ПГУ постепенно удалось реабилитировать Филби, используя его для разработки активных мер и проведения семинаров для молодых офицеров, собирающихся отправиться в Великобританию, Ирландию, Австралазию и Скандинавию. Однако Крючков и старая гвардия ПГУ по-прежнему относились к Филби с подозрением и отказывались пускать его в Ясенево. ¹¹ Отсутствие статуса Филби продолжало его раздражать. Ему нравилось создавать у западных журналистов впечатление, что он полковник или даже генерал Филби из КГБ. В действительности он оставался агентом ТОМОМ.

СРАЗУ ЖЕ ПОСЛЕ массовых высылок в сентябре 1971 года большинство агентов лондонской резидентуры были законсервированы. По расчетам Центра, резидентура вряд ли сможет возобновить нормальную работу, даже в сокращенном масштабе, не раньше середины 1974 года. ¹²

За значительно сократившимся числом сотрудников КГБ и ГРУ в Лондоне было установлено значительно более жесткое наблюдение. 17 сентября 1971 года Абдулкадер, агент КГБ в отделе лицензирования автотранспорта GLC, был арестован по наводке Лялина, который был его офицером в течение двух предыдущих лет. В его бумажнике лежала открытка на имя Лялина, в которой были указаны последние регистрационные номера машин наблюдения МИ-5. Абдулкадер был заключен в тюрьму на три года. ¹³

Поскольку предыдущий резидент Воронин был объявлен персоной нон грата, а известным сотрудникам разведки было отказано в британских визах, исполняющим обязанности резидента был назначен младший офицер Line KR Евгений Иванович Лазебный, занимавший должность сотрудника службы безопасности советской торговой делегации и каким-то образом избежавший высылки. В течение четырнадцати месяцев Лазебный пытался сохранить свое прикрытие, сохраняя свой офис в торговой делегации и ежедневно посещая посольство для контроля за работой резидентуры. ¹⁴

Хотя Лазебный не слишком преуспевал в проведении разведывательных операций, он настаивал на сложных и трудоемких мерах безопасности, которые еще больше осложняли жизнь резидентуры. Никому не разрешалось входить в резиденцию в верхней одежде из опасений, что она может быть использована для сокрытия контрабандных материалов. Также запрещалось носить портфели, сумки и пакеты, а обувь оперативных сотрудников просвечивалась рентгеном на предмет жучков или каких-либо потайных отделений. Вся почта и мебель, купленная или отремонтированная на месте, также просвечивалась рентгеном. Административный сотрудник посольства М.В. Лошкаров был подвергнут дисциплинарному взысканию за то, что сделал оптовый заказ в лондонском магазине на электрические лампы, которые, как опасался Лазебный, могли быть снабжены жучками. Канистры с маслом, батареи, даже сучки в деревянных конструкциях регулярно осматривались, чтобы убедиться, что в них нет жучков или секретных отсеков. ¹⁵

В конце 1972 года Лазебного на посту резидента сменил латыш Яков Константинович Лукашевич (псевдоним “Букашев” – фото), ¹⁶ который продолжал настаивать на тщательно продуманных процедурах безопасности. В 1971-72 годах резидентура получала агентурные сообщения о том, что у МИ-5 есть источник либо среди чиновников советской торговой делегации, либо среди инспекторов промышленного оборудования. Хотя трудоемкая охота за предателем продолжалась до 1976 года, она не принесла никаких результатов. В конце концов был сделан вывод, что агентурные сообщения могли быть подброшены МИ-5, чтобы отвлечь резидентуру от ее оперативных приоритетов. Однако опасения резидентуры по поводу британского проникновения имели под собой некоторые основания. В торговой делегации была обнаружена разветвленная сеть подслушивающих устройств, в которой находились форпосты резидентур КГБ и ГРУ. ¹⁷

После высылки 1971 года Центр обратился к кубинским и восточноевропейским спецслужбам с просьбой помочь восполнить пробел в разведывательной информации в Лондоне. ¹⁸ КГБ также пытался в некоторой степени компенсировать сокращение своей резидентуры, расширяя свою агентурную сеть среди дипломатов и сотрудников лондонского посольства. К 1973 году девятнадцать сотрудников посольства были указаны в файлах Центра как агенты КГБ, среди них был заместитель посла Иван Ипполитов. ¹⁹ Некоторые сотрудники КГБ, высланные из Великобритании или получившие отказ во въезде в страну, были переведены в столицы Содружества со значительными общинами британских эмигрантов – в частности, в Дели, Коломбо, Дар-эс-Салаам, Лагос и Лусаку. ²⁰ В файлах, с которыми ознакомился Митрохин, зафиксировано мало крупных вербовок британских агентов переведенными офицерами. В 1974 году, однако, три оперативных сотрудника в резидентуре в Восточной Африке – С. С. Сарманов, Г. М. Ермолев и Н. Т. Крестников получили награды за вербовку британского журналиста ТОМА и его жены ИРЕНЫ. Однако польза от ТОМА и ИРЕНЫ оказалась небольшой. В начале 1976 года ТОМ переехал в Азию и был ненадолго использован для репортажей о других западных резидентах. Однако ему не удалось получить доступ к какой-либо секретной информации, и в апреле 1976 года Крючков решил прервать с ним оперативный контакт. ²¹

ПЕРВОЙ СЕКЦИЕЙ лондонской резидентуры, возобновившей нечто похожее на нормальную работу после изгнания 1971 года, хотя и медленно и в уменьшенном масштабе, была Линия ИксX (НТР). В течение 1972 года были разработаны планы возобновления контактов с шестью наиболее рейтинговыми агентами: ветераном Мелитой Норвуд (ХОЛОЙ) из Британской ассоциации цветных металлов, впервые завербованной в 1937 году; АСОМ, инженером-авиаконструктором; ХАНТОМ, государственным служащим, завербованным Норвуд; ЮНГОМ, инженером по аэронавтике и вычислительной технике; НАГИНЫМ, инженером-химиком; и СТЕПОМ, лаборантом. ²² Хотя записи Митрохина дают лишь неполный отчет о том, как были восстановлены шесть агентов, ясно, что это было длительное дело, которому, вероятно, предшествовало долгое и кропотливое наблюдение, чтобы убедиться, что ни один из них не находится под наблюдением МИ-5. Контакт с ХАНТОМ был восстановлен только в 1975 году, и даже тогда было сочтено более безопасным использовать в качестве его контролера французского агента МЭРА, а не оперативного сотрудника из лондонской резидентуры. ²³

Когда в 1974 году был возобновлен контакт с Мелитой Норвуд в Лондоне, выяснилось, что она вышла на пенсию двумя годами ранее. Поскольку она больше не имела доступа к секретным материалам, регулярные контакты были прекращены. Тем не менее, ХОЛА сохранила высокую репутацию в Центре как, вероятно, самый долгоработавший британский агент с весьма продуктивным послужным списком, включавшим разведданные по британской ядерной программе. Похоже, что на протяжении всей своей карьеры она оставалась искренне верящей в Советский Союз. Во время визита в Москву вместе с мужем в 1979 году, через сорок два года после ее первоначальной вербовки, ей предложили еще одно денежное вознаграждение, но она отказалась, сказав, что у нее есть все необходимое для жизни. ²⁴

К 1974 году в лондонской резидентуре “Линии Икс” было девять оперативных сотрудников (на семь меньше, чем до операции “ФУТ”), возглавляемых заместителем резидента Олегом Александровичем Якимовым, и были успешно возобновлены контакты с большинством агентов “Линии Икс”, законсервированных в сентябре 1971 года. ²⁵ Наиболее продуктивным из вновь активизированных агентов был, почти наверняка, инженер-авиаконструктор АС, завербованный в конце 1960-х годов. ²⁶ К моменту его смерти в начале 1980-х годов досье АСА состояло примерно из 300 томов, в каждом из которых было около 300 страниц. Большая часть из этих 90 000 страниц состояла из технической документации по новым самолетам (среди них Concorde, Super VC-10 и Lockheed L-1011), авиационным двигателям (включая RollsRoyce, Olympus-593, RB-211 и SNEY-505) и летным тренажерам. Материалы ACА по летным тренажерам для Lockheed L-1011 и Boeing 747 стали основой для нового поколения советских аналогов. AC также завербовал под вымышленным флагом (вероятно, конкурирующей компании) специалиста по авиационным двигателям под кодовым названием ШВЕД. Примечательно, что ежемесячная зарплата ACА составляла всего 225 фунтов, а в 1980 году она была увеличена до 350 фунтов. ²⁷

Несмотря на исключение из Великобритании известных сотрудников КГБ и ГРУ, КГБ все еще мог посылать агентов “Линии Икс” и “доверенных лиц” из советских университетов в Великобританию по научному обмену и для проведения аспирантских или докторантских исследований в области инженерных и естественных наук. Большинство из них направлялись либо в университеты и политехнические институты в районе Лондона, либо в Оксфорд и Кембридж. ²⁸ “Объекты оперативного интереса”, где, как надеялись агенты КГБ и доверенные лица, могли выявить потенциальных вербовщиков, включали Черчилль-колледж, Королевский колледж, колледж Святой Катарины и Тринити-холл Кембриджского университета; колледжи Магдален, Квинс и Тринити в Оксфорде; Королевский колледж, Университетский колледж, Лондонскую школу экономики, Школу восточных и африканских исследований и Школу славянских исследований Лондонского университета. ²⁹

Некоторые из советских ученых, приезжавших для проведения исследований в Британию, были сотрудниками КГБ. Например, в мае 1975 года доктор Хью Хаксли из лаборатории молекулярной биологии Британского совета медицинских исследований в Кембридже попросил академика Франка, директора Института биофизики Академии наук СССР, прислать сотрудника его института для проведения исследований в лаборатории. Втайне от Хаксли, приглашением занялся КГБ. Ученым, направленным в Кембридж, был Валерий Васильевич Леднев из Управления Т. ³⁰ Примерно в то время, когда Леднев приступил к выполнению своего британского задания, глава Управления Т Михаил Лопатин, который в середине 1960-х годов отвечал за сбор научно-технической информации в Великобритании, прибыл в Лондон, чтобы проконсультировать резидентуру по вопросам расширения операций “Линии Икс”. ³¹

Записи Митрохина, хотя и не являются исчерпывающими, позволяют предположить, что в 1970-е годы новых британских сотрудников “Линии Икс” было меньше, чем в десятилетие, предшествовавшее операции FOOT. Самым ранним новобранцем после операции FOOT, точно идентифицированным Митрохиным, является КРИСТИНА, которая была завербована в 1973 году – вероятно, в Советском Союзе. ³² Из записей Митрохина неясно, были ли четыре других агента “Линии Икс”, действовавших в Великобритании в начале 1970-х годов, завербованы до или после массовой высылки офицеров КГБ и ГРУ. ³³ Из-за сложных условий работы в Лондоне, по крайней мере, шесть (возможно, больше) агентов “Линии Икс» либо встречались со своими оперативными сотрудниками за пределами Великобритании, либо находились под контролем других европейских резидентур. ³⁴

Самым важным британским научно-техническим агентом, завербованным в течение десятилетия после операции FOOT, почти наверняка был Майкл Джон Смит (кодовое имя БОРГ), коммунистический инженер-электронщик. ³⁵ Секретарь Коммунистической партии от Суррея в начале 1970-х годов Ричард Гелдарт вспоминает Смита как “ярого танкиста” – непримиримого сторонника подавления Пражской весны советскими танками: “По сути, он был полным ботаником. Общение происходило, но он в нем не участвовал”. ³⁶ Сотрудник “Линии Икс” в лондонской резидентуре, Виктор Алексеевич Ощенко (кодовое имя ОЗЕРОВ), установил первый контакт со Смитом в пабе рядом с квартирой Смита в Кингстоне-на-Темзе после профсоюзного собрания, состоявшегося в мае 1975 года перед референдумом о членстве Великобритании в ЕЭС. По указанию Ощенко Смит вышел из Коммунистической партии, прекратил профсоюзную деятельность, стал постоянным читателем газеты Daily Telegraph, вступил в местный теннисный клуб и, как причудливо сказано в его оперативном досье, “старался демонстрировать свою лояльность властям”.

В июле 1976 года, благодаря бюрократической путанице в МИ-5, вызванной удивительным совпадением, что в коммунистической партии графства Суррей состоял еще один Майкл Джон Смит, он получил работу инженера-испытателя в отделе обеспечения качества в компании Thorn-EMI Defense Electronics в Фелтхэме, Мидлсекс. Уже через год он работал над совершенно секретным проектом XN-715, разрабатывая и испытывая радиолокационные взрыватели для британской ядерной бомбы свободного падения. ³⁷ КГБ передал документы по проекту XN-715, предоставленные Смитом, Н. В. Сереброву и другим специалистам по ядерному оружию в секретном советском военном научно-исследовательском институте под кодовым названием “Предприятие Г-4598”, которым удалось создать копию британского радиолокационного взрывателя. Однако разведданные Смита казались слишком хорошими, чтобы быть правдой. Серебров и его коллеги были озадачены тем, как Смит смог получить радиочастоту, на которой должен был работать детонатор. Эта информация, по их мнению, была настолько секретной, что не должна была появиться даже в совершенно секретных документах о конструкции и работе детонатора, к которым имел доступ Смит. Вооруженные знанием радиочастоты, советские силы могли бы создать радиопомехи, которые могли бы помешать работе детонатора. Одна из возможностей, которая пришла в голову специалистам, заключалась в том, что частота, предоставленная Смитом, могла быть просто тестовой частотой, которая не будет использоваться в реальных военных операциях. Но они по-прежнему с подозрением относились к объему подробной сверхсекретной информации, которую смог предоставить Смит. ³⁸

Центр также, по-видимому, с подозрением отнесся к легкости и скорости, с которой известный просоветский коммунист смог получить доступ к одному из самых секретных ядерных секретов Великобритании вскоре после выхода из партии и перехода из Morning Star в Daily Telegraph. Его подозрения в том, что разведданные Смита о радарном взрывателе могли быть изощренным обманом, похоже, усилились, когда в 1978 году он сообщил своему контролеру, что потерял допуск и на данный момент больше не может предоставлять секретную информацию. (Хотя Смит в то время этого не осознавал, МИ-5 обнаружила свою прежнюю ошибку и тайно сообщила Торн-ЭМИ о коммунистическом прошлом Смита). ³⁹

Чтобы попытаться разрешить свои сомнения, Центр разработал серию тестов для проверки надежности Смита. Первый тест, который Смит, по-видимому, прошел, заключался в том, чтобы извлечь два пакета с секретными материалами из закладки в Испании. Вторая, более сложная проверка Смита, лично одобренная Андроповым и названная на жаргоне КГБ “психофизиологическим тестом с использованием бесконтактного полиграфа”, была проведена в Вене в августе 1979 года Борисом Константиновичем Стальновым и двумя офицерами ОТ (оперативно-технической поддержки). Стальнов начал с краткой подготовленной речи, должным образом занесенной в личное дело Смита:

Я лично удовлетворен ходом дел и нашими взаимоотношениями и поэтому чрезвычайно рад поздравить вас. С сегодняшнего дня вы являетесь полноправным членом нашей организации. Это означает, что организация будет заботиться о вас. Поверьте, у вас появятся друзья, готовые прийти к вам на помощь при любых обстоятельствах. Ваше участие и помощь организации будут должным образом оценены. Организация основана на двух принципах: добровольность участия и искренность. Первый означает, что, вступив в организацию по собственной воле, вы можете покинуть ее в любое время, если посчитаете нужным, без каких-либо [неблагоприятных] последствий для себя, при условии предварительного уведомления. Что касается второго принципа, искренности, то вы должны информировать нас обо всех деталях, которые прямо или косвенно затрагивают интересы нашей организации. Это вполне понятно, поскольку от этого зависит безопасность обеих сторон. Вступление в организацию также является в определенном смысле формальным актом. В связи с этим я должен задать вам ряд вопросов. Я рассматриваю это как чистую формальность. Вы должны сделать то же самое. Это упростит задачу и сэкономит время, если вы просто ответите “да” или “нет”.

Затем Смиту было задано более 120 вопросов, а его ответы тайно записаны. Последующий анализ записи и ответов Смита на каждый вопрос убедил Центр – несомненно, к его огромному облегчению, – что он не был, как считалось ранее, вовлечен в грандиозный обман, организованный британской разведкой. Хотя Смита заставили предположить, что “психофизиологический тест” – это обычная формальность, он никогда ранее не использовался КГБ за пределами Советского Союза. Центр был настолько доволен успехом, что решил использовать тот же метод для проверки других агентов. Тем не менее, он решил устроить Смиту третью (и, видимо, последнюю) проверку его “искренности”, поручив ему забрать контейнер с двумя рулонами пленки из закладки в пригороде Парижа и доставить его офицеру КГБ в Лиссабоне. ⁴⁰ КГБ, несомненно, смог бы обнаружить любую попытку Смита или другой спецслужбы вскрыть контейнер.

Начиная с 1979 года Смит получал от КГБ ежемесячное вознаграждение в размере 300 фунтов. В его деле также зафиксированы дополнительные выплаты за предоставленные им документы в размере 1 600 фунтов, 750 фунтов, 400 фунтов и 2 000 фунтов. Хотя в записях Митрохина не указаны даты этих выплат, они, вероятно, относятся главным образом к двум годам работы Смита в Thorn-EMI Defense Electronics. Волнение от работы на КГБ, копирования особо секретных документов, опустошения закладок и поездок на секретные встречи с офицерами в иностранных столицах, похоже, спасло Смита от его прежнего существования в качестве “полного зануды”. Намек на экзотику начал оживлять ранее скучный образ жизни. В 1979 году он женился, занялся танцами фламенко, начал экспериментировать с испанской и мексиканской кухней и устраивать званые ужины, на которых гостям подавали домашнее вино. ⁴²

Смит был настолько увлечен своей жизнью в качестве секретного агента, что приложил немало усилий, чтобы восстановить допуск, которого он лишился в 1978 году, и даже составил через два года личное обращение к Маргарет Тэтчер с просьбой заступиться за него. “Надо мной нависла туча, которую я не могу рассеять”, – жаловался он премьер-министру. “Меня ошибочно подозревали, и я потерял свою должность совершенно несправедливо”. Хотя Смит, похоже, так и не отправил свое письмо миссис Тэтчер, в июне 1980 года ему удалось изложить свои доводы офицеру МИ-5. Смит начал с отрицания того, что он когда-либо был коммунистом, ему предъявили доказательства того, что он им был, затем он извинился за ложь и сказал, что вступил в партию только для того, чтобы найти себе девушку. ⁴³ Удивительно, но даже после этой неудачи кампания Смита по восстановлению его допуска потерпела неудачу. Еще более удивительно, что через несколько лет она увенчалась успехом. ⁴⁴

В 1980 году 7,5 процента всей советской научно-технической информации поступало из британских источников. ⁴⁵ Помимо оказания, как утверждалось, огромной помощи советским исследованиям и разработкам, особенно в военной области, Управление Т также гордилось получением коммерческих секретов, которые снижали стоимость контрактов с западными компаниями. Одним из британских примеров, которым оно особенно гордилось в конце 1970-х годов, были переговоры о заключении контракта на строительство двух крупных заводов по производству метана с компаниями Davy Power Gas и Klîckner INA Industrial Plants. ⁴⁶ Первоначальная цена, предложенная британским консорциумом, составляла 248 миллионов конвертируемых рублей, по сравнению с 206 миллионами, выделенными на проект Советом Министров СССР. Операция, проведенная 23 марта 1977 года в гостинице “Пекин” в Москве Управлением Т при содействии московского КГБ, вероятно, основанная на сочетании подслушивания и тайного фотокопирования документов компании, позволила получить коммерческую информацию, которая, согласно отчету Министерства внешней торговли, позволила договориться о снижении цены контракта на 50,6 миллиона рублей. 24 октября 1977 года Андропов официально похвалил пятнадцать сотрудников КГБ за участие в этой операции. По иронии судьбы, премьер-министр Великобритании Джеймс Каллагэн впоследствии написал своему советскому коллеге Алексею Косыгину письмо, в котором поблагодарил советское правительство за присуждение контракта британской фирме. ⁴⁷

ЛИНИИ ПР И КР в лондонской резидентуре, похоже, имели меньший успех в 1970-е годы, чем Линия Икс. Единственный известный советский агент в британском разведывательном сообществе, Джеффри Прайм из ЦПС, управлялся не резидентурой, а контролерами Третьего управления, которые встречались с ним за пределами Великобритании. ⁴⁸ Самым высокопоставленным агентом “Линии PR”, действовавшим в течение десятилетия после операции FOOT, указанным в записях Митрохина, был УИЛЬЯМ, профсоюзный деятель и бывший коммунист. УИЛЬЯМ был завербован во время визита в Советский Союз Борисом Васильевичем Денисовым, сотрудником КГБ, работавшим под прикрытием советского деятеля от профсоюза (AUCCTU), и согласился предоставить внутреннюю информацию о БКТ и Лейбористской партии. Однако после встречи с УИЛЬЯМОМ в Лондоне в декабре 1975 года его сотрудник сообщил, что он стал беспокоиться о своей роли советского агента. Подтверждая свое желание помочь советским товарищам, УИЛЬЯМ сказал, что менее прогрессивные профсоюзные деятели не доверяют ему из-за его марксистских взглядов и беспокоятся, что слухи о его советской связи просочатся и подорвут его шансы стать лидером своего профсоюза. ⁴⁹ Не имея действительно важных британских агентов, Line PR была склонна преувеличивать значение второсортных агентов, таких как УИЛЬЯМ, и других источников внутренней информации о британской политике и политике правительства.

Политическим контактом, которым Линия PR гордилась больше всего, был Гарольд Вильсон (кодовое имя OЛДИНГ (Старикан), который стал президентом Ассоциации Великобритания-СССР после своей отставки с поста премьер-министра в 1976 году. Первый секретарь советского посольства, отвечавший за связь с ассоциацией, Андрей Сергеевич Парастаев, периодически вызывал Уилсона, номинально для того, чтобы обсудить с ним ее дела. Тот факт, что Парастаев был агентом КГБ, позволил резидентуре утверждать, что она получила доступ к бывшему премьер-министру. Хотя резидентура не утверждала, что Уилсон был “конфиденциальным контактом” (не говоря уже об агенте), она сообщила, что он свободно предоставлял политическую информацию. В записках Митрохина не приводится никаких примеров того, что представляла собой эта информация, но, если замечания Уилсона Парастаеву были похожи на его частные комментарии некоторым из его британских друзей и знакомых, они, несомненно, привлекли бы внимание Центра и, вероятно, были бы переданы в Политбюро. Рой Дженкинс, например, отметил в 1978 году, что Вильсон “не думал, что у правительства [Каллагэна], да и вообще у Лейбористской партии есть большое будущее”. ⁵¹

Центр утверждал, что дезинформация из Службы А была передана Уилсону, вероятно, через Парастаева, с намерением, чтобы она попала в лейбористское правительство. ⁵² Однако крайне маловероятно, что эта дезинформация оказала какое-либо значительное влияние на Уилсона, не говоря уже о правительстве Каллагэна. В отставке, оставаясь твердым членом Лейбористской партии, Уилсон неуклонно двигался вправо. По словам его официального биографа Филипа Зиглера, к 1977 году его неприязнь к крайне левым сравнялась с неприязнью “самого консервативного из капиталистов”. ⁵³ Уильсон также не проявлял большой симпатии к советской внешней политике. В его досье в КГБ сообщается, что после вторжения в Афганистан он отменил визит в СССР в качестве президента Ассоциации Великобритания-СССР. ⁵⁴

К 1970-м годам Line PR в Лондоне, как и в других резидентурах, должна была тратить 25 процентов своего времени на активные мероприятия ⁵⁵ и ежегодно направлять в Центр статистику о количестве проведенных ею операций влияния. В 1976 году их было 160, а в 1977 году – 190. ⁵⁶ В течение 1977 года сотрудники по связям с общественностью “Лайн” сообщили, что они инициировали 99 дискуссий, которые якобы “повлияли” на политиков, журналистов и других лиц, формирующих общественное мнение, и утверждали, что они успешно спровоцировали 26 публичных объявлений, 20 публикаций, отправку более 20 писем и телеграмм, 9 вопросов в парламенте, 5 пресс-конференций, 4 собрания и демонстрации и 3 теле- и радиопередачи. Кроме того, она распространила три брошюры и один поддельный документ, подготовленный службой “А”, которая отвечала за активные меры в Центре. ⁵⁷

Чтобы получить кредит доверия от Центра, резидентуры неизменно старались преувеличить успех своих активных действий. Во время работы в Центре Олегу Гордиевскому рассказывали, что в 1977 или 1978 году лондонский резидент Яков Лукасевич спросил Андропова, располагает ли его резидентура средствами влияния на британскую политику. “Да, мы можем влиять”, – ответил Лукасевич. “У нас есть такие каналы”. “Я не думаю, что вы можете”, – сказал ему Андропов. “Я думаю, что вы слишком поспешно отвечаете на этот вопрос”. ⁵⁸ Документы, отмеченные Митрохиным, подтверждают скептицизм Андропова.

Попытки КГБ завербовать агентов влияния в британских СМИ, чтобы использовать их для активных действий, похоже, имели ограниченный успех по сравнению с Францией и некоторыми другими европейскими странами. Журналист ДАН, вероятно, самый надежный агент влияния лондонской резидентуры в 1960-е годы, в 1970-е годы прервал связь – вероятно, после того, как он был заморожен после операции FOOT. Несколько попыток резидентуры возобновить деятельность ДАНА не увенчались успехом, и в конце концов он был списан в начале 1980-х годов. ⁶⁰

Вероятно, самой амбициозной схемой, разработанной лондонской резидентурой в 1970-х годах для вербовки видного агента влияния, стал доктор Мервин Стоквуд, социалистический епископ Саутуарка. ⁶¹ В октябре 1975 года Стоквуд выступил с публичным протестом против “Призыва к нации”, совместно опубликованного архиепископом Кентерберийским Дональдом Когганом и архиепископом Йоркским Стюартом Бланчем, утверждая, что в нем слишком много внимания уделяется необходимости индивидуальной ответственности и слишком мало – социальной несправедливости, которая является причиной стольких человеческих страданий. Однако наиболее примечательной особенностью протеста Стоквуда было то, что он решил выступить на страницах коммунистической газеты Morning Star и включил в него необыкновенную дань уважения советскому блоку:

Те из нас, кто побывал в социалистических странах Европы, знают, что если бы в Великобритании было установлено коммунистическое правительство, то Вест-Энд был бы очищен за одну ночь, а уродливые черты нашего вседозволенного общества были бы изменены в течение нескольких дней. И да помогут небеса торговцам порнографией и всем, кто наживается на коммерческой эксплуатации секса. ⁶²

Шестнадцать членов парламента от лейбористов подписали предложение, “удивляясь невинности” понимания Стоквудом коммунистических режимов. Еще пятьдесят заднескамеечников поддержали предложение в поддержку архиепископов против его критики. Один из них сказал в интевью газете “Гардиан”: “Марксисты, похоже, проникли в высшие эшелоны официальной церкви”. ⁶³ Советское посольство, возможно, по инициативе резидентуры, установило со Стоквудом то, что в досье КГБ описывается как “тесный контакт”.

Надежды резидентуры на то, что епископ способен на активные действия, достигли своего пика, когда он организовал званый ужин с Гордоном Макленнаном, генеральным секретарем британской коммунистической партии, в качестве почетного гостя, на который, по всей видимости, был также приглашен, по крайней мере, один советский чиновник (Стоквуда не знал, что он был сотрудником КГБ). ⁶⁴ Хотя заметка Митрохина об этом ужине слишком кратка, похоже, что вечер был шумным. Стоквуд часто сильно выпивал на званых ужинах до такой степени, что его подруга принцесса Маргарет иногда опасалась за мебель в Кенсингтонском дворце. ⁶⁵ За ужином Стоквуд спросил Макленнана, что Коммунистическая партия думает о Церкви Англии. Макленнан ответил, что церковь является “моральной силой в обществе”, но выразил сожаление, что, “в отличие от довоенных и военных лет, мы не видим представителей духовенства на прогрессивных собраниях и демонстрациях”. Стоквуд ответил: “Мы также не видим вас на демонстрациях у советского посольства!”. ⁶⁶ Похоже, резидентура неохотно пришла к выводу, что склонность епископа к критике Советского Союза делает его непригодным для активных действий.

ПРИМЕРЫ активных действий, отмеченные Митрохиным, говорят о том, что резидентура в своих отчетах Центру стремилась раздуть ряд преимущественно скромных успехов. Характерным примером была попытка приписать себе заслуги за статью в “Гардиан” Ричарда Готта (кодовое имя РОН), в которой он нападал на роль ЦРУ в свержении марксистского президента Чили Сальвадора Альенде в 1973 году и осуждал военную хунту генерала Аугусто Пиночета, захватившую власть после смерти Альенде. ⁶⁷ Позже Готт опроверг сообщения о том, что он был агентом КГБ, но признал, что после чилийского переворота с ним связался Юрий Михайлович Солоницын (который, как он позже понял, был сотрудником КГБ) и провел с ним “довольно интересную беседу” по Чили, а также ряд последующих встреч с Солоницыным и Игорем Викторовичем Титовым (также сотрудником КГБ). ⁶⁸ Хотя на детали статей Гота иногда могли влиять “интересные встречи” с Солоницыным и Титовым, его поддержка революционных движений в Латинской Америке и ненависть к американскому “империализму” были настолько устоявшимися, что ему не потребовалось бы особого поощрения со стороны КГБ, чтобы осудить Пиночета или ЦРУ. ⁶⁹

Лондонская резидентура была также склонна преувеличивать свое влияние в Палате общин. Например, она пыталась присвоить себе заслуги за следующий парламентский вопрос, заданный 21 февраля 1978 года членом парламента от лейбористов Джеймсом Ламондом Фреду Малли, министру обороны в правительстве Каллагэна:

Согласен ли мой достопочтенный друг с тем, что размещение нейтронной бомбы в Западной Европе должно снизить порог ядерной войны? Согласен ли он с тем, что президент Брежнев был серьезен, когда сказал в Кремле [возгласы консерваторов “Вы там были?”], что Советский Союз разработает аналогичное оружие с огромными затратами, если нейтронная бомба будет размещена в Западной Европе? Это были бы затраты, которые ни Варшавский договор, ни НАТО не могли бы себе позволить, и они послужили бы только ненужному увеличению огромных расходов на вооружение в мире”. ⁷⁰

Нет абсолютно никаких доказательств того, что Джеймс Ламонд имел какую-либо сознательную связь с КГБ. Однако он был вице-президентом Всемирного совета мира (ВСМ) и, похоже, не понимал, что это была ведущая советская организация переднего края, призванная свалить всю вину за гонку ядерных вооружений на западную милитаризацию. ⁷¹ Парламентский вопрос Ламонда, на который он получил неконкретный ответ, вытекал из гораздо более масштабной кампании ВСМ против нейтронной бомбы, а не из блестящей инициативы лондонской резидентуры.

Центр обычно относительно некритично реагировал на преувеличенные заявления резидентур об успехе их активных мер. Центру, как и лондонской резидентуре, было выгодно сообщить Политбюро, что он смог вдохновить вопросы в Палате общин и статьи в “Гардиан”.

Несмотря на попытки Line PR раздуть значение своих активных мер, у него были и несомненные успехи. Observer и New Statesman были в числе ряда британских печатных СМИ, которые в начале 1980-х годов попались на удочку поддельных антиамериканских и антиюжноафриканских документов, сфабрикованных Службой А. ⁷² Observer напечатал фальшивый меморандум Совета безопасности Заира под заголовком “США и Ю. Африка в заговоре в Анголе”. ⁷³ Газета New Statesman опубликовала поддельное письмо южноафриканской военной разведки Джине Киркпатрик, послу США в ООН, в котором выражалась “благодарность” и упоминался подарок на день рождения, присланный ей “в знак признательности”. ⁷⁴ Уже в 1986 году консервативная газета Sunday Express поместила на первой полосе свою статью о том, что вирус СПИДа был первоначально разработан в рамках американской программы биологической войны (статья также была сфабрикована Службой А). ⁷⁵ Утверждения о том, что активные меры КГБ смогли привести к значительным изменениям в британском общественном мнении, однако, были основаны не более чем на желаемом.

Нехватка крупных агентов в британских СМИ помогает объяснить, почему КГБ выбрал датского, а не британского журналиста Арне Херлёв Петерсена (кодовые имена ХАРЛЕВ и ПАЛЛЕ) для своих первых активных действий против Маргарет Тэтчер после того, как она стала премьер-министром в 1979 году. Первоначально Петерсен был конфиденциальным сотрудником резидентуры в Копенгагене и был приглашен в Москву в середине 1970-х годов для “углубления отношений”. После этого его регулярно использовали в качестве агента влияния не только для написания статей в соответствии с предложениями своих сотрудников, но и для публикации, также под своим именем, статей и брошюр, написанных на английском языке Службой А. Первой из совместных публикаций КГБ и Петерсена, направленных против Тэтчер, была брошюра 1979 года под названием “Холодные воины”, в которой ей отводилось почетное место ведущего антисоветского крестоносца Европы. Следующий памфлет Петерсена, написанный сотрудником Службы А, “Настоящий блюз”, опубликованный в 1980 году, был посвящен исключительно нападкам на Тэтчер. В ней была допущена ошибка в части подпустить  сатиры – слабая сторона обычно жестких активных мер КГБ – и она носила вымученный подзаголовок “Тэтчер, которая не могла починить свою собственную крышу”. Автор “Службы А” имел еще более слабые познания в английской географии, считая, что место рождения миссис Тэтчер – Грантэм в Линкольншире – находится “в пригороде Лондона”. Хотя Центр, похоже, гордился ими, обе брошюры (вероятно, предназначенные главным образом для рассылки британским “формирователям общественного мнения”) имели незначительное влияние. ⁷⁷

Хотя МИТРОХИН имел неограниченный доступ к файлам ПГУ, сам их большой объем означал, что его заметки о них будут содержать значительные пробелы. Таким образом, существует возможность того, что КГБ располагал важными британскими источниками по холодной войне, не указанными им. Однако маловероятно, что их было много. Олег Гордиевский подтвердил, что во время его работы в лондонской резидентуре с 1982 по 1985 год, которая включала два года в качестве руководителя Line PR и несколько месяцев в качестве назначенного резидента, в Line PR и, вероятно, в Line KR не было британских агентов большой важности. ⁷⁸ Остается предположить, что британские агенты были завербованы и управлялись резидентурами и нелегалами за пределами Соединенного Королевства ⁷⁹ – список Митрохина агентов КГБ, контактов и “разработок” (целей, находящихся в стадии культивирования) включает лишь однострочную ссылку на британского агента, управляемого из Карлсхорста, чье оперативное досье в 1981 году насчитывало пятнадцать томов. ⁸⁰

Самый примечательный британский агент, которого Митрохин идентифицировал вне сферы науки и техники, завербованный после операции FOOT, также находился под управлением “Линии КР” за пределами Великобритании. Получивший кодовое имя СКОТ, он был продажным лондонским полицейским: Детектив-сержант Джон Саймондс из столичной полиции, который стал, вероятно, самым перемещавшимся из всех британских агентов КГБ. ⁸¹ Лондонская резидентура, однако, не имела никаких заслуг в его вербовке.

29 ноября 1969 года, в день, когда газета “Таймс” опубликовала фотографии следов на Луне астронавтов “Аполлона-12”, на первой полосе была помещена статья под заголовком “Лондонский полицейский  обвиняется во взятках. Пленки подслушивания показывают подброшенные улики”. Разговоры, тайно записанные двумя репортерами “Таймс”, доказывали, что Саймондс и еще как минимум два детектива “брали крупные суммы денег в обмен на снятие обвинений, за мягкое отношение к доказательствам в суде и за то, что позволяли преступнику беспрепятственно работать”. Саймондс, которому тогда было тридцать три года, признался журналистам, что он был членом, как он выразился “маленькой фирмы в фирме” – коррумпированных детективов на жаловании у преступников, таких как главарь банды южного Лондона Чарли Ричардсон. ⁸²

Ожидая суда в Олд Бейли в 1972 году, Саймондс скрывался в течение нескольких месяцев, а затем бежал за границу. Из его досье в КГБ известно, что он использовал паспорт, полученный на имя умственно отсталого брата своей подруги Джона Фредерика Фримена, а его фотографию в паспорте, заверенную любовницей одного из членов банды Ричардсона, как фотографию Фримена. В его отсутствие два других коррумпированных полицейских, выявленных “Таймс”, были приговорены к шести и семи годам тюремного заключения. В августе 1972 года Саймондс пришел в советское посольство в Рабате, рассказал свою историю, сказал, что его деньги на исходе, и предложил свои услуги КГБ. ⁸³ Чтобы убедиться, что его история привлечет внимание Центра, он назвал имя сотрудника спецподразделения, охранявшего перебежчика Олега Лялина, и заявил, что тот, вероятно, был коррумпирован. Саймондс также сделал драматическое заявление о том, что Денис Хили, министр обороны, регулярно подкупал главного суперинтенданта полиции Билла Муди, “чтобы сгладить некоторые неприятности”. ⁸⁴ Хотя Муди позже был осужден за получение огромных взяток от преступного мира и приговорен к двенадцати годам тюремного заключения, утверждение о причастности Хили к взяточничеству было полностью фальшивым. Центр, однако, принял небылицы Саймондса за чистую монету. ⁸⁵

Следующие восемь лет Саймондс провел в качестве агента КГБ. Отметив, что у него “привлекательная внешность”, Центр решил использовать его в качестве первого британского “шпиона Дон Жуана”, используя соблазнение и романтику, а не традиционные более грубые методы КГБ – сексуальную компрометацию и шантаж – для вербовки или получения секретной информации от ряда женщин-чиновниц. В 1973 году Саймондс был направлен в Болгарию, чтобы подготовить подходящие цели на черноморских курортах, популярных среди западных туристов. Самым важным сексуальным завоеванием Саймондса стала жена чиновника одного из министерств ФРГ. В течение следующих нескольких лет он не раз приезжал в Бонн для продолжения романа. Разведданные, полученные от немецкой подружки Саймондса в 1975 году, были признаны Центром настолько важными, что стали предметом личного доклада Андропову. ⁸⁶

КГБ использовал Саймондса для попыток соблазнения женщин-чиновниц, в основном сотрудниц западных посольств, на четырех континентах. Его следующим заданием, после начала романа с женщиной из Бонна, была работа с женщинами в американских и британских представительствах в Африке во второй половине 1973 года. Однако в конце года он заболел в Танзании тем, что в досье КГБ описывается как “тропическая лихорадка”, и был вынужден отправиться в Москву на лечение. Как только он выздоровел, ему было приказано обработать сотрудницу британского посольства в Москве под кодовым названием ВЕРА, которая была замечена в длительных одиночных прогулках в свободное время. Выдавая себя за Жан-Жака Бодуэна, канадского бизнесмена, участвовавшего в 1974 году в Международной выставке полимеров в Москве, Саймондс сумел организовать случайную встречу с Верой и завязать с ней дружеские отношения. Хотя в досье Саймондса утверждается, что ВЕРА “привязалась” к нему и сообщила ему подробности своего следующего назначения, а также свой домашний адрес в Великобритании, нет никаких признаков того, что она передала ему что-то большее, чем ничего не значащие личные сплетни о некоторых своих коллегах и начальниках в Москве и Лондоне. Однако Центр рассматривал ее как потенциально ценный источник для выявления других, более уязвимых женщин-мишеней в британском посольстве. ⁸⁷

В 1976 году по заданию КГБ Саймондс отправился в длительное путешествие, которое привело его из Болгарии через Африку и Индию в Юго-Восточную Азию. В Индии он обрабатывал англичанку (под кодовым именем ДЖИЛЛ), израильтянку и по меньшей мере пять американок. Однако в 1977 году, находясь в Сингапуре и преследуя секретаршу западной дипломатической миссии, которая была определена местной резидентурой КГБ как цель для культивирования, Саймондс решил, что попал под наблюдение, вылетел в Афины и вернулся в Болгарию. Оценка Управлением “К” работы Саймондса за предыдущие пять лет заключила, что он не проявлял признаков нечестности в отношениях с КГБ, получил материалы, “представляющие значительный оперативный интерес”, и, если бы не тот факт, что его имеющиеся проездные документы вызвали подозрение западных служб безопасности, он все еще имел значительный потенциал в качестве агента КГБ. По просьбе Калугина, начальника Управления “К”, Крючков дал указание Управлению по делам нелегалов выдать Саймондсу новое удостоверение личности. ⁸⁸

Для Саймондса была выбрана личность “мертвого двойника”, Раймонда Фрэнсиса Эверетта (кодовое имя ФОРСТ), австралийца, умершего в детстве во время Второй мировой войны. ⁸⁹ 23 июля 1978 года Саймондс вылетел из Москвы в Токио через Австралию, имея при себе поддельный британский паспорт на имя Эверетта, подлинное свидетельство о рождении на то же имя и 8 000 долларов США. Оказавшись в Австралии, Саймондс должен был отказаться от британского паспорта и использовать свидетельство о рождении для получения австралийского паспорта на имя умершего двойника. Вначале Саймондс провел несколько месяцев в Новой Зеландии, разрабатывая свою легенду, чтобы, оказавшись в Австралии, выдать себя за австралийца, который провел несколько лет в Новой Зеландии. ⁹⁰

В ноябре 1978 года СКОТ отправился в Австралию с группой болельщиков регби и начал ухаживать за Маргарет, менеджером небольшого туристического агентства, в надежде, что она предоставит необходимые рекомендации для его заявления на паспорт. Циничный отчет Саймондса о Маргарет, вероятно, был типичен для того, как он оценивал предыдущих женщин, которых ему поручали соблазнить. Маргарет, по его словам, была высокой, худой, невзрачной, круглолицей, с волосами на верхней губе и должна была польститься на его внимание. Саймондс дарил ей цветы и школоад, делал другие подарки и приглашал на ужин. К несчастью для Саймондса, Маргарет была не только непривлекательной, но и честной. Когда он попросил ее выступить в качестве поручительницы, она отказалась на том основании, что по закону о получении паспорта она должна была знать его не менее года. К этому времени деньги Саймондса почти закончились. Договоренности о получении денег через резиденцию в Канберре сорвались, а хозяин дома выставил его за дверь, когда он не заплатил за квартиру. Школьная учительница, которую он уговорил приютить его у себя, также выгнала его через две недели. В какой-то момент Саймондс был вынужден провести несколько ночей в общежитии Армии спасения. В конце концов, с помощью французского банка в Сиднее он смог снять 5 000 долларов США с банковского счета, открытого им на имя Фримана (его первый псевдоним) в Сенегале. ⁹¹

В начале 1979 года, используя справку, которую он сам подделал, Саймондсу наконец-то удалось получить австралийский паспорт на имя своего умершего двойника Раймонда Эверетта. Вскоре после этого он вылетел в Рим, откуда на поезде отправился в Вену, чтобы встретиться со своим контролером из КГБ. К этому времени, однако, Саймондс серьезно запутался в сложностях, связанных с получением нового австралийского удостоверения личности. Не желая рисковать своим новым австралийским паспортом, он пристегнул его к ноге под носком и путешествовал по поддельному британскому паспорту, для замены которого он и приехал в Австралию. В Вене он передал новый паспорт своему контролеру, а затем вернулся в Москву через Белград. ⁹²

После его возвращения в Москву Андропов, Крючков и Григорий Федорович Григоренко (начальник Второго главного управления) совместно утвердили план Саймондса по обработке секретаря в посольстве Великобритании, снова выдавая его за канадского бизнесмена. Целью на этот раз была ЭРИКА, подруга его предыдущей мишени ВЕРЫ, с которой он впервые встретился пять лет назад. Операция провалилась – возможно, отчасти из-за того, что Саймондс выглядел все более неухоженным. В досье Саймондса записано, что “его физические характеристики не понравились Эрике”. ⁹³ Неудачная операция по обработке ЭРИКИ, похоже, стала последней операцией Саймондса в качестве агента в стиле Дон Жуан. В его личном деле отмечается, что после возвращения из Австралии с ним становилось все труднее и труднее работать, и он был возмущен тем, что, по его словам, КГБ не доверял ему и не интересовался им. В медицинском заключении о Саймондсе, подготовленном без его ведома, говорится, что он эмоционально неустойчив, страдает от психологического расстройства, стал сверхчувствительным и непоследовательным в своих суждениях. В 1980 году Саймондс уехал из Москвы в Софию, намереваясь жениться на своей нынешней подруге “Нелли”. Однако пара вскоре рассорилась, и Саймондс попросил разрешения уехать в Западную Европу. Прежде чем Центр ответил на его просьбу, Саймондсу удалось самостоятельно добраться до Вены, а оттуда в Великобританию. ⁹⁴ В апреле 1980 года в сопровождении своего адвоката он сдался Центральному уголовному суду, который восемь лет назад выдал ордер на его арест за коррупцию. ⁹⁵

Главным опасением Центра после возвращения Саймондса было то, что он может раскрыть свою карьеру агента КГБ. Если он это сделает, было решено отбросить его откровения как фантазию. Болгарским медицинским властям было предложено подготовить справку о том, что он психически ненормален. ⁹⁶ Справка, однако, не понадобилась. На суде, где он сам защищал себя, бывший старший сержант Саймондс не упомянул о своей советской связи, которая осталась совершенно неизвестной для обвинения. Вместо этого он заявил, что провел восемь лет в бегах от продажных старших детективов, которые угрожали убить его, если он даст показания в суде. Саймондс был приговорен к двум годам лишения свободы по трем обвинениям в коррупционном получении в общей сложности 150 фунтов от лондонского преступника. Обвинение не представило никаких доказательств по пяти другим обвинениям в коррупции. Саймондс был возмущен приговором. “Я решил вернуться, надеясь на справедливый суд”, – сказал он суду. “Я не получил справедливого суда, и это все, что я могу сказать”. ⁹⁷

ПРАКТИЧЕСКИ В ТОТ ЖЕ МОМЕНТ, когда Саймондс вернулся в Англию в 1980 году, чтобы предстать перед судом, Лукашевич уехал в Москву по окончании своего восьмилетнего срока пребывания в качестве лондонского резидента. Центр, не очень удовлетворенный его работой, пришел к выводу, что он не добился достаточного прогресса в восстановлении агентурной сети резидентуры после высылки 1971 года, и выслал его в родную Латвию. ⁹⁸ Преемник Лукашевича, сильно пьющий Аркадий Васильевич Гук (кодовое имя ЕРМАКОВ), запомнился Олегу Гордиевскому, который служил под его началом, как “огромный, раздутый человек-комок, с посредственным мозгом, но большим запасом подленького хитроумия”. Своим чрезмерным продвижением в лондонскую резидентуру он был во многом обязан британской политике отказа в визах известным и более способным советским разведчикам. От природы подозрительный ум Гука породил ряд теорий заговора: среди них – убеждение, что многие рекламные щиты в лондонском метро скрывают секретные наблюдательные пункты, с которых МИ-5 следит за офицерами КГБ и другими подозрительными лицами. ⁹⁹

В течение первого года работы Гука в качестве резидента ряд оперативных сотрудников были с позором отправлены домой. В 1980 году Юрий Сергеевич Мяков (кодовое имя МОРОЗОВ), направленный в Лондон тремя годами ранее, был отозван за якобы серьезное нарушение правил безопасности: демонстрацию материалов КГБ резидентуре ГРУ без предварительного разрешения Гука. ¹⁰⁰ В 1981 году Гук также настоял на отзыве Александра Владимировича Лопухина, оперативного сотрудника, работавшего в Лондоне под прикрытием корреспондента “Комсомольской правды” с 1979 года, которого он осудил за неудовлетворительную работу, как державшегося в стороне от советских коллег и предпочитавшего западный образ жизни. ¹⁰¹ В том же 1981 году руководитель Линии Н (Поддержка нелегалов) Анатолий Алексеевич Замуруев (кодовое имя ЗИМИН), занимавший должность под прикрытием в секретариате Cocoa Organization с 1977 года, был признан психически больным и отправлен обратно в Москву. ¹⁰²

Когда летом 1982 года Олег Гордиевский прибыл в Лондон в качестве сотрудника Линии ПР, он обнаружил, что резидентура представляет собой “рассадник интриг”. В течение предыдущих восьми лет он был самым важным агентом СИС по проникновению в КГБ. Его присутствие в Лондоне в конечном итоге скомпрометировало почти все операции резидентуры. В 1983 году Гордиевского повысили до начальника отдела Линии ПР и заместителя резидента. После того как в январе 1985 года его назначили резидентом, он смог заполнить большинство оставшихся пробелов в своих знаниях о британских операциях КГБ.

Среди разведданных, переданных Гордиевским в МИ-5, была информация о попытке одного из ее собственных сотрудников, Майкла Беттани, алкоголика-брюзги из управления контрразведки, добровольно стать советским агентом. В пасхальное воскресенье 1983 года Беттани положил в закладку Гука в Холланд-парке конверт, в котором находилось дело о высылке МИ-5 трех советских разведчиков в предыдущем месяце, а также подробности того, как все трое были обнаружены. Беттани предложил предоставить дополнительную информацию и дал инструкции, как с ним связаться. Таким образом, Гук получил первую за четверть века возможность завербовать офицера МИ-5 или СИС. Однако его пристрастие к теории заговора убедило его посмотреть в рот дареному коню. Он подозревал, что все это дело было британской провокацией. Начальник линейного отдела КР Леонид Ефремович Никитенко, не желавший расходиться во мнениях с неугомонным Гуком, согласился с ним. Гордиевский ничего не сказал, но проинформировал СИС.

В июне и июле Беттани просунул через дверь Гука еще два пакета с секретной информацией из досье Службы безопасности, невольно предоставив то, что Гук считал убедительным доказательством провокации МИ-5. Понятно, что, отчаявшись в Гуке, Беттани решил попытать счастья с КГБ в Вене. Его арестовали 16 сентября, за несколько дней до того, как он планировал улететь. Репутация Гука так и не восстановилась. Вскоре после того, как весной следующего года Беттани был приговорен к двадцати трем годам тюремного заключения, сам Гук был объявлен британскими властями персоной нон грата. ¹⁰³

Четыре года Гука в качестве некомпетентного лондонского резидента включали самую опасную фазу операции РАЙАН. Все лондонские сотрудники Линии ПР скептически относились к опасениям Центра, что НАТО разрабатывает планы первого ядерного удара по Советскому Союзу. Никто, однако, не хотел рисковать своей карьерой, оспаривая алармистские предположения, на которых основывалась операция РАЙАН. В результате главным приоритетом резидентуры с 1981 года и, по крайней мере, до первых месяцев 1984 года была подготовка двухнедельных отчетов о поиске несуществующих доказательств подготовки НАТО к ядерной агрессии. Тревога Центра достигла своего пика в ноябре 1983 года во время учений НАТО под названием ABLE ARCHER, которые, как он опасался, могли быть использованы для начала отсчета времени до первого удара. В своем ежегодном обзоре работы лондонской резидентуры в конце 1983 года Гук был вынужден признать “недостатки” в получении разведданных о “конкретных планах Америки и НАТО по подготовке внезапного ракетно-ядерного нападения на СССР”. В первые месяцы 1984 года, благодаря обнадеживающим сигналам из Лондона и Вашингтона, настроение в Москве постепенно улучшилось. В марте Николай Владимирович Шишлин, старший специалист по международным делам в ЦК (а позже советник Горбачева), выступил перед сотрудниками лондонского посольства и резидентуры КГБ по текущим международным проблемам. Он не упомянул об угрозе внезапного ядерного нападения. Бюрократический маховик операции РАЙАН, однако, потребовал некоторого времени, чтобы сойти на нет. Когда в начале лета 1984 года лондонская резидентура стала медлить с отправкой своих бессмысленных двухнедельных отчетов, она получила из Центра выговор с требованием “строго” придерживаться первоначальной директивы по РАЙАНУ. ¹⁰⁴

Как и его предшественник Лукашевич, Гук пытался компенсировать недостатки своей резидентуры, преувеличивая успех ее активных мер. В частности, он пытался приписать себе часть заслуг в возрождении британского движения за мир, вызванного обострением холодной войны в начале 1980-х годов. Двадцатью годами ранее КГБ с подозрением относился к британскому движению за мир, опасаясь, что оно может подорвать авторитет Всемирного совета мира. ¹⁰⁵ Однако в годы пребывания Гука на посту резидента большинство секций движения за мир уделяли больше времени кампании против американского, чем против советского ядерного оружия. В июле 1982 года Гук проинформировал вновь прибывшего советника посольства Льва Паршина о массовой демонстрации в Лондоне против размещения американских крылатых ракет. Хотя несколько агентов и связных КГБ присоединились к маршу, демонстрация была полностью организована Кампанией за ядерное разоружение (CND) без какой-либо помощи со стороны резидентуры. Гук, однако, заверил Паршина: “Это мы, резидентура КГБ, вывели на улицы четверть миллиона человек!”. ¹⁰⁶

Главные подлинные успехи лондонской резидентуры за четыре года пребывания Гука в Лондоне были, как и в предыдущие два десятилетия, в сборе научно-технической информации. В период с 1980 по 1983 год Геннадий Федорович Котов (кодовое имя ДЕЕВ), сотрудник “Линии X”, работавший под прикрытием в советской торговой делегации, провел двенадцать агентов и получил 600 единиц научно-технической информации и образцов. 107 Другой сотрудник “Линии Икс”, Анатолий Алексеевич Черняев (кодовое имя ГРИН), работавший под дипломатическим прикрытием с 1979 по 1983 год, добыл 800 единиц секретной информации. Он был выслан из страны в 1983 году в ходе серии высылок по принципу “око за око”. В докладе Центра сделан вывод, что, несмотря на высылку, Черняев, возможно, не был определенно идентифицирован МИ-5 как сотрудник КГБ. ¹⁰⁸ Его автор, однако, не знал, что Гордиевский выявил всю резидентуру КГБ.

После высылки Гука весной 1984 года исполняющим обязанности резидента был назначен Никитенко, начальник линейного отдела КР. В январе 1985 года Центр решил, что весной он должен вернуться в Москву, а должность резидента должна перейти к Гордиевскому. И вот, когда в марте 1985 года Михаил Горбачев сменил Константина Черненко на посту генерального секретаря, лондонская резидентура находилась в своем оперативном апогее, а командование ею вот-вот должен был принять агент СИС.

Однако всего месяц спустя главная резидентура в Вашингтоне добилась одного из своих величайших послевоенных триумфов. 16 апреля Олдрич Эймс, старший офицер советского отдела ЦРУ, вошел в вестибюль советского посольства на Шестнадцатой улице и передал охраннику письмо, адресованное резиденту Станиславу Андреевичу Андросову. Эймс утверждает, что его первоначальной целью была одноразовая афера с целью получения 50 000 долларов от КГБ путем раскрытия имен трех явных шпионов ЦРУ в Советском Союзе, которые, как он знал, на самом деле были двойными агентами, контролируемыми Центром. Только позже, настаивает он, он опознал Гордиевского и еще более двадцати настоящих западных агентов, большинство из которых были расстреляны. Однако, по словам Виктора Черкашина, руководителя “Линии КР” (контрразведки) в Вашингтоне, в письме Эймса от 16 апреля 1985 года, помимо имен двойных агентов, были указаны личности двух настоящих американских агентов, один из которых был его коллегой по вашингтонской резидентуре. Оба были казнены. Хотя Эймс настаивает, что он не предавал Гордиевского до 13 июня, вполне возможно, что он сделал это раньше. ¹⁰⁹

К середине мая 1985 года Центр пришел к тревожному выводу, что его назначенный резидент в Лондоне был британским агентом, хотя остается неясным, основывался ли этот вывод на разведданных Эймса. 17 мая Гордиевский получил повестку с требованием вернуться в Центр для консультаций перед официальным вступлением в должность резидента. В Москве его накачали наркотиками и допросили, но признания вины от него не добились. 30 мая Гордиевскому был предоставлен отпуск, во время которого Центр установил за ним постоянное наблюдение, несомненно, в надежде, что он будет пойман на контактах с СИС или даст другие компрометирующие показания. Он прекрасно понимал, что независимо от того, будут ли против него получены новые доказательства, уже было принято решение о его казни как британского агента. Однако 20 июля Гордиевский был успешно переправлен через финскую границу в багажнике автомобиля СИС – единственный в советской истории побег западного агента, находившегося под наблюдением КГБ. В октябре тридцать один сотрудник советской разведки, идентифицированный Гордиевским, был выслан из Лондона. За неимением более подходящей кандидатуры новым лондонским резидентом был назначен неопытный Александр Смагин, бывший сотрудник службы безопасности КГБ при советском посольстве. ¹¹⁰

Самым большим известным успехом операций КГБ в Великобритании в эпоху Горбачева стала реактивация Майкла Смита, вероятно, самого важного британского агента “Линии Икс” после ухода Норвуд. Когда Митрохин в последний раз видел досье Смита в 1984 году, он уже шесть лет безуспешно пытался восстановить допуск, который сделал его таким ценным агентом в оружейном подразделении Thorn—EMI в 1976-78 годах. К этому времени Центр был близок к тому, чтобы списать его со счетов. Последний контакт со Смитом, отмеченный в его досье, состоялся в марте 1983 года. В 1984 году было решено “заморозить” его на следующие три года. ¹¹¹ Однако в декабре 1985 года Смит был принят на должность инженера по обеспечению качества в исследовательский центр GEC Hirst в Уэмбли, на северо-западе Лондона, где через семь месяцев ему был предоставлен ограниченный допуск к оборонным контрактам по принципу “необходимого знания”. ¹¹²

В 1990 году Line X в лондонской резиденции возобновил контакт со Смитом, организуя встречи либо на кладбище церкви Святой Марии в Харроу-на-Хилле, либо в близлежащем парке отдыха Roxeth в Южном Харроу. В каждом месте были разработаны процедуры безопасности, чтобы предупредить Смита, если за ним ведется наблюдение. В церкви Святой Марии ему сказали искать белую меловую линию на стене прихода возле пожарного гидранта. Если линия не была перечеркнута, то он мог спокойно войти на кладбище. Ему также сказали посмотреть на церковную доску объявлений. Маленькая зеленая булавка означала, что встреча с сотрудником по его делу еще продолжается; красная же была предупреждением о необходимости немедленно уйти. Хотя изначально Смит был идеологическим агентом, его мотивы становились все более корыстными. На встречах между 1990 и 1992 годами он получил в общей сложности более 20 000 фунтов за материалы из оборонных проектов GEC, часть которых он потратил на дорогую гитару фламенко, музыкальную клавиатуру и компьютерное оборудование. Смит становился все более самоуверенным и беспечным. Когда его арестовали в августе 1992 года, полиция обнаружила документы по ракетной системе класса “земля-воздух” Rapier и технологии военных радаров Surface Acoustic Wave в сумке Sainsbury’s в багажнике его автомобиля Datsun. ¹¹³

В ХОДЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ произошла поразительная трансформация в балансе разведывательных сил между Великобританией и Советским Союзом. В начале холодной войны, когда у Великобритании не было крупных разведывательных активов в Москве, КГБ все еще руководил “Великолепной пятеркой” (Блант, правда, работал на полставки) и имел других крупных агентов в британском ядерном проекте. Насколько известно на сегодняшний день, в последние годы холодной войны не было сопоставимых британских агентов, хотя нельзя исключать возможность (впрочем, не вероятность) того, что мог существовать британский Эймс, который до сих пор не обнаружен. СИС, напротив, привлекла ряд сотрудников КГБ либо в качестве агентов проникновения, либо в качестве перебежчиков – среди них Олег Гордиевский, Владимир Кузичкин, Виктор Макаров, Михаил Бутков и Василий Митрохин. ¹¹⁴ Среди других перебежчиков, вывезенных СИС, был ведущий российский ученый Владимир Пасечник, который предоставил чрезвычайные разведданные об обширной советской программе биологической войны. ¹¹⁵ Вполне возможно, что были и другие агенты и перебежчики, имена которых еще предстоит раскрыть. По имеющимся данным, на заключительном этапе холодной войны СИС явно одержала верх в своей разведывательной дуэли с КГБ.