Роль российской разведки

Большинство академических историков не спешат признавать роль разведывательных сообществ в международных отношениях и политической истории ХХ века. Один из ярких примеров касается истории Радиоэлектронной разведки (РЭР). Начиная с 1945 г. практически во всех очерках по истории Второй мировой войны упоминается успех американцев во взломе главного японского дипломатического шифра более чем за год до нападения на Перл-Харбор.

Британские успехи во взломе немецких шифров во время Первой мировой войны также были общеизвестны; более того, одна из широко разрекламированных немецких дешифровок, подготовленных британскими шифровальщиками, – телеграмма Циммермана – ускорила объявление войны Германии со стороны США в 1917 году. Но вплоть до раскрытия секрета ULTRA в 1973 г. практически никому из историков (за исключением бывших офицеров разведки, которым запрещалось упоминать об этом) не приходило в голову, что, возможно, крупные успехи в сфере РЭР были достигнуты не только в противостоянии с Германией, но и в борьбе против Японии. Даже после раскрытия важной роли ULTRA в британских и американских военных операциях на западе прошло еще пятнадцать лет, прежде чем кто-либо из историков поднял довольно очевидный вопрос о существовании российской ULTRA на восточном фронте. ¹

Continue reading “Архив Митрохина. Глава 31. ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ОТ ОДНОПАРТИЙНОГО ГОСУДАРСТВА К ПРЕЗИДЕНТСТВУ ПУТИНА” →

Я уже второй раз вижу в таблоидной прессе рассказ про эту “шпионку КГБ”. На этот раз под таким заголовком:

I’m an ex-KGB spy who trained at the same military academy as Putin.

Что значит – Я – бывшая шпионка КГБ и училась в той же военной академии, что и Путин. Дальше идёт текст про некую Алию Розу (Aliia Roza – понятно, что это псевдоним с намёком на “алую розу”). Но не в этом дело, а в том, что ей сейчас, вынимание, барабанная дробь – 38 годикофф! То есть она родилась в 1985м. А КГБ ушёл прошлое в 1991 году, сразу после известного путча. Я понимаю, что КГБ звучит поизвестнее для читающих по – английски, чем какое-то ФСБ, да и Путин известнее, чем Андропов да Крючков для них же, но по сути ведь это враньё.

Переведу кусманчик про неё, как это написано в САН: Бывшая шпионка КГБ, обучавшаяся в одной с Путиным высшей военной академии, хорошо знает, каким мастером манипулирования он является. 38-летняя Алия Роза, ныне работающая лайф-коучем, говорит, что Путин “промывает мозги” российскому населению, используя методы, которые КГБ закладывает “в ДНК”.

Continue reading “Она не пошла в школу, а в 6 лет поступила сразу в академию КГБ.” →

Конференция восьмидесяти пяти коммунистических партий, состоявшаяся в Москве в 1960 году, единодушно подтвердила верность Советскому Союзу как непоколебимый символ веры коммунистов как Востока, так и Запада:

Коммунистическая партия Советского Союза была и остается общепризнанным авангардом мирового коммунистического движения, самым опытным и закаленным отрядом международного коммунистического движения.

Однако к концу десятилетия руководство КПСС было возмущено тем, что его непогрешимость была поставлена под сомнение появлением того, что позже было названо “еврокоммунизмом”.

Еврокоммунистическая ересь впервые проявила себя публично после подавления Пражской весны 1968 года, когда ряд западных партий выступили с некоторой, в основном робкой, критикой советского вторжения.

Руководство КПИ (Коммунистической партии Италии), ставшей впоследствии доминирующей силой еврокоммунизма, подтвердило “глубокие, братские и подлинные связи, объединяющие Итальянскую коммунистическую партию с Советским Союзом и КПСС”, но отрицало право Советского Союза на военное вмешательство “во внутреннюю жизнь другой коммунистической партии или другой страны”. ¹

“Глубокие, братские и подлинные узы”, которые связывали КПИ с Советским Союзом даже после того, как советские танки вошли в Прагу, имели секретное измерение, о котором знали очень немногие итальянские коммунисты за пределами рководства (Direzione). После переворота полковников в Афинах в апреле 1967 года генеральный секретарь КПИ Луиджи Лонго и другие лидеры партии были встревожены возможностью итальянского военного путча по греческому образцу. Летом 1967 года Джорджо Амендола от имени руководства партии официально обратился к Советскому Союзу с просьбой о помощи в подготовке партии к выживанию после переворота в качестве нелегального подпольного движения. Решение Политбюро No. P50/P от 15 августа уполномочило ПГУ разработать программу, которая должна была обеспечить итальянских товарищей собственным разведывательным подразделением с полностью обученным персоналом и системой подпольной радиосвязи. Детали программы были согласованы на переговорах в Москве между АНДРЕА, главой нелегального аппарата ПЦПИ, и высокопоставленными чиновниками ЦК и сотрудниками КГБ. С октября 1967 года по май 1968 года три итальянских радиста прошли четырехмесячный курс обучения в КГБ. Другие члены партии прошли курсы по изготовлению фальшивых удостоверений личности, следуя учебному плану, в котором девяносто шесть часов отводилось на изготовление резиновых штампов и печатей для документов, шесть – на искусство тиснения синтетическими смолами, шесть – на изменение фотографий в удостоверениях личности, шесть – на рукописные записи в документах и двенадцать – на “теоретические дискуссии”. Эти и другие секретные программы обучения продолжались, по крайней мере, до конца 1970-х годов. Руководство ИКП также попросило КГБ проверить штаб-квартиру на наличие подслушивающих устройств. ²

После внезапного протеста итальянских коммунистов против подавления Пражской весны в 1968 году открытая критика быстро сошла на нет. Перед Двенадцатым съездом PCI в феврале 1969 года Борис Пономарев, заведующий Международным отделом ЦК, и старшие офицеры КГБ оказали сильное давление на Луиджи Лонго и других партийных лидеров, чтобы они смягчили свои комментарии по Чехословакии в выступлениях на конференции. В докладах Центральному Комитету КПСС Пономарев и КГБ ставили себе в заслугу то, что, несмотря на сохранение некоторых “двусмысленных фраз”, все ссылки на “интервенцию” и “оккупацию” Советским Союзом и его союзниками по Варшавскому договору были удалены. Также как не было никаких упоминаний о призывахо к выводу войск Варшавского договора из Чехословакии. ³ В частной беседе в 1970 году с Никитой Рыжовым, советским послом, Лонго “особенно подчеркнул, что для итальянских коммунистов дружба с КПСС и Советским Союзом была не формальностью, а реальной необходимостью для их существования”. ⁴

Лонго также в значительной степени зависел от советских субсидий. Он был наиболее настойчив, когда всеобщие выборы были назначены на год раньше запланированного срока, в мае 1972 года. Первоначальные ассигнования Политбюро КПСС на год выборов составляли 5 200 000 долларов – на 2 миллиона больше, чем в 1971 году. После очередного обращения Лонго, оно выделило еще 500 000 долларов. Затем Лонго написал еще одно умоляющее письмо, на которое Брежнев направил личный ответ, доставленный резидентом в Риме Геннадием Федоровичем Борзовым (псевдоним “Быстров”) 4 апреля:

Уважаемый товарищ Лонго. Мы получили ваше письмо с просьбой о дополнительной помощи для покрытия расходов, связанных с участием Итальянской коммунистической партии в избирательной кампании. Мы хорошо понимаем трудный характер ситуации, в которой проходит эта кампания, и необходимость интенсивной деятельности, которую ваша партия должна проявить в этой связи, чтобы победить на выборах и противостоять силам реакции. Как Вам, товарищ Лонго, известно, мы уже выделили дополнительно 500 000 долларов США для участия Итальянской коммунистической партии в избирательной кампании, доведя таким образом общий [взнос] в этом году до 5 700 000 долларов США. В свете Вашей просьбы мы еще раз тщательно изучили все открывшиеся перед нами возможности и решили оказать Итальянской коммунистической партии дальнейшую помощь в размере 500 000 долларов США. К сожалению, в настоящее время мы больше ничего не можем сделать. С коммунистическим приветом, [Подпись] Л. Брежнев Генеральный секретарь ЦК КПСС ⁵

Передав письмо Лонго, Борзов доложил о нем в Центр:

Посол [Никита Рыжов] заявил, что, поскольку мы действовали за его спиной, он намерен телеграфировать об этом товарищу Брежневу. Учитывая сложный характер Рыжова и его крайне чувствительную реакцию на подобные вещи, этот конкретный инцидент сильно обострил отношение посла к нам.

Центр приказал Борзову сделать все возможное, чтобы умиротворить посла:

Передайте Рыжову, что вы предполагаете, что в Москве его поставят в известность о решении, принятом инстанцией [руководством КПСС]. От себя лично попросите товарища Рыжова отнестись ко всему этому с должным пониманием и не придавать происшедшему преувеличенного значения; скажите ему, что наши отношения с ним будут оставаться деловыми и что посол будет полностью информирован обо всех наших контактах с нашими друзьями [КПИ]. ⁶

В октябре 1972 года Борзов сообщил, что “друзья” вернули три 100-долларовые купюры, которые, к большому стыду, оказались подделкой. ⁷

До 1976 года передача средств Коммунистической партии была в Риме гораздо более простым делом, чем в Соединенных Штатах или во многих других частях мира. Поскольку ведущие итальянские коммунисты регулярно заходили в советское посольство, считалось излишним прибегать к тайной процедуре передаточных контактов через касание рук или через закладки. Самый надежный советский лоялист в руководстве КПИ, поддерживавший регулярные контакты с КГБ, просто подбирал ряд эмиссаров, которые ехали в посольство и забирали деньги, предварительно убедившись, что за их машинами нет слежки. Пост радио прослушки КОМЕТА резидентуры КГБ одновременно сканировал рации итальянской полиции и сил безопасности, чтобы обнаружить любые признаки слежки. В качестве дополнительной меры предосторожности эмиссара до посольства и обратно сопровождала машина партии. ⁸ Москва оказывала дальнейшую финансовую помощь через выгодные контракты с компаниями, контролируемыми КПИ, в различных деловых предприятиях – от импорта советской нефти до строительства гостиниц в Советском Союзе. ⁹

Опасения руководства КПИ по поводу правого военного переворота были возрождены после свержения вооруженными силами Чили правительства Народной партии президента Сальвадора Альенде (фото) в сентябре 1973 года. В декабре партия приняла от КГБ секретную поставку трех радиостанций СЕЛЕНГА, чтобы штаб-квартира партии могла поддерживать контакт с местными отделениями, если ИКП вынуждена будет уйти в подполье. Партийные радиотехники были обучены в России работе с новой системой. После переворота эти радиостанции должны были передавать сообщения в Москву, которые затем ретранслировались бы на местные подпольные группы ИКП с помощью мощных советских передатчиков. ¹⁰

Возобновившийся страх перед итальянским путчем, однако, также побудил КПИ двигаться в направлении, которое вызвало в Москве беспокойство, что крупнейшая коммунистическая партия Запада подверженва идеологической ереси. В серии статей под названием “Размышления об Италии после событий в Чили” Энрико Берлингуэр (сменивший Лонго на посту генерального секретаря в 1972 году) предложил, в ставшей знаменитой фразе, исторический компромисс с социалистами и правящими христианскими демократами. ¹¹ Берлингуэр не был похож ни на одного из предыдущих крупных коммунистических лидеров, с которыми Кремлю приходилось иметь дело.

Его жена Летиция (слева на снимке выше) была набожной католичкой, и он согласился, чтобы их дети воспитывались в католической вере. Лонго сделал все возможное, чтобы убедить Москву в том, что, несмотря на свою католическую семью, Берлингуэр был лучшим из возможных кандидатов, а три его главных соперника, Джорджо Амендола, Джан Карло Паджетта и Пьетро Инграо, не подходили для должности генерального секретаря. Амендола, по словам Лонго, “имел в себе много от буржуазного демократа и слишком часто совершал ревизионистские ошибки”; Паджетта, “чей авторитет падал, был слишком вспыльчив и не способствовал бы единству [партии]”; Инграо был “поверхностен и склонен к нереальным теоретическим спекуляциям”. Берлингуэр же представлял новое поколение партийных лидеров, появившихся после Второй мировой войны. Москву эти доводу убедили не полностью.

Первоначальное предложение Берлингуэра об “историческом компромиссе” было задумано главным образом как защита от перспективы правого переворота, оправданная ленинской сентенцией о том, что революционеры должны знать, когда отступать. Однако постепенно предложение переросло в более амбициозную и, по мнению Москвы, еретическую стратегию, в которой католические традиции солидарности сочетались бы с коммунистическими коллективными действиями для создания нового политического и социального порядка. В 1975 году Берлингуэр стал главным выразителем того, что стало известно как еврокоммунизм. КПИ вместе с испанской и французской компартиями выпустили, по сути, еврокоммунистический манифест, в котором дистанцировались от советской модели социализма и взяли на себя обязательства по свободным выборам, свободной прессе и парламентскому пути к социализму в рамках многопартийной системы. ¹³

На секретной встрече с Рыжовым 12 декабря 1975 года осведомитель КГБ в Direzione обвинил Берлингуэра и руководство партии в “трусливом отказе от ленинизма” и растущей враждебности к Советскому Союзу. Он призвал КПСС выступить с публичной критикой линии ИКП: “Это практически расколет партию, но явится единственным способом спасти ситуацию”. Информатор также утверждал, что руководство партии планировало сорвать конференцию европейских коммунистических партий, которая должна была состояться в Восточном Берлине летом 1976 года, используя ее в качестве платформы для своих ревизионистских взглядов. ¹⁴

Во время подготовки к конференции в Восточном Берлине Кремль издал ряд тонко завуалированных публичных предупреждений еврокоммунистам о недопустимости плохого поведения. Однако Берлингуэра было не запугать. Во время итальянской избирательной кампании в июне он сделал то, что Москва сочла его самым возмутительным заявлением. Членство Италии в НАТО, заявил Берлингуэр, в целом является преимуществом: “Это гарантирует нам тот социализм, который мы хотим – если быть точным, социализм свободы, социализм плюралистического типа”. Кремль ответил язвительным, хотя и секретным, письмом протеста. Однако гораздо большее значение для большинства членов руководителей КПИ имел тот факт, что партия получила рекордные 34,5 процента голосов (на 7,3 процента больше, чем в 1972 году). На конференции в Восточном Берлине 29-30 июня столкновение между КПСС и еврокоммунистами было тонко завуалировано невнятным коммюнике, призывающим к “интернационалистской солидарности”. Выступления Берлингуэра и других ведущих еретиков, в которых обращалось внимание на недостатки “существующего социализма” (другими словами, советской модели), были опубликованы в “Правде” только в отцензурированном варианте. ¹⁵

В декабре 1976 года болгарский лидер Тодор Живков (фото), всегда верный рупор Кремля, осудил еврокоммунизм как одну из “главных линий идеологической диверсии буржуазных пропагандистов против пролетарского интернационализма”. ¹⁶ Однако возможности Кремля для прямого, лобового нападения на Берлингуэра были ограничены его огромной популярностью. Вместо этого Андропов поручил Крючкову, главе ПГУ, подготовить активные меры по дискредитации его и других трибунов еврокоммунизма. ¹⁷ В докладе, подготовленном ФКР для Центрального комитета, утверждалось, что Берлингуэр владел участком земли на Сардинии и был вовлечен в сомнительные строительные контракты на десятки миллиардов лир. ¹⁸ Примечательно, что, надеясь дестабилизировать Берлингера путем утечки доказательств его предполагаемой коррупции, Москва продолжала субсидировать КПИ. Общая сумма субсидий на 1976 год составила 6,5 миллионов долларов. ¹⁹

Согласно документам КГБ, однако, “оперативная ситуация” с переводом денег в Рим стала более сложной. Вновь назначенный резидент Борис Соломатин (ранее работавший в Нью-Йорке – фото выше) в 1976 году пришел к выводу, что передача денег в посольстве была недостаточно конспиративной. Он договорился с Гвидо Каппеллони (кодовое имя АЛЬБЕРТО), главой административного отдела ЦК КПИ, что наиболее безопасно будет передавать деньги рано утром в воскресенье в заранее оговоренных местах в пригородах Рима, которые были предварительно тщательно проверены как резидентурой, так и партией. Маршрут автомобиля, на котором “друг”, получивший деньги, передвигался, тщательно отслеживался членами ИКП; затем он пересаживался с деньгами в другую машину, который доставляла его в подпольную контору партии. ²⁰

Несмотря на враждебное отношение к Берлингуэру и еврокоммунизму, советское Политбюро также продолжало давать разрешение КГБ на обучение подпольным операциям специально отобранных итальянских коммунистов. Например, в 1979 году ИКП направила трех коммунистов в Москву для обучения в Управлении “нелегалов” ПГУ. Один из них был обучен работе в качестве инструктора по радио и шифрованию, другой – как специалист по маскировке, а третий – по изготовлению фальшивых документов. ²¹

Не все конфликты между руководством КПИ и коммунистическими партиями советского блока становились достоянием гласности. Самый серьезный спор в конце 1970-х годов касался тайной помощи, оказываемой рядом восточноевропейских спецслужб террористическим группам на Западе. Восточная Германия стала, по словам ее последнего некоммунистического министра внутренних дел Петера-Михаэля Дистеля, “Эльдорадо для террористов”. ²²

Однако больше всего лидеров ИКП беспокоила поддержка чехословацким StB итальянских “Красных бригад” (Brigate Rosse). ²³ Их беспокойство достигло пика 16 марта 1978 года, когда “Красные бригады” устроили засаду в центре Рима на машину, в которой находился президент от христианских демократов Альдо Моро. Шофер Моро и его полицейский эскорт были застрелены, а сам Моро был посажен в поджидавшую его машину. В течение следующих пятидесяти четырех дней, пока Моро находился в плену в тайном убежище, нация мучительно размышляла, вступать ли в переговоры с “Красными бригадами”, чтобы спасти ему жизнь. ²⁴

Хотя руководство КПИ публично утверждало, что никаких сделок с террористами быть не может, в частном порядке оно мучилась от страха, что новости о поддержке Красных бригад со стороны StB просочатся наружу. Выступая от имени руководства партии, Артуро Коломби пожаловался послу Чехословакии в Риме Владимиру Коуцкому, что делегацию ИКП в Праге отшили, когда она попыталась поднять вопрос о помощи “Красным бригадам”, некоторые из членов которых, по ее мнению, были приглашены в Чехословакию. 4 мая 1978 года Амендола предупредил Коуцкого, что если похитители Моро будут пойманы и преданы суду, то помощь, оказанная им StB, “может всплыть наружу”. В этом случае Рыжов, советский посол, встал на сторону КПИ, сказав Коуцкому, что “он предупреждал чехословацких представителей о контактах с Красными бригадами, но они его не послушали”. Рыжов был убежден, что резидентура StB в Риме все еще тайно поддерживала контакты с Красными бригадами. “Вы получили грошовую выгоду [от красных бригад], – сказал он Коуцки, – но нанесли в сто раз больше вреда”. ²⁵

Итальянские власти не смогли вовремя обнаружить убежище Моро. 9 мая 1978 года он был убит  похитителями, а его тело оставлено в багажнике автомобиля в центре Рима, на полпути между штаб-квартирами ИКП и христианских демократов. В излиянии скорби и душевных терзаний, последовавших за убийством Моро, не было, к облегчению Direzione, никакого упоминания о причастности StB к “Красным бригадам”. Однако во время полицейской охоты за террористическими радиостанциями в течение следующих нескольких лет руководство КПИ все больше беспокоило В июне 1981 года оно сообщило в римскую резидентуру, что по соображениям безопасности, три радиостанции, установленные КГБ для подпольного партийного использования восемь лет назад, были уничтожены. ²⁶

Советское вторжение в Афганистан в конце 1979 года и введение военного положения в Польше два года спустя уничтожили всякое подобие примирения между Москвой и КПИ. На заседании Центрального комитета PCI в январе 1982 года только главный контакт КГБ проголосовал против предложения, осуждающего советское вмешательство в польские дела. Берлингуэр заявил, что Октябрьская революция “исчерпала свою движущую силу”, подразумевая тем самым, что КПСС утратила свои революционные полномочия. Direzione призвала западноевропейских левых добиваться “демократического обновления” стран советского блока. Газета Правда осудила заявления ИКП как “поистине кощунственные”. Последовало то, что итальянцы называют lo strappo – краткий, но весьма полемичный разрыв отношений между КПИ и КПСС.

В руководстве итальянской партии Армандо Коссутта (фото) был единственным голосом, принявшим сторону Москвы в этой ссоре. ²⁷ Десятилетие спустя, когда Советский Союз распадался, просочились свидетельства того, что советские субсидии для КПИ продолжали предоставляться в 1980-х годах в сокращенном объеме. Но, по словам одного из комментаторов, “вскоре стало ясно, что если советские средства и поступали в Италию, то они проходили через руки … Коссутты, либо для поддержки провалившейся газеты с просоветскими симпатиями (Paese Sera), либо для финансирования его собственной деятельности против лидеров КПИ”. ²⁸ Последние зафиксированные выплаты – 700 000 долларов в 1985 году, 600 000 долларов в 1986 году и 630 000 долларов в 1987 году – были использованы исключительно для оказания “материальной поддержки” тому, что Международный отдел КПСС и КГБ (но, вероятно, не Горбачев) считали “здоровыми силами в ИКП,” главными из которых были Коссутта и Paese Sera. ²⁹

КРОМЕ БЕРЛИНГУЭРА самым подозрительным еврокоммунистом, к которому Москва относилась с большим недоверием, был Сантьяго Каррильо (фото), лидер Коммунистической партии Испании. Уже в подростковом возрасте Каррильо проявлял лидерские качества. В 1936 году, в возрасте всего девятнадцати лет, из-за чего его противники называли молодого человека “куколкой в очках”, он организовал слияние социалистического и коммунистического молодежных движений и стал председателем объединенной организации. Во время гражданской войны в Испании Каррильо стал близким другом знаменитого нелегала, диверсанта и убийцы из НКВД Иосифа Григулевича, которого он впоследствии выбрал в качестве светского “крестного отца” своего сына. ³⁰ Укрывшись в Москве в 1939 году после победы Франко в Испании, Каррильо доказал свою сталинскую ортодоксальность, осудив собственного отца, которому он с самозабвенным фанатизмом написал: “Между коммунистом и предателем не может быть никаких отношений”. Позже он лицемерно утверждал: “Если в Советском Союзе и существовал страх перед Сталиным, то я его не видел. В течение многих лет только меньшинство знало о процессах и чистках”. ³¹

Однако после того, как в 1959 году Каррильо стал генеральным секретарем КПИ в изгнании, он постепенно эволюционировал в сторону еврокоммунизма. В 1968 году исполнительный комитет партии осудил советскую интервенцию в Чехословакию; его ведущие советские сторонники, Агустин Гомес, Эдуардо Гарсия и генерал Энрике Листер, были исключены из партии в 1969-70 годах. ³² В июле 1975 года ИКП и КПИ совместно опубликовали “торжественное заявление о том, что их концепция марша к социализму в условиях мира и свободы выражает не тактическую позицию, а стратегическое убеждение”. После смерти Франко в ноябре Каррильо начал планировать возрождение ИКП как легальной партии. В конце 1976 года, не поставив в известность Москву, он тайно вернулся в Испанию из своей французской штаб-квартиры. 6 декабря Центр направил срочную телеграмму в мадридскую резидентуру с просьбой расследовать слухи о том, что Каррильо находится в Испании, и, если это так, выяснить, вернулся ли он по собственной инициативе или после тайного соглашения с премьер-министром от христианских демократов Адольфо Суаресом. ³³

На самом деле Каррильо вернулся, чтобы попытаться навязать Суаресу свою кандидатуру. 10 декабря он дал публичную пресс-конференцию, тем самым заставив премьер-министра решить, стоит ли рисковать гневом армии и правых, легализуя КПИ, или рисковать отторжением основных демократических партий, отказываясь сделать это. Хотя Каррильо был арестован 22 декабря, через несколько дней он был отпущен на свободу и тайно встретился с Суаресом. Официальная легализация компартии состоялась в апреле 1977 года. ³⁴

Как в Италии главным контактным лицом КГБ в партии был советский лоялист, так и главным источником мадридской резидентуры в КПИ был самый просоветски настроенный член ее исполнительного комитета Игнасио Гальего под кодовым именем KOБO. До марта 1976 года советские субсидии направлялись в Испанию через Французскую коммунистическую партию. Решением Политбюро № P1/84 от 16 марта 1976 г. P1/84 от 16 марта, однако, КГБ было поручено осуществлять платежи непосредственно Гальего. По крайней мере, некоторые из этих платежей предназначались самому Гальего, а не руководству партии в целом, чтобы он мог “поработать над своими контактами”. 6 декабря 1976 года Политбюро одобрило выплату Гальего 20 000 долларов (решение № P37/39-OP) на покупку квартиры в Мадриде. Хотя его публичная критика Каррильо была приглушенной, мадридская резидентура сообщала, что в частной беседе Гальего выступал с яростными нападками, называя того “опасным для испанской коммунистической партии и международного коммунистического движения”. ³⁵

В начале 1977 года Гальего через свою жену Лору передал в мадридскую резиденцию проект совместной декларации Каррильо, которая должна была быть опубликована на встрече лидеров КПИ, ИКП и ФКП, а также гранки готовящейся книги Каррильо “Eurocomunismo” y Estado (“Еврокоммунизм” и государство). ³⁶ Центр был скандализирован критикой Советского Союза в обоих документах – хотя в итоге Берлингуэр и Жорж Марше, генеральный секретарь ФКП, отвергли наиболее резкие фрагменты проекта коммюнике. ³⁷ Гальего сообщил КГБ, что левая газета “Пуэбло” планирует отправить корреспондента в Москву для интервью с советскими диссидентами. Будучи предупрежденным, посольство Мадрида отказало корреспонденту в визе. ³⁸

С восстановлением парламентской демократии впервые после гражданской войны в Испании от ИКП повсеместно ожидали – не в последнюю очередь от Каррильо – достижения такого же доминирующего положения среди левых в Испании, какое было у коммунистов Италии. Ее социалистический соперник, СПИ, хуже приспособился как к подпольной оппозиции автократическому режиму Франко, так и к сохранению партийной организации в течение почти сорока лет изгнания.

Однако в лице 35-летнего Фелипе Гонсалеса (фото выше) у социалистов появился динамичный, телегеничный лидер, чей юношеский призыв к избирателям был гораздо эффективнее, чем у Каррильо. Во время кампании по выборам в парламент в июне 1977 года КПИ также было труднее, чем Испанская социалистическая рабочая партия (ИСПР), освободиться от экстремистского имиджа. К удовлетворению Москвы, еврокоммунистическая кампания Каррильо была, по крайней мере, слегка нарушена возвращением из Советского Союза в мае 83-летнего президента ИКП Долорес Ибаррури, которую Каррильо сменил на посту генерального секретаря почти двадцать лет назад.

Известная как La Pasionaria, Ибаррури (фото) была самым харизматичным оратором гражданской войны, прославившимся на весь мир своими лозунгами неповиновения перед лицом фашизма: “Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!”; “Лучше быть вдовой героя, чем женой труса!”. Сторонники Франко распространяли слухи, что однажды она перегрызла горло священнику собственными зубами. ³⁹ Хотя выступления Ибаррури во время избирательной кампании 1977 года были ограничены из-за ее возраста и слабого сердца, она не упускала возможности похвалить достижения советского блока – “стран, где строится социализм”. Каррильо пытался ослабить воздействие ее речей, подразумевая, что она оторвана от жизни и связана с Советским Союзом смертью единственного сына, сражавшегося за Красную армию под Сталинградом.

На парламентских выборах в июне 1977 года, первых свободных выборах в Испании за сорок один год, электорат отверг крайности как левых, так и правых. ИКП получила только 9 процентов голосов, по сравнению с 34 процентами Союза демократического центра Суареса и 28 процентами социалистов. Среди новых депутатов-коммунистов был Гальего, который стал заместителем председателя парламентской группы ИКП. Считая, что позиции Каррильо намного слабее, чем у Берлингуэра, Кремль попытался создать ему оппозицию внутри партии. Вскоре после выборов московская газета “Новое время” опубликовала язвительную рецензию на книгу Каррильо “Еврокоммунизм” и государство”. Каррильо, заявлял он, может показаться, что он просто говорит о различиях в тактике и стратегии между разными коммунистическими партиями, но на самом деле его взгляды «точно такие же, как у империалистических противников коммунизма». ⁴⁰ Международный отдел КПСС составил проект нападок на ревизионизм Каррильо, а затем организовал его публикацию за подписями трех членов ИКП. Письмо с аналогичными нападками, подписанное 200 испанскими коммунистами, было распространено в виде брошюры. ⁴¹

В течение 1978 года публичная полемика между ИКП и КПСС утихла. Однако в частном порядке Каррильо был настроен более критично, чем когда-либо. Согласно отчету Гальего, переданному мадридской резидентурой, он осудил Советский Союз в одном из своих выступлений без протокола как “полуфеодальное государство, в котором доминирует привилегированная бюрократия, оторванная от народа”, с гораздо менее демократическим образом жизни, чем в Соединенных Штатах. ⁴²

После советского вторжения в Афганистан (фото) в конце 1979 года Каррильо обнародовал некоторые из своих критических замечаний. В январе 1980 года он обратился в Центральный комитет КПСС с письмом, в котором осуждал вторжение как политический авантюризм и обвинял советскую и американскую политику в усилении холодной войны. ⁴³ Хотя некоторые местные партийные организации поддержали советское вмешательство, за Каррильо было большинство членов исполнительной власти партии. Гальего, тем временем, продолжал получать от КГБ около 30 000 долларов в год. ⁴⁴ Мадридский резидент Виктор Михайлович Филиппов сообщил, что хотя Гальего “насколько возможно” придерживался политической линии, рекомендованной резидентурой, он мало что мог сделать для активизации открытой оппозиции, не изолируя себя в исполнительной власти. По мнению Филиппова, Каррильо по-прежнему твердо контролировал свою партию. ⁴⁵ В действительности, разрываясь между еврокоммунистами и сторонниками жесткой линии, а также каталонскими коммунистами, потерявшими веру в руководство Каррильо, ИКП начала распадаться. ⁴⁶

Внутри социалистов также были разногласия, поскольку Фелипе Гонсалес пытался превратить СПИ в социал-демократическую партию. После того, как партийный съезд в мае 1979 года подтвердил марксистский характер ИКП, Гонсалес ушел в отставку, но вернулся с триумфом четыре месяца спустя, когда чрезвычайный партийный съезд признал как немарксистский, так и марксистский “вклад, который помог сделать социализм великой альтернативой освобождения нашего времени”. На парламентских выборах 1982 года ИКП одержала убедительную победу. С Гонсалесом на посту премьер-министра социалисты доминировали в испанской политике в течение следующего десятилетия. Поддержка ИКП тем временем уменьшалась. В 1982 году она набрала всего 3,8 процента голосов, что было значительно  меньше 10,5 процентов 1979 года.

Каррильо был вынужден уйти с поста генерального секретаря, его сменил Херардо Иглесиас. По словам Гонсалеса, “Каррильо удалось в рекордные сроки сделать то, что Франко не смог сделать за сорок лет диктатуры. Он расчленил коммунистическую партию Испании”. Москва также возложила большую часть вины за крах партии лично на Каррильо, хотя ее анализ отличался от анализа Гонсалеса. В книге журналиста ТАСС Анатолия Красикова утверждалось, что еврокоммунизм и неприятие марксизма-ленинизма Каррильо привели партию к “острым внутренним противоречиям” и электоральной катастрофе: “Большое количество активистов, включая очень видных борцов против франкизма и тех, что сражались за демократизацию страны, были изгнаны из партии”. ⁴⁷ В секретном докладе, сохранившемся в архивах КГБ, Борис Пономарев, начальник международного отдела, заявил в начале 1983 года, что нет никаких перспектив возрождения ИКП, пока Каррильо или его протеже сохраняют в ней влияние. ⁴⁸

В январе 1984 года Москва поддержала и, возможно, профинансировала создание Гальего отколовшейся Коммунистической партии народов Испании (КПНИ). «Правда» приветствовала осуждение Гальего еврокоммунизма и его заявление о том, что новая партия будет “неотъемлемой частью” международного коммунистического движения. ⁴⁹ Однако КПНИ так и не стала более чем отколовшейся партией. В 1986 году осколок КПНИ объединился с двумя небольшими левыми партиями, образовав партию Izquierda Unida (Объединенные левые).

ТРЕТЬЕЙ из основных еврокоммунистических партий в середине 1970-х годов была ФКП (Французская коммунистическая партия), возглавляемая Жоржем Марше (фото), который ранее приобрел репутацию бескомпромиссного сталиниста. В 1957 году он гневно кричал на однопартийца, посмевшего выразить сомнения по поводу сталинских чисток и советского подавления Венгерского восстания: “Да, [Советы] арестовывали людей, они сажали людей в тюрьмы! Ну, я вам скажу, что они недостаточно арестовывали! Они не посадили достаточно! Если бы они были более жесткими и более бдительными, они бы не попали в ту ситуацию, в которой оказались сейчас!”. Франсуа Миттеран однажды пожаловался: “Оскорбить человека – это способ [Марше] поздороваться”. ⁵⁰

По мере того, как Марше укреплял свою власть в ПКФ, став заместителем генерального секретаря в 1970 году и генеральным секретарем два года спустя, Центр относился к нему все более подозрительно. Несмотря на его предыдущую лояльность к СССР, КГБ в марте 1976 года сообщил Центральному комитету, что, по словам его информаторов в “кругах, близких к Марше”, он уже некоторое время постепенно отходит от “принципов пролетарского интернационализма”. Главным информатором КГБ о еврокоммунистических тенденциях внутри ПКФ был его заместитель Гастон Плиссонье, который помогал советской разведке по крайней мере с начала 1950-х годов. ⁵¹ Плиссонье, как и его коллеги по советской лояльности в Италии и Испании, также был главным проводником секретных субсидий Москвы для ФКП. ⁵²

В июне 1972 года ПКФ сформировал избирательный альянс и согласовал “общую программу правительства” с социалистами и левыми радикалами. Несколько месяцев спустя, по данным КГБ, Марше заявил своим ближайшим соратникам (несомненно, включая Плиссонье), что он осуждает как вторжение в Чехословакию в 1968 году, так и продолжающиеся преследования диссидентов в Советском Союзе. Марше также был глубоко раздражен явной благосклонностью Кремля к голлистскому правительству Франции, которое, по его словам, “препятствовало революционной борьбе Французской коммунистической партии”. С тех пор как в 1966 году президент де Голль вывел Францию из единого командования НАТО, Москва рассматривала голлизм как потенциально более разрушительную силу в Западной Европе, чем левое французское правительство, даже включающее коммунистов. Марше пытался убедить Кремль в том, что его оценка была ошибочной. В 1972 году, несомненно, намереваясь передать свое предупреждение в Москву, он тайно угрожал лидеру Восточной Германии Эриху Хонеккеру:

Если социалистические страны [советского блока] не примут во внимание предупреждение Французской коммунистической партии о том, что французское правительство переходит на атлантические [проамериканские] позиции, и если они не окажут партии должной помощи в борьбе за свержение режима, они столкнутся с отказом Французской коммунистической партии поддерживать их политику, как это произошло во время чехословацких событий [в 1968 году].

Публично Кремль, казалось, не обращал на это внимания. Перед вторым туром президентских выборов во Франции в 1974 году советский посол обратился к кандидату от неоголлистов Валери Жискар д’Эстену (фото), очевидно, подразумевая, что Москва выступает за его избрание, а не за избрание Миттерана, который пользовался поддержкой ФКП. ⁵³

Однако за кулисами КГБ предпринимал активные действия, направленные – безуспешно – на обеспечение поражения Жискара. ⁵⁴

В начале 1976 года Марше в частном порядке упрекнул газету ПКФ, L’Humanité, за то, что она не прислала корреспондента для встречи с русским диссидентом в изгнании Леонидом Плющом (фото), прибывшим в Париж после освобождения из заключения в советской психиатрической больнице.

Центр интерпретировал постепенный переход Марше к еврокоммунизму не столько с точки зрения идеологической эволюции, сколько личных амбиций.

Даже Берлингуэр, по сообщениям КГБ, критиковал Марше за его узкий национализм и сравнивал его с румынским автократом Никола Чаушеску. Центр пришел к выводу, что Марше не остановится ни перед чем, чтобы удовлетворить свое тщеславие. ⁵⁵

КГБ сообщил Центральному комитету, что только на Двадцать втором съезде ФКП в феврале 1976 года Марше почувствовал достаточную уверенность в поддержке своих все более еретических взглядов в партийной иерархии, чтобы осмелиться открыто их выразить, несмотря на противодействие Плиссонье. ⁵⁶ На съезде была принята амбициозная еврокоммунистическая повестка дня. Марше взял на себя инициативу в отказе от традиционной цели “диктатуры пролетариата”, в критике “ограничений демократии” в советском блоке и в приверженности ФКП “демократическому пути к социализму”, который будет “способствовать свободному выражению многих направлений мысли”. Скандальным советским лоялистам внутри ФКП новая еврокоммунистическая платформа показалась “легализацией контрреволюции”. ⁵⁷ В течение следующих восемнадцати месяцев Центральный комитет КПСС направил в ФКП три гневных письма с жалобами на её политику. ⁵⁸ За кулисами КГБ сопровождал такую гневную переписку активными мерами. Среди них была операция ЕВРОПА, начатая в 1977 году и основанная на поддельных документах ЦРУ, которые якобы раскрывали американский заговор с целью разрушить единство ФКП . Центр надеялся, что ЕВРОПА настроит некоторых членов ЦК против Марше, предположительно намекая на то, что он играет на руку ЦРУ. ⁵⁹

КГБ, однако, неверно оценил силу идеологических отклонений Марше. Заигрывание ФКП с еврокоммунистами было частью цены, которую он заплатил за союз с социалистами. Флирт закончился летом 1977 года, когда стало ясно, что вместо того, чтобы утвердить коммунистов в качестве крупнейшей партии французских левых, он привел к тому, что их обогнали социалисты. В сентябре 1977 года левый альянс распался на фоне взаимных упреков. После этого Марше и ЦК ФКП постепенно вернулись к все более некритичной приверженности Советам. ⁶⁰ В октябре 1978 года Центр отменил активные меры, разработанные парижской резидентурой, чтобы вбить клин между ФКП и ПКП, вероятно, потому, что они больше не считались необходимыми. ⁶¹

В отчете КГБ о Марше, представленном Центральному комитету в марте 1976 года, сообщалось, что над ним нависла угроза разоблачения его военного прошлого. ⁶² В 1970 году Марше утверждал, что в декабре 1942 года он был “реквизирован” для работы на немецком заводе в Липхайме, где строились истребители “Мессершмитт”, но в январе 1943 года ему удалось бежать и вернуться во Францию. ⁶³ Центр, однако, утверждал, что ему известно “из надежных источников”, что французские власти располагают документами, свидетельствующими о том, что Марше не был принужден к работе в Германии, а подписал добровольный контракт на работу в Липхайме. Отчет КГБ о Марше был настолько враждебным, что в 1976 году он вполне мог задуматься об использовании его военного прошлого для его дискредитации точно так же, как он надеялся использовать якобы сомнительные строительные контракты Берлингуэра для разрушения его репутации. ⁶⁴

Однако неясно, сделал ли КГБ что-нибудь, чтобы пролить свет на документ, опубликованный в 1977 году бывшим членом политбюро ФКП Огюстом Лекером (фото) и правым еженедельником Minute, который показывал, что Марше добровольно согласился работать на заводе Мессершмитта. Марше заявил, что документ был подделан, и подал иск о клевете против Лекера и Minute. На открытии судебного процесса в сентябре 1977 года он разрыдался. Он проиграл и это дело, и еще один иск о клевете в следующем году. В марте 1980 года газета L’Express опубликовала немецкий документ времен войны, который, как оказалось, свидетельствовал не только о том, что Марше добровольно отправился на работу в Германию, но и о том, что он оставался там до 1944 года.

По этому случаю Марше не стал подавать в суд, а заявил о своей невиновности, заявив, что стал жертвой невероятного заговора своих соперников на президентских выборах 1981 года: “Вот почему в истоках этой клеветы были последовательно обнаружены близкие соратники Жискар д’Эстена, Ширака и Франсуа Миттерана”. ⁶⁵

ФКП вступила в 1980-е годы в настроении непоколебимой лояльности Москве. Ни один другой лидер крупной западной коммунистической партии не сравнился с тем рвением, с которым Марше защищал советское вторжение в Афганистан в декабре 1979 года. Два года спустя ФКП подхалимски приветствовала объявление “Солидарности” вне закона и введение чрезвычайного положения в Польше как “триумф” польской коммунистической партии. В то же время, однако, партия переживала резкий электоральный спад. На президентских выборах 1981 года Марше набрал всего 15 процентов голосов – худший результат партии со времен Второй мировой войны. В 1986 году на парламентских выборах голоса ФКП упали еще больше – до 6,8 процента. ⁶⁶

ЭПОХА ГОРБАЧЕВА принесла множество перемен в отношения КПСС с зарубежными коммунистическими партиями. ФКП и другие наиболее верные западные последователи Москвы всй сильнее возмущались тем, что их лояльность больше не ценится. Сам Горбачев оказался гораздо более заинтересован в воображаемой ереси, чем в интеллектуально склеротической ортодоксии. Еврокоммунизм, казалось, завоевал Кремль. Будучи главой делегации КПСС на похоронах Берлингуэра в июне 1984 года, Горбачев был глубоко впечатлен спонтанным излиянием скорби полутора миллионов скорбящих, собравшихся на римской площади Сан-Джованни. ⁶⁷

Одним из первых признаков его “нового мышления”, когда он стал генеральным секретарем КПСС в марте 1985 года, было то, что единственным европейским коммунистическим лидером, включенным в число участников его встреч с мировыми государственными деятелями после похорон Черненко, был преемник Берлингуэра Алессандро Натта (фото). Пономарев был заметно шокирован. Как могло случиться, спрашивал он своих коллег по международному отделу, что, несмотря на присутствие в Москве стольких лидеров “хороших” коммунистических партий, Горбачев одарил своей благосклонностью генерального секретаря “плохой” КПИ? ⁶⁸

В течение следующих пяти лет Горбачев неоднократно встречался с лидерами ИКП, хвалил их политику и использовал их в качестве резонаторов для своего “нового мышления” по вопросам социал-демократии и отношений между Востоком и Западом. ⁶⁹ В Испании Горбачев проявлял гораздо меньше интереса к разрозненным остаткам КПИ ⁷⁰ , чем к правящей Социалистической партии.

Пресс-секретарь Горбачева, Андрей Грачев (фото), однажды спросил его, с кем из иностранных политиков он чувствует себя ближе всего. Горбачев ответил без колебаний: Фелипе Гонсалес. По словам Грачева, Горбачев “не просто ценил “Фелипе”, он его любил”. ⁷¹

Зависимость от секретных советских субсидий, однако, убедила некоторых оскорбленных иностранных коммунистических лидеров проглотить свою гордость.

В июне 1987 года Марше направил Горбачеву унизительное послание, в котором выражал свою “глубочайшую благодарность” за встречу с ним в мае и просил о “чрезвычайной финансовой помощи” в размере 10 миллионов франков (1,65 миллиона долларов) для подготовки к президентским выборам 1988 года. ⁷²

Отметив, что ФКП уже получила 2 миллиона долларов в 1987 году, Политбюро, тем не менее, согласилось предоставить еще один миллион через КГБ. ⁷³

Для Гаса Холла, жесткого лидера всегда верной Советам КП США, “новое мышление” Горбачева в конце концов оказалось слишком сильным. Впервые в своей карьере он открыто выступил против Москвы и начал публичную атаку на горбачевские реформы в 1989 году, после чего его тайные советские субсидии были резко прекращены. Последствия для американской компартии были катастрофическими. Ввергнутая в финансовый кризис, она была вынуждена в 1990 году сначала сократить выпуск партийной газеты “People’s Daily World” с пяти до двух дней в неделю, а затем превратить ее в еженедельник. ⁷⁴ Армандо Коссутта говорил от имени многих традиционных приверженцев Москвы в западных коммунистических партиях, когда после провала августовского путча 1991 года заявил о своем отвращении, что “термин “коммунизм” теперь является грязным словом даже в стране Ленина”. ⁷⁵

Примечание к Главе восемнадцатой – Еврокоммунизм

1. Урбан, Moscow and the Italian Communist Party (Москва и Коммунистическая партия Италии), стр. 254-6.

2. к-26 187 252 288 295 296.

3. к-26,258.

4. к-26,229.

5. к-26,59.

6. к-26,60.

7. Центр пришел к выводу, что подделки, вероятно, были включены в деньги, переданные КПИ либо в апреле, либо в июле 1972 года. K-26,299.

 8. к-26,306. С 1969 по 1976 год эмиссаром КПИ, наиболее часто используемым для получения советских субсидий от посольства, был Баронтини (кодовое имя КЛАУДИЕ); Другими эмиссарами, упомянутыми в файлах КГБ, были Мармуги (кодовое имя КАРО) и Гвидо Каппеллони (кодовое имя AЛБЕРТО). к-26,256,267,270,291,300,302, 303,305,306. Меньшие субсидии также получили Итальянская социалистическая партия пролетарского единства (PSIUP) и Коммунистическая партия Сан-Марино. В 1974 году генеральный секретарь Сан-Марино послал Брежневу мраморные часы в Капо ди Монте через резиденцию в Риме в знак благодарности за финансовую помощь Советского Союза. к-26 260 283 306.

9. к-26 246.

10. к-26,252,311. Поставка КГБ радиосистемы «СЕЛЕНЯ» для КПИ была в принципе одобрена Решением Политбюро No. P 91/3 от 17 мая 1973 г., но было решено, что «радиостанции двусторонней связи должны быть переданы нашим итальянским друзьям [КПИ] только тогда, когда есть реальная необходимость в организации радиосвязи, имея в виду, что при длительном хранении радиостанции требуют периодических проверок, технического обслуживания и ремонта ».

11. Статьи Берлингуэра, впервые опубликованные осенью 1973 года, перепечатаны у Валенсы, Il compromesso storico (Исторический компромисс), стр. 14–31.

 12. к-26 229. Агостино Новелла, ветеран руководства КПИ, усилил доводы против Амендолы, Паджетты и Инграо, заявив послу Ризову, что все трое пытались помешать Лонго обратиться за медицинской помощью в Советский Союз. к-26,230.

 13. Урбан, A History of Contemporary Italy (Москва и Коммунистическая партия Италии), гл. 8. Гинзборг, История современной Италии, 1943-1988, гл. 10.

 14. к-26 237.

 15. Урбан, Москва и Коммунистическая партия Италии, гл. 8.

  16. Урбан, Москва и Итальянская коммунистическая партия, стр. 283-4, 290.

  17. к-26,257. В досье КГБ, на которое ссылается Митрохин, не записано, как использовались его разведданные в отношении якобы сомнительных строительных контрактов Берлингуэра.

  18. к-26,264.

  19. к-26,256. Подробности выплат после 1976 года Митрохин не приводит.

  20. к-26,259,261. В 1998 г. в итальянской прессе была опубликована квитанция Каппеллони от 27 июня 1976 г. на один миллион долларов от КПСС на избирательную кампанию 1976 г.. Pci, ecco le risvute dei miliardi di Mosca (КПИ, вот погашение московских миллиардов, Il Giorno (30 апреля 1998 г.).

  21. Тренинг был санкционирован Постановлением Политбюро No. ГГ 143/8 GS от 17 января 1979 г. k-26,2.

  22. Чайлдс и Попплуэлл, Штази, с. 138.

  23. к-26,158.

  24. Гинзборг, История современной Италии, 1943-1988, стр. 384-5.

  25. к-26,158.

  26. Решение КПИ о ликвидации радиостанций было доложено Крючковым руководителю международного отдела Центрального комитета Пономареву в сообщении от 22 июня 1981 г., опубликованном в итальянской прессе в 1998 г. Servizio segreto (Секретная служба), L’Avanti. (16 мая 1998 г.).

  27. Урбан, Москва и Коммунистическая партия Италии, гл. 9; Коссутта, Lo strappo; Cossutta Semper Più Isolato (Разрыв: Коссутто – всё изолированнее), La Repubblica (2 января 1982 г.).

  28. Хеллман, The Difficult Birth of the Democratic Party of the Left (Трудное рождение Демократической партии левых), с. 81.

  29. Хотя подробности выплат Коссутте и другим «здоровым силам в КПИ» были переданы Москвой в прокуратуру Рима в 1992 году, они не были обнародованы до 1998 года. Il Giorno (30 апреля 1998 г.); Ecco la Tangentopoli rossa (Вот красный Tangentopoli), Il Tempo (30 апреля 1998 г.).

  30. Т-7,12.

  31. Пайк, In the Service of Stalin (На службе у Сталина), с. 49; Томас, The Spanish Civil War (Гражданская война в Испании), стр. 535.

  32. Мужал-Леон, Communism and Political Change in Spain (Коммунизм и политические перемены в Испании), стр. 107-9. После изгнания Гомес, Гарсия и Листер основали неудачные просоветские отколовшиеся группы. Ср. к-3,12.

  33. к-3,16.

  34. Мужал-Леон, Коммунизм и политические перемены в Испании, гл. 6.

  35. к-2,65; к-3,13,15,22; к-26,410.

  36. к-3,18.

  37. Мужал-Леон, Коммунизм и политические перемены в Испании, стр. 126-7.

  38. к-3,17.

  39. Томас, Гражданская война в Испании, с. 9.

  40. Мужал-Леон, Коммунизм и политические перемены в Испании, стр. 127–31.

  41. к-3,20.

  42. к-5 879.

  43. к-26,406.

  44. В январе, октябре и декабре 1980 года резиденция Мадрида выплатила Гальего 10 000 долларов. к-26,405.

  45. к-26,407.

  46. ​​Антиевропейская коммунистическая партия Каталонии, PSUC (Partit Socialista Unificat de Catalunya), отделилась от ИКП.

  47. Красиков, From Dictatorship to Democracy (От диктатуры к демократии), с. 188. Его книга, первоначально изданная на русском языке как « Испанский репортаж», была переведена на несколько языков.

  48. к-3,98.

  49. Урбан, Москва и Коммунистическая партия Италии, стр. 337-8.

  50. Белл и Криддл, The French Communist Party in the Fifth Republic (Коммунистическая партия Франции в Пятой республике), стр. 19–20; Рой, Somme tout, стр. 156-7.

  51. к-3,65,115; к-8,182.

  52. Белл и Криддл, Французская коммунистическая партия в Пятой республике, с. 240.

  53. к-3,140.

  54. См. Ниже, главу 27.

  55. к-3,140.

  56. к-3,140.

  57. Aдерет, The French Communist Party,

Французская коммунистическая партия, стр. 208-213.

  58. Текст писем был позже опубликован в Cahiers du Communisme (октябрь 1991 г.).

  59. к-8,148.

  60. Белл и Криддл, Французская коммунистическая партия в Пятой республике, стр. 153-4, 164-5.

  61. к-3,123.

  62. к-3,140.

  63. L’Express (27 июля 1970 г.).

  64. к-3,140.

  65. Робриё, Histoire intérieure du Parti communiste (Внутренняя история Коммунистической партии), т. 2. С. 657–65; т. 3. С. 344-5, 406-14.

  66. Белл и Криддл, Французская коммунистическая партия в Пятой республике, стр. 154-6, 217-30. Хотя социалисты получили абсолютное большинство на выборах в законодательные органы 1981 года и не зависели от поддержки ФКП, четыре коммунистических министра работали в коалиции, в которой преобладали социалисты, до 1984 года.

  67. Урбан (ред.), Москва и глобальные левые в эпоху Горбачева, стр. 5, 52-3.

  68. Браун, The Gorbachev Factor (Фактор Горбачева), с. 75.

  69. Урбан, Moscow and the Global Left in the Gorbachev Era (Москва и глобальные левые в эпоху Горбачева), гл. 2. В то время как Горбачев публично присоединялся к реформистскому руководству КПИ, Международный департамент продолжал субсидировать старую гвардию PCI до 1987 года. В 1989 году КПИ, возглавляемая с 1988 года Ачилле Очетто, сменила название на PDS – Partito Democratico della Sinistra, (Демократическая партия левых). Отколовшееся движение возникло в 1991 году как Partito della Rifondazione Comunista (Партия коммунистического возрождения).

  70. В 1987 году ИКП, PCPE Гальего, Прогрессивная федерация (основанная другим бывшим членом ИКП, Рамоном Тамамесом), Pasoc (отколовшаяся социалистическая группа) и несколько независимых членов объединились в Izquierdo Unida; ИКП составляла около двух третей от общего числа членов.

  71. Браун, Фактор Горбачева, с. 116; Грачев, Кремлевская хроника, с. 247.

  72. Сообщение Марше было передано Гастоном Плиссонье, который в течение последних двадцати лет был французским проводником секретных субсидий КПФ. Добрынин – Горбачеву (20 июня 1987 г.); текст Степанков и Лисов, Кремлевский заговор, приложение.

  73. Решение Политбюро от 3 июля 1987 г. по делу Степанков и Лисов, Кремлевский заговор, приложение. С 1981 по 1991 год субсидии ФКП составили около 24 миллионов долларов. Берк, «Недавно опубликованные материалы о советских разведывательных операциях», с. 246; Альбац, Государство в государстве, с. 222.

  74. Хейнс и Клер, «Золото Москвы: наконец подтверждено?», С. 283.

  75. Хеллман, «Трудное рождение Демократической партии левых», с. 81.

Шпионство в советском блоке

Дубчек (фото выше) позже описал восемь месяцев после советского вторжения как “организованное отступление, в котором ни один дюйм территории не был сдан без расчетливого сопротивления”. ¹ Однако это отступление было обречено на поражение. Позиции Дубчека и других ведущих реформаторов неуклонно подрывались под давлением Советского Союза, старой гвардии в КПЧ и бывших союзников, которые решили бросить вызов оккупантам, чтобы спасти свою карьеру.

Непосредственным предлогом для смещения Дубчека стал чемпионат мира по хоккею в Стокгольме в марте 1969 года. 21 марта, вспоминал позднее Дубчек, “вся страна смотрела [по телевизору], как Чехословакия играет с Советами; это было, конечно, гораздо больше, чем хоккей. Это было повторение проигранной войны…”. Национальное ликование после победы Чехословакии заставило КГБ при содействии своих приспешников в StB подготовить антисоветские беспорядки, которые должны были последовать за следующим матчем между Чехословакией и СССР 28 марта.

Незадолго до матча группа полицейских агентов, переодетых в форму муниципальных рабочих, разгрузила груду брусчатки перед офисом советской авиакомпании “Аэрофлот” на Вацлавской площади. Документы пражской полиции показывают, что вся операция проходила под непосредственным руководством советского агента в чешском министерстве внутренних дел. ² Сразу же после того, как чехословацкая команда во второй раз за неделю победила советскую, сотрудники StB в штатском, смешавшись с празднующей толпой, начали бросать предварительно разбросанные камни в витрину офиса “Аэрофлота”. Офисная мебель была вытащена на тротуар и подожжена.

Теперь у Москвы были сфабрикованные доказательства, необходимые для того, чтобы потребовать: “Контрреволюция должна быть обезглавлена”. Дубчек считал, что у него нет другого выхода, кроме как уйти в отставку. “В противном случае Советы устроят еще одну провокацию, которая может привести к дальнейшим общественным волнениям и даже к кровопролитию”. ³ 17 апреля его сменил на посту первого секретаря Чехословацкой партии словацкий первый секретарь Густав Гусак. Когда Дубчек передавал новость о своей замене, он не мог совладать с чувствами и разрыдался.

ОПЕРАЦИИ ПРОГРЕСС в Чехословакии продолжались. Старший офицер Управления С ПГУ Дмитрий Кириллович Ветров прибыл в Прагу, чтобы контролировать и координировать работу нелегалов, проникающих в ряды нераскаявшихся реформистов. ⁴ Выдававшей себя за швейцарку, сочувствующую Пражской весне, Галине Виноградовой (АЛЛА) было поручено обрабатывать Ладислава Лебовича (кодовое имя ХАН), одного из тренеров победоносной чехословацкой хоккейной команды, к которой в Центре относились с глубоким подозрением. ⁵ Нелегалу Юрию Линову (КРАВЧЕНКО), который выдавал себя за австрийца, удалось войти в доверие к международному шахматному гроссмейстеру и спортивному обозревателю Людеку Пачману, одному из организаторов нелегальных передач, транслировавшихся после советского вторжения. Как только Линов выявил тех друзей и соратников Пачмана, которые были готовы продолжать “борьбу против советских оккупантов”, сам Пачман был арестован и посажен. ⁶

Несмотря на то, что отделение КГБ в Праге было радо уходу Дубчека, его преемник Густав Гусак, который в 1952 году был заключен в тюрьму по сфабрикованному обвинению как троцкист и “буржуазный националист”, был не так уж доволен. “Девять лет, проведенных в тюрьме, – сообщалось в докладе, – наложили свой отпечаток на психологию Гусака: он проявляет неоправданную снисходительность к явным противникам линии Чехословацкой коммунистической партии”. Бюро по связям КГБ жаловалось в Центр, что в руководстве КПЧ “нет подлинного внутреннего единства”, что оно разделилось на “интернационалистов”, таких как Билак и Индра, поддержавших советскую интервенцию в августе 1968 года, и “реалистов” во главе со Штроугалом, которые выступали против интервенции, но теперь приняли ее как жизненный факт. Обе стороны вели борьбу за власть, стремясь получить ключевые позиции и расставить своих сторонников в партийном аппарате. ⁷ В течение следующего года и реалисты, и интернационалисты добились определенных успехов.

В январе 1970 года Штроугал (фото) сменил Черника на посту премьер-министра. Одновременно, однако, Билак был назначен руководителем операции по очистке КПЧ от всех реформистов во время введения новых партийных карточек. ⁸ Его правой рукой стал Милош Якеш, глава Контрольно-ревизионной комиссии ЦК, соратник по жесткой линии, который регулярно докладывал о ходе чистки в отделение связи КГБ. ⁹ Семнадцать лет спустя Якеш сменит Гусака на посту генерального секретаря ЦК КПЧ.

Оценка работы отделения связи и резидентуры КГБ в Праге в 1970 году была сделана Центром:

Блок ревизионистских и антисоциалистических сил в ЧССР потерпел политическое поражение; ликвидированы легальные идеологические центры правого крыла; главные идеологи чехословацкого обновления устранены с политической арены и исключены из партии; приняты меры по очищению государственного аппарата от наиболее активных носителей правой опасности. Однако было бы неверно полагать, что с обменом партийных билетов чехословацкая компартия полностью очистила свои ряды от враждебных и чуждых элементов. ¹⁰

Индра, которого Москва первоначально предполагала поставить у власти после вторжения во главе “рабоче-крестьянского правительства”, по сообщениям бюро связи, “тянул время”, ожидая возможности заявить о своих претензиях на пост генерального секретаря. ¹¹ Его ожидание оказалось напрасным. Агенты КГБ и советские подхалимы в КПЧ продолжали протестовать против того, что Штроугал и другие бывшие реформисты сохраняют слишком большое влияние за счет истинных друзей Советского Союза. Один из информаторов в Министерстве внутренних дел, Ярослав Земан, жаловался, что Штроугал дискриминирует интернационалистов: “А что за человек этот Штроугал? В 1968 году он готовился к эмиграции на Запад, у него были готовы валюта и документы для побега. В то время как перебежчики процветали под покровительством Штроугала, на чиновников, сотрудничающих с СССР, в Чехословацкой Социалистической Республике смотрят свысока; их держат в неведении, не повышают и не награждают”. ¹²

К январю 1971 года 310 сотрудников внешней разведки были уволены, а 170 исключены из партии. Весь руководящий состав внутренней СГБ был заменен, как и многие другие младшие офицеры. ¹³ Центр, однако, не был удовлетворен. Отделу связи КГБ было поручено в 1971 году “тактично” оказать давление на министерство внутренних дел и StB с целью проведения тщательной реорганизации чехословацкой разведки “в связи с тем, что центральный аппарат запятнан и в нем могут находиться преданные агенты противника”.

Центр пожелал активного содействия со стороны реформированного StB в сборе научно-технической разведки, внедрении нелегалов и других операциях FCD. ¹⁴

Несмотря на сохраняющиеся сомнения в надежности некоторых сотрудников StB, отдел связи КГБ сообщил, что министр внутренних дел Радко Каска (фото) проявил удовлетворительный уровень подобострастного сотрудничества:

Мы не заметили никакой необоснованной или беспредметной информации от Каски. До настоящего времени он откровенно и подробно информировал нас о внутриполитических процессах в Чехословакии и о ситуации в Министерстве внутренних дел”. ¹⁵

КГБ были предоставлены копии оперативных приказов и отчетов StB, а предлагаемые кадровые изменения были представлены на его утверждение. ¹⁶ По указанию Гусака Каска начал тайно собирать материалы на “ведущих деятелей правого крыла”, чтобы определить, сколько из них могут быть уличены в нарушении государственных законов. ¹⁷

КГБ, однако, был в неловком положении, когда в марте 1971 года Каска (фото) спросил его, есть ли в комитете “неблагоприятная информация” о прошлых контактах с Западом председателя Национального собрания Далибора Ганеса. Центр был обеспокоен тем, что, если он ответит на запрос Каски, это создаст (совершенно точное) впечатление, что “КГБ занимается сбором информации о должностных лицах братских партий в дружественных странах”. Руководитель отделения связи КГБ в Праге Е.Г. Синицын был проинструктирован о том, что он “не располагает сведениями о связях между Ганесом и иностранной разведкой”, но что, поскольку он следует принципу не шпионить за своими союзниками, он не сможет отвечать на подобные запросы в будущем. В частном порядке Синицын был проинформирован Центром о том, что Биляк пожаловался советскому послу, что Ганес “занял неправильную позицию” во время Пражской весны и что его отец был ответственен за “подавление рабочих демонстраций в Словакии” в период между войнами. ¹⁸ Вскоре после этого Ганес был заменен на посту председателя Национального собрания безупречно ортодоксальным Индрой. ¹⁹

4 мая 1971 года Каска встретился с Семеном Константиновичем (так в тексте и это ошибка, его отчество было Кузьмич – прим. перев.) Цвигуном, заместителем председателя КГБ, чтобы доложить о ходе “нормализации”. ²⁰ Цвигун был обязан своей работой почти исключительно тому факту, что он был одним из старейших собутыльников Брежнева. Калугин считал его “откровенно глупым, но относительно безобидным”. ²¹ Цвигуна скорее всего не полностью успокоил  брифинг Каски. За последние два года, сказал ему Каска, около 450 000 членов КПЧ вышли или были исключены из партии, “что затруднило контакт между партией и населением”. ²² За одним исключением, были заменены руководители всех управлений министерства внутренних дел. Всего было уволено около 3 000 его сотрудников в StB и других ведомствах. Однако антисоветские настроения все еще были широко распространены. Советские фильмы и спектакли систематически бойкотировались. На чехословацкой премьере фильма “Кремлевские куранты” в зале было всего пять человек, на втором показе – всего десять. Поступали многочисленные анонимные угрозы, злобные слухи и акты саботажа на железных дорогах. Но были и успехи. StB удалось создать фиктивную организацию, посвященную “социализму с человеческим лицом”, чтобы выкурить тайных сторонников Пражской весны. Наконец, Каска заверил Цвигуна, что он и его министерство находятся в тесном контакте с отделением связи КГБ и его руководителем генералом Синицыным. ²³

Весной 1972 года Андропов имел личную встречу с Каской. Его манера поведения была более напористой, чем у Цвигуна годом ранее. Он настаивал на том, что оппозиционные силы все еще сильны, несмотря на “стабилизацию” в Чехословакии и укрепление власти коммунистической партии, и что в них проникают западные спецслужбы. Поэтому агентурное проникновение в оппозицию оставалось крайне важным. ²⁴ Оппозиционным источником, которому Андропов придавал наибольшее значение, вероятно, оставался Лео Лаппи (ФРЕДДИ). Выдавая себя за убежденного западногерманского сторонника Пражской весны, нелегал Федоров регулярно встречался с Лаппи в Праге и Восточном Берлине.

25 января 1972 года Федор Константинович Мортин (фото), сменивший Сахаровского на посту главы ПГУ, попросил у Андропова разрешения обманом заставить Лаппи стать советским агентом с помощью трюка “ложный флаг”, скрывающего роль КГБ. Андропов дал свое согласие 29 января, и Федоров приступил к вербовке, утверждая, что работает в западногерманском БНД. Дополнительной причиной интереса Центра к Лаппи было то, что его брат Карл был гражданином Западной Германии, который, согласно материалам КГБ, был “близок” к двум видным политикам ФРГ. ²⁵

Несмотря на личное подхалимство Каски по отношению к своим советникам из КГБ и масштабную чистку, которой он руководил, Центр оставался недоволен идеологической чистотой StB. В августе 1972 года Андропов доложил ЦК КПСС, что “внутренние противники” в этой службе стремятся помешать завершению “нормализации”. ²⁶ В другом докладе КГБ Центральному Комитету в ноябре приводились жалобы его агентов и информаторов в Министерстве внутренних дел Чехословакии на то, что ведущие посты в министерстве продолжают занимать “люди, не внушающие политического доверия”. ²⁷ КГБ также получал многочисленные протесты от своих информаторов о том, что опальные лидеры Пражской весны и их семьи подвергаются недостаточному преследованию.

Вильям Шалгович (фото), который помогал советскому вторжению в 1968 году и был выдвинут в члены ЦК КПЧ в 1970 году, жаловался, что детям “лидеров правого крыла” разрешают поступать в университеты. Хуже того, дети трех опальных бывших членов Президиума – Дубчека, Штефана Садовского и Юлиуса Турчека – получили “отличные оценки” на вступительных экзаменах. ²⁸

Жалоба Шалговича отражала скорее самодовольную мстительность советских подхалимов, чем неудачу в чистке университетов. В 1969-70 годах из 3500 университетских профессоров было уволено 900. Все чешские литературные и культурные журналы были закрыты. Безработные академики и писатели были вынуждены искать новые профессии в качестве уборщиков туалетов, строительных рабочих и кочегаров в котельных. Вскоре после получения Нобелевской премии по литературе в 1972 году Генрих Бёлль назвал Чехословакию “настоящим культурным кладбищем”. ²⁹

МНОГИЕ ИЗ СООБЩЕНИЙ, полученных Центром в период “нормализации”, касались продолжающейся тайной вражды в руководстве КПЧ. В декабре 1972 года Якеш пожаловался в отделение связи КГБ, что Гусак приказал прослушивать телефоны всех членов Президиума. По его словам, рабочая атмосфера в ЦК была настолько ядовитой, что эпоха Новотного казалась по сравнению с ней золотым веком. ³⁰ В феврале 1973 года Якеш и еще три ведущих советских лоялиста – члены Президиума Карел Гофман и Антонин Капек и секретарь партии Милослав Грушкович – вновь обратились в КГБ с протестом по поводу того, что, по их словам, было “попытками выдавить коммунистов-интернационалистов с важных постов”. ³¹ Среди других интриг в руководстве партии, о которых КГБ сообщил в Москву в 1973 году, было утверждение, что реалист премьер-министр Штроугал стремился заискивать перед интернационалистским депутатом Гусака Билаком с помощью методов, включавших вручение дочери Билака подарка стоимостью 10 000 крон за счет чехословацкой телевизионной службы. ³²

28 февраля 1973 года Каска погиб в авиакатастрофе во время визита к своему польскому коллеге, и на посту министра внутренних дел его сменил Яромир Обзина (фото), который сразу же подхалимски продемонстрировал свои интернационалистские убеждения. “Для КПСС и для товарища Брежнева”, – сказал он связному КГБ, – “он готов выполнить любое задание”. ³³ Обзина, однако, быстро оказался втянутым в попытки Гусака повысить свой личный престиж путем совмещения, как Новотный до Пражской весны, поста президента республики с постом генерального секретаря КПЧ. В конце 1973 года, вероятно, по просьбе Гусака, Обзина начал пытаться привлечь на свою сторону интернационалистов, выступавших против его амбиций на президентский пост. Согласно сообщениям КГБ из Праги, группа советских сторонников во главе с Гофманом, Индрой, Якешем и Капеком (все они поддерживали тесные контакты как с КГБ, так и с советским посольством) продолжала сопротивляться любым попыткам совместить эти два поста. ³⁴

Однако прогрессирующая дряхлость Людвига Свободы (фото), сменившего Новотного на посту президента в 1968 году, сыграла на руку Гусаку. В мае 1975 года он сменил уже слабоумного Свободу на посту главы государства. Газета Rudé právo отметила это событие публикацией пяти больших фотографий Гусака, на каждой из которых он был изображен в компании одного из лидеров пяти стран Варшавского договора, вторгшихся в Чехословакию в августе 1968 года. ³⁵

Во время апофеоза славы Гусака Дубчек работал механиком в Словацкой лесной комиссии под постоянным наблюдением и частыми преследованиями со стороны StB. ³⁶ 2 октября 1975 года Центр доложил Брежневу, что Дубчек передал западным СМИ компрометирующие материалы на Гусака. На основании информации, предоставленной Дубчеком, западногерманская и австрийская пресса сообщила, что во время войны Гусак сопровождал группу нацистских журналистов в Катынский лес под Смоленском, где немцы эксгумировали тела нескольких тысяч польских офицеров, расстрелянных НКВД (в этом злодеянии Москва обвинила немцев). Дубчек был дважды вызван на допрос в министерство внутренних дел Словакии.

КГБ был глубоко неудовлетворен результатом. “На допросе, – информировал он Брежнева, – Дубчек (фото выше) вел себя вызывающе, категорически отказывался отвечать на вопросы и заявил, что в будущем будет протестовать против оказания на него давления”. Дубчек отказался подписать либо отрицание того, что он предоставил информацию о Гусаке, либо протест против использования его имени в западной прессе, и пригрозил “решительной реакцией”, если против него будут приняты “репрессивные меры”. Тем временем Гусак написал Обзине письмо, в котором заявил о своей невиновности в предъявленных ему обвинениях. ³⁷

Несмотря на то, что Гусаку удалось занять пост президента, его власть была более ограниченной, чем у Новотного десятилетием ранее. Его второй помощник, интернационалист Василь Биляк, пользовался большим авторитетом и влиянием, чем любой другой депутат в Восточной Европе. Отвергнув идею режима, в котором полностью доминировали бы печально известные сторонники жесткой линии, Кремль, с некоторыми сомнениями, рассматривал комбинацию Гусак-Биляк как наилучшую из возможных. В докладе КГБ из Праги в конце десятилетия в тонко завуалированной форме сообщалось, что, несмотря на растущие трения между Гусаком и Биляком, ни один из них не пытался свергнуть другого, поскольку знал, что Москва этого не допустит:

Деловые отношения между лидерами Чехословакии поддерживаются в основном благодаря тому, что Гусак-Биляк и другие члены Президиума Чехословацкой коммунистической партии знают, что высшее руководство КПСС оказывает Гусаку и Биляку полную, твердую и бескомпромиссную поддержку. Для обоих это является серьезным сдерживающим фактором для поддержания нормальных рабочих отношений между ними, а от их взаимоотношений во многом зависит ситуация в Президиуме Чехословацкой коммунистической партии. ³⁸

Несмотря на свое негативное мнение о политическом руководстве, пражское отделение связи КГБ было полностью удовлетворено готовностью Обзины и StB выполнять его поручения. Обзина, по его словам, “объективно информировал” его как о том, что происходило в Президиуме КПЧ, так и о деятельности каждого из его членов, включая Гусака. ³⁹ В 1977 году Синицын сообщил, что между резидентурами КГБ и StB в двадцати шести странах существовали “оперативные контакты”. ⁴⁰ В 1975 году StB согласился на советскую просьбу открыть резидентуру в Албании, стране, в которую КГБ было трудно проникнуть. ⁴¹ В 1976 году, когда в StB обнаружили, что Юзеф Громан, главный редактор государственного издательства технической литературы и представитель Чехословакии в ЮНЕСКО, работал на западногерманскую разведку, Обзина предложил Центру направить сотрудников КГБ в Прагу для оказания помощи в расследовании дела Громана на, как он снисходительно выразился, “более высоком профессиональном уровне”. ⁴² Синицын завершил свой ежегодный отчет из Праги в 1977 году так:

Наши друзья передают нам весь свой шифр-трафик с резидентурами, как информационного характера, так и оперативного; передают также телеграммы послов. Наши друзья практически не хранят от нас секретов”. ⁴³

Подавление Пражской весны и последовавшая за этим “нормализация” стали поворотным пунктом в политике КГБ в отношении Восточной Европы. Операции “ПРОГРЕСС”, проводимые нелегалами, которые были впервые применены в Чехословакии, были распространены на остальную Восточную Европу для мониторинга состояния общественного мнения, проникновения в подрывные группы и наблюдения за признаками “идеологического саботажа” со стороны западных спецслужб. С 1969 года КГБ также было разрешено вербовать агентов и устанавливать конфиденциальные контакты по всему советскому блоку. В дополнение к отделениям связи КГБ в странах Варшавского договора Центр, как и в Чехословакии, создал секретные резидентуры, работающие под дипломатическим прикрытием в советских посольствах. ⁴⁴

В марте 1968 года, отчасти в результате Пражской весны, в Варшаве в течение нескольких недель происходило противостояние между студентами и полицией, в ходе которого стареющий польский лидер Владислав Гомулка, казалось, мог потерять контроль над ситуацией. Гомулка выжил в краткосрочной перспективе только благодаря своей твердой поддержке интервенции в Чехословакию и желанию Кремля избежать одновременных потрясений в другой части советского блока. Однако его положение уже находилось под угрозой со стороны его возможного преемника Эдварда Герека.

Согласно сообщениям из отделения связи КГБ в Варшаве, жесткий и антисемитски настроенный министр внутренних дел Мечислав Моцар (фото), отвечавший за SB (КГБ Польши), опасался, что его собственное положение также окажется под угрозой при Гереке, и начал готовить заговор с целью предотвратить получение им высокого поста. По указанию Моцара компрометирующие материалы на Герека были переданы на радио “Свободная Европа” через агента SB. Моцар также приказал прослушивать ряд ведущих деятелей PUWP, Польской коммунистической партии. ⁴⁵

В конце 1970 года позиции Гомулки были окончательно подорваны новым витком общественного протеста. 14 декабря рабочие балтийских верфей в Гданьске, Гдыне и Щецине устроили забастовку в знак протеста против внезапного повышения цен на продукты питания. В результате столкновений с силами безопасности на следующий день погибли 300 забастовщиков и демонстрантов. ⁴⁶

Согласно сообщениям КГБ из Варшавы, приказ открыть огонь по рабочим верфи был отдан Зеноном Клишко (фото), ближайшим сторонником Гомулки в Политбюро, и генералом Гжегожем Корчиньским, заместителем министра обороны и сторонником Герека. ⁴⁷ КГБ также переслал в Москву протокол заседания польского Политбюро, на котором обсуждался кризис 19 декабря. Поскольку Гомулка находился в партийной клинике, страдая от нервного истощения, на заседании председательствовал премьер-министр Юзеф Циранкевич, который попросил министра обороны генерала Войцеха Ярузельского доложить о ситуации. Оценка Ярузельского предрешила судьбу Гомулки. Он сообщил, что только в Гданьске и Гдыне было развернуто 350 танков и 600 транспортов с войсками. Если волнения подобного масштаба произойдут в Варшаве, он не мог гарантировать безопасность столицы, хотя для защиты партийных и правительственных зданий будут приняты особые меры. Моральный дух армии был серьезно подорван. На Балтийском побережье его встречали криками “Гестапо!” и “Убийцы!”. За Ярузельским последовал Моцар, который обобщил донесения СБ и другие доклады, поступившие в министерство внутренних дел. Партия, сказал он, никогда еще не оказывалась столь беспомощной перед лицом кризиса. До сих пор, даже в самые тяжелые времена, члены партии чувствовали, что борются за “правое дело”, но не теперь. На партийных собраниях, когда зачитывалось письмо Политбюро, оправдывающее повышение цен, некоторые коммунисты были доведены до слез и покидали зал. Повышение семейных пособий с 15 до 25 злотых вызвало насмешки среди рядовых членов, ошеломленных непониманием руководством условий жизни простых людей. После бурных дебатов было решено, что Гомулку на посту первого секретаря должен сменить Герек. Затем состоялась ожесточенная дискуссия о том, кто должен сказать Гомулке, чтобы он подал заявление об отставке, после чего было решено послать Циранкевича и до сих пор верного Клишко. ⁴⁸

Падение Гомулки (фото) стало первым случаем в Европе со времен Второй мировой войны, когда стихийный протест рабочего класса привел к смене политического руководства. ⁴⁹ Центр был предсказуемо встревожен масштабами и успехом народного восстания и немедленно приступил к операции ПРОГРЕСС, чтобы оценить, насколько удалось его сдержать. Группе нелегалов, снова выдававших себя за западных гостей, было поручено изучить роль католической церкви в организации протеста, ее отношение к режиму Герека и общее настроение населения. ⁵⁰ Среди нелегалов был опытный Геннадий Бляблин (БОГУН), переодетый в западногерманского фотокорреспондента, которому дали список из пяти человек для обработки и сказали убедить двух или трех из них “сотрудничать под ложным флагом”, полагая, что они поставляют информацию не КГБ, а западногерманским доброжелателям. Вероятно, самым важным в списке было имя отца Анджея Бардецкого, личного помощника кардинала-архиепископа Кароля Войтылы из Кракова, которого Центр считал ведущим идеологическим влиянием на польскую церковь. КГБ, несомненно, не предполагал, что менее чем через восемь лет Войтыла станет первым польским папой, но он проявил определенную дальновидность, определив его как потенциальную угрозу коммунистическому режиму. ⁵¹

В 1971 году, помимо нелегалов, направленных в рамках операции ПРОГРЕСС в Чехословакию и Польшу, тринадцать человек были направлены в Румынию, девять – в Югославию, семь – в Восточную Германию, четыре – в Венгрию и три – в Болгарию. ⁵² Хотя все они преследовали в целом схожие цели, в каждой стране со стороны КГБ имелись и конкретные причины для беспокойства. ⁵³

Приоритет, отданный Румынии в 1971 году, отражал растущее недовольство СССР внешней политикой ее лидера Николае Чаушеску (фото), который сочетал кумовскую версию неосталинизма внутри страны с растущей независимостью от Варшавского договора за рубежом. Осудив вторжение в Чехословакию, Чаушеску был вознагражден в следующем году государственным визитом Ричарда Никсона, первым визитом американского президента в коммунистическую Восточную Европу. В 1970 году Чаушеску совершил первый из трех визитов в США. Москва продемонстрировала свое недовольство его визитом в Пекин в 1971 году, устроив маневры войск Варшавского договора на румынских границах. ⁵⁴

Отчеты КГБ о Румынии были написаны в тоне, сочетавшем возмущение с глубокой подозрительностью:

Используя антисоветскую линию китайской компартии и китайского правительства, румынское руководство встало на путь так называемой автономии и независимости от Советского Союза… В Румынии процветает национализм. Его авторами и защитниками являются те же самые руководители партии и правительства. Руководство Румынской коммунистической партии открыто не заявляет о своих территориальных претензиях; но оно делает все, чтобы показать, что исторически, этнически и в других отношениях Молдавия и Черновицкая область принадлежат Румынии. Заявление, сделанное Мао в беседе с японскими социалистами о незаконном приобретении СССР Бессарабии [Молдавии], получило развитие в Румынии. Французская газета “Ле Монд” дважды публиковала статьи, ставящие под сомнение законность включения Бессарабии в состав [Советского] Союза. Не исключено, что инициатива публикации этих статей исходила из Румынии. ⁵⁵

Нелегалам, направленным в Румынию под видом западных агентов в 1971 году, было приказано собирать разведданные об отношениях Румынии с США и Китаем; румынских претензиях на советскую территорию в Бессарабии и Северной Буковине; политической и экономической основе оппозиции Советскому Союзу; положении немецкого и венгерского меньшинств; культе Чаушеску; состоянии Румынской коммунистической партии. ⁵⁶ Основными источниками нелегалов были сотрудники партийной газеты Scintea и немецкоязычного издания Volk und Kultur. ⁵⁷

ОПЕРАЦИИ ПРОГРЕСС в Югославии в 1971 году были вызваны главным образом самым серьезным внутренним кризисом со времени разрыва Тито (фото) с Москвой в 1948 году. Драматическое возрождение националистической напряженности во время “хорватской весны” 1971 года завершилось в конце года арестом Тито лидеров хорватских коммунистов и 400 хорватских националистов и возобновлением его прямого контроля над хорватской тайной полицией. Утверждение о том, что югославский социализм разрешает этнические противоречия, оказалось иллюзией. ⁵⁸ Нелегалам был дан длинный список учреждений, в которых им было поручено “завести знакомства”: Академия наук, Институт общественного мнения в Белграде, редакции газет “Коммунист”, “Политика” и “Борба”, агентство “Танюг”, Институт международной политики и экономики Белградского университета, Загребский университет, югославский бизнес и Союз журналистов (в частности, писатель Добрица Чосич, который, как считалось, был близок к Тито). Некоторые из сообщений, отправленных в Центр нелегальными курьерами, по радио и почте, были признаны достаточно важными, чтобы быть переданными Брежневу. ⁵⁹

САМОЕ КРУПНОЕ представительство КГБ в Восточной Европе имела Восточная Германия. Еще со времен Второй мировой войны в пригороде Берлина Карлсхорсте существовал крупный анклав КГБ в составе штаб-квартиры советской военной администрации. В период, предшествовавший созданию ГДР, он внимательно следил за политическими партиями, церквями, профсоюзами и общественным мнением в советской зоне Германии. Хотя после создания ГДР КГБ утверждал, что роль его базы в Карлсхорсте заключалась в проведении операций против ФРГ и других западных стран, а также в обеспечении связи со Штази, он также продолжал следить за событиями в Восточной Германии. ⁶⁰ В 1971 году численность сотрудников разведки, размещенных в Карлсхорсте, не считая офицеров связи, составляла 404 человека, из которых сорок восемь были оперативными сотрудниками, работавшими под прикрытием. Еще сорок семь оперативных сотрудников КГБ были размещены в других местах в ГДР. ⁶¹

Приход к власти в Западной Германии в 1969 году социалистическо-либеральной коалиции Вилли Брандта открыл возможности для разрядки, которыми Москва стремилась воспользоваться больше, чем Вальтер Ульбрихт (фото), стареющий и негибкий неосталинистский лидер Восточной Германии. В отчетах КГБ из Карлсхорста жаловались, что после вторжения в Чехословакию Ульбрихт выдавал себя за самого мудрого и дальновидного государственного деятеля советского блока, подразумевая (вероятно, правильно), что он быстрее Брежнева распознал подрывную природу режима Дубчека. ⁶² Отказ Ульбрихта отречься от приверженности единой “социалистической” Германии сделал его нежелательным для рассмотрения соглашения с Брандтом, впервые предусматривающего взаимное признание ГДР Федеративной республикой. ⁶³

Вилли Штоф	Эрик Хоннекер

К 1969 году, если не раньше, и Вилли Штоф, премьер-министр Восточной Германии, и Эрих Хонеккер, курировавший строительство Берлинской стены, подогревали растущее раздражение Москвы против Ульбрихта на встречах с КГБ и советским послом Петром Андреевичем Абрасимовым. Ульбрихт, по их словам, назвал советский импорт восточногерманского урана по сниженным ценам “разграблением природных ресурсов ГДР”.

Когда Абрасимов (фото) предложил сделать поправку на возраст Ульбрихта (в 1969 году ему было семьдесят шесть лет), Штоф и Хонеккер ответили, что он должен был уйти в отставку в семьдесят лет. ⁶⁴ В 1971 году Ульбрихт был переведен на вновь созданную должность председателя партии, а на посту лидера партии его сменил Хонеккер. В следующем году ГДР и ФРГ официально признали существование друг друга как отдельных государств.

Хотя в руководстве партии продолжались препирательства, главной заботой КГБ было “воздействие идеологии противника на граждан ГДР” через западные передачи и визиты западных немцев. В середине 1970-х годов Центр подсчитал, что “500 000 граждан враждебно относятся к существующей системе, и [западный] противник будет долгое время сохранять базу поддержки в ГДР”. ⁶⁵ Продолжительная операция КГБ под кодовым названием ЛУЧ отслеживала мнения населения и партии Восточной Германии, контакты между восточными и западными немцами и предполагаемые “попытки США и ФРГ нанести ущерб строительству социализма” в ГДР. В 1974 году отдел КГБ Карлсхорста, отвечавший за ЛУЧ, был повышен в статусе до управления. ⁶⁶

Однако большинство разведывательных данных Центра о Восточной Германии поступало от Штази, чья сеть внутренних информаторов была намного больше, чем у КГБ. В ГДР было в семь раз больше информаторов на душу населения, чем в нацистской Германии. ⁶⁷ В 1975 году 65% всех сообщений от служб безопасности советского блока, полученных Центром, поступило от Штази. ⁶⁸

Некоторые из этих отчетов были, по сути, засекреченными восточногерманскими опросами общественного мнения. Например, в ходе опроса заводских рабочих в 1974 году 20,6 процента опрошенных “считали, что дружба с СССР ограничивает автономию ГДР и приносит больше пользы Советскому Союзу, чем ГДР”. Большинство опрошенных, когда их попросили объяснить фразу “достижение власти рабочим классом”, заявили, что не знают, что она означает. Однако некоторые комментарии к этой фразе были охарактеризованы в отчете, направленном в Центр, как “горькие, ранящие и злобные”. Среди них были такие: “Власть рабочего класса хороша [в теории], но какова она на практике?”; “Это просто лозунг!”; и “Справедливость для каждого рабочего, а не только для вновь созданной привилегированной группы!”. Учитывая неизбежную осторожность опрошенных в выражении политически некорректных взглядов, реальный уровень недовольства, вероятно, был значительно выше. Размеры базы КГБ в Карлсхорсте и объем разведывательной информации, поступавшей от Штази, делали Центр менее зависимым от операций ПРОГРЕСС, проводимых нелегалами для получения разведданных из Восточной Германии, чем из остальной Восточной Европы. ⁶⁹

ГЛАВНОЙ ЗАБОТОЙ КГБ в Венгрии была степень еврейского влияния в партии и АVH (венгерском КГБ). Всегда склонный к сионистским и антисемитским теориям заговора, Центр был глубоко обеспокоен нежеланием венгров согласиться в 1969 году на его предложение провести в Будапеште “антисионистскую конференцию прогрессивных евреев, выступающих против политики Израиля” или помочь КГБ в создании антисионистского фильма о сотрудничестве между Гитлером и венгерскими сионистами. “Венгерские спецслужбы, – заключает Центр, – были вынуждены оглядываться через плечо при работе по [анти]сионистской линии, поскольку еврейские националисты в руководстве высших партийных органов с болезненной осторожностью относились к этому сектору работы”. КГБ также с подозрением смотрел на количество евреев в венгерском министерстве внутренних дел, среди которых, как сообщалось, были два заместителя министра, главы Первого и Третьего управлений АVH (отвечавших, соответственно, за внешнюю разведку и наблюдение за внутренней политической оппозицией), глава полицейского управления и глава военной контрразведки. Хуже всего обстояли дела во внешней разведке, где, по подсчетам КГБ, тринадцать из семнадцати начальников отделов были евреями. ⁷⁰

Нелегалы, направленные в Венгрию в рамках операции ПРОГРЕСС в 1971 году под видом западных гостей, были посланы в первую очередь для изучения степени сионистского влияния. Им было поручено сообщить об отношении к Израилю и его торгово-экономических отношениях с Венгрией, о “связях венгерских организаций и отдельных лиц с сионистскими кругами” и о ситуации в Союзе писателей и других “творческих союзах” (где, как считалось, также сильно еврейское влияние). Нелегалов также попросили “выявить антисемитские настроения”, предположительно в надежде, что они обнаружат народное неприятие количества венгерских евреев на высоких постах. Согласно тревожной оценке Центра, “просионистское господство укоренилось в партийных, государственных и общественных организациях”. ⁷¹

В 1972 ГОДУ ОПЕРАЦИИ ПРОГРЕСС были распространены на районы националистических волнений внутри Советского Союза. 4 октября 1972 года Директива КГБ № 150/3-10807 поручила Управлению по борьбе с нелегалами ПГУ изучить настроение населения и деятельность западных туристов в прибалтийских республиках. Анализ отчетов, полученных Центром от АРТЁМА, ФЁДОРОВА, СЕВИДОВА и ВЛАСА, был однаково удручающим. Выдавая себя за западных туристов, все четверо нелегалов отмечали неэффективную администрацию, апатичных рабочих, “просто высиживающих положенные [рабочие] часы, не гордясь своей профессией”, нетерпимость в отношениях между этническими группами и повсеместное пьянство. Однако население прибалтийских республик было “хорошо информировано о событиях на Западе и в Советском Союзе”. Иностранные туристы везли на Запад письма, которые часто писали люди, стремящиеся вступить в браки по расчету с западными гражданами, чтобы получить предлог для эмиграции: “Многие люди обоего пола женятся на этнических евреях, хотя сами они не евреи; их единственная цель – уехать из СССР”. Как это часто бывает при анализе внутреннего диссидентства, главными козлами отпущения стали евреи. Поскольку они “чувствовали моральную поддержку Израиля, США и других западных стран”, они якобы были еще большими бездельниками, чем остальное население – признаваясь нелегалам, что «мы работаем ровно столько, чтобы нас не уволили» ⁷².

По всей Восточной Европе нелегалы, похоже, давали более откровенные и, следовательно, более удручающие оценки общественного мнения, чем отделения и резидентуры КГБ, на которые оказывалось давление, чтобы подготовить лестные отчеты о реакции местного населения на унылые заготовки речей советских лидеров. Даже в Болгарии большинство населения утратило традиционное чувство родства славян с Советской Россией. Согласно одному из отчетов:

Антисоветизм процветает на болгарском телевидении. Хотя он не выражается открыто… но падает на благодатную почву. Так называемые “ролики”, демонстрирующие советские фильмы о Советском Союзе и советской жизни, заставляют население выключать телевизоры”. ⁷³

Когда в 1974 году нелегала ТАНОВА отправили с двухмесячной миссией ПРОГРЕСС в Болгарию под видом западного журналиста, готовящего туристические брошюры, Центр посоветовал ему завоевать доверие болгар, с которыми он общался, даря им подарки. Повсюду он встречал недовольство низким уровнем жизни и вполне обоснованную уверенность в том, что на Болгарию давит Советский Союз, заставляя ее тратить ресурсы на Кубу и других расточительных иностранных друзей, а также на огромную систему полиции и государственной безопасности. С точки зрения Центра, единственным плюсом в мрачном отчете ТАНОВА было то, что болгары слишком боялись DS, своей службы безопасности, чтобы роптать публично. ⁷⁴

ЕДВА ЛИ НЕ САМАЯ УДРУЧАЮЩАЯ разведывательная информация о советском блоке, поступившая в Центр в 1970-е годы, была получена из Чехословакии. Нелегал сообщил об этом после миссии ПРОГРЕСС в 1976 году:

Население страны ненавидит русских. Чехи даже не могут объективно оценить мастерство советских артистов, выступающих на гастролях в Чехословакии. Ниже приводится типичный комментарий: “Может быть, артисты выступают хорошо профессионально, но из-за того, что они русские, я не могу на них смотреть”. ⁷⁵

Строки в пьесах, которые можно было интерпретировать как “негативные аллюзии” на Советский Союз, такие как “Любовь к врагу – это не любовь” в пьесе Горина “Тиль Уленшпигель”, вызывали бурные аплодисменты зрителей. 76

Учитывая народное ликование после поражения чехословацкой команды от российской на чемпионате мира по хоккею 1969 года в Стокгольме, перед чемпионатом мира 1979 года, который проходил в Праге, царила значительная тревога.

Специальная комиссия во главе с одним из ведущих интернационалистов в Президиуме КПКЧ Антонином Капеком (фото выше) пыталась обеспечить хорошее поведение зрителей, вводя различные меры безопасности, организуя распределение билетов среди партийных организаций и проводя так называемую “воспитательную работу” как среди игроков, так и среди зрителей. Большинство усилий оказались тщетными.

На протяжении всего чемпионата, который открылся в конце апреля, Брежнев регулярно получал отчеты как из КГБ, так и из советского посольства в Праге. Они были неутешительными. Независимо от того, с кем играла российская команда, чехословацкие зрители болели за другую сторону и выкрикивали антисоветские оскорбления. Команды США, Канады и Западной Германии, напротив, встретили теплый прием. КГБ сообщил, что проигрыш чехословацкой команды сборной СССР был “холодно встречен” даже Штроугалом и другими министрами в правительственной ложе. После матча высокопоставленные чиновники КПЧ избегали сотрудников советского посольства.

КГБ, однако, удалось предотвратить один потенциально острый конфуз. После матча СССР против Восточной Германии российский игрок, принимавший запрещенные стимуляторы, был вызван на тест на наркотики. Если бы он не прошел тест, что, несомненно, произошло бы, советская победа могла бы быть аннулирована. КГБ с гордостью доложил Брежневу, что “в результате мер, принятых пражской резидентурой”, игрок был освобожден от теста на наркотики. ⁷⁷

В сообщениях КГБ из Праги содержалась жалоба на то, что после победы советской команды на чемпионате мира церемония вручения медалей проводилась на английском и немецком языках без перевода на русский. На последовавшем за этим торжественном приеме русских обходили стороной. Советский флаг был сорван. Даже газета ЦПКЧ “Rudé právo” уделила больше внимания канадской, шведской и финской командам, чем советским чемпионам мира. ⁷⁸

КГБ также был возмущен иногда видимым отсутствием энтузиазма, проявляемым представителями Чехословакии на утомительных официальных торжествах в Советском Союзе. Центр написал гневный отчет о поведении Мирослава Васека (ajnj), главы делегации чехословацкого министерства культуры на девятой конференции министров культуры социалистических стран, состоявшейся в Москве в июле 1978 года. По окончании этого, несомненно тоскливого мероприятия Вашек имел наглость оставить в своем номере в гостинице “Мир” как сувенирную папку конференции, так и серию, вероятно, нечитаемых томов, торжественно врученных ему советским министерством культуры: Ленин: Революция и искусство, Брежнев: Краткая биография”, “Шестьдесят юбилейных лет: Факты и цифры о достижениях культуры и искусства в Советском Союзе” и “Охрана памятников истории и культуры в СССР”. В отчете КГБ утверждалось, что эти ценные вещи были намеренно “брошены, а не просто забыты”. Центр не мог снести такое возмутительное поведение. Полный отчет о нем был направлен как Андропову, так и в отделение связи КГБ в Праге. ⁷⁹

При всем недовольстве КГБ состоянием чехословацкого общественного мнения и разобщенностью  руководства КПЧ, коммунистическому однопартийному государству в Чехословакии в конце 1970-х годов ничего не угрожало.

В начале 1977 года ряд небольших диссидентских групп объединились в “Хартию 77”, которая описывала себя как “свободное, неформальное, открытое сообщество людей разных убеждений, разных вероисповеданий и разных профессий, объединенных стремлением индивидуально и коллективно добиваться соблюдения гражданских прав и прав человека”. В течение шести месяцев Хартию подписали более 750 мужественных людей. Все они подверглись публичной диффамации и преследованиям – от нападений на улице до тюремных сроков и заключения в психиатрических больницах.

Один из основателей, философ Ян Паточка (фото), умер после жестокого допроса в StB.

Всесилие этой службы, чувство бессилия, вызванное в массе населения процессом “нормализации” и присутствием советских войск, лишили “Хартию-77” всякого шанса вернуть массовый энтузиазм, порожденный девятью годами ранее обещанием “социализма с человеческим лицом”. ⁸⁰

По всему советскому блоку восточноевропейские клоны КГБ, подстрекаемые Центром, представляли собой движущую силу в течение десятилетия, последовавшего за Пражской весной, в создании интеллектуально однообразного и выморочного общества.

Вацлав Гавел (фото выше), один из основателей “Хартии 77” (и впоследствии первый президент посткоммунистической Чехии), писал позже об этом периоде:

Я вспоминаю первую половину 1970-х годов в Чехословакии как время, когда “история остановилась”… История была заменена псевдоисторией, с ее календарем регулярно возвращающихся официальных юбилеев, партийных съездов, праздников и массовых спортивных встреч… Тоталитарная власть внесла “порядок” в органический “беспорядок” истории, тем самым лишив эту историю языка. Власть как бы национализировала время. Следовательно, время постигла печальная участь многих других национализированных вещей: оно начало увядать. ⁸¹

Часы, остановившиеся в Восточной Европе с подавлением Пражской весны в 1968 году, должны были запуститься снова десять лет спустя с избранием польского папы.

Примечания к Главе шестнадцатой. Операции «Прогресс». Часть 2.

1. Дубчек, Надежда умирает последней, стр. 225-226.

 2. Министерство внутренних дел существовало как на федеральном, так и на национальном уровне. Таким образом, помимо чехословацкого министра присутствовали чешские и словацкие министры.

 3. Дубчек, Надежда умирает последней, стр. 236-9.

 4. к-20,149.

 5. к-20 189 177.

 6. к-20,154. О Пахмане см. Груби, Fools and Heroes (Дураки и герои), гл. 4.

 7. к-19 643.

  8. Реннер, История Чехословакии с 1945 г., с. 98.

  9. Контактным лицом Якеша в отделе связи КГБ был Г. Славин (имя и отчество в записках Митрохина не записаны; к-19 575).

  10. к-19,552.

  11. к-19 643.

  12. к-19 615.

  13. В записках Митрохина нет полной статистики по чистке силовиков и спецслужб. Однако в 1970 г. из центрального аппарата министерства внутренних дел было уволено 1092 сотрудника и 3 202 человека лишены членства в партии (k-19 551). В течение 1970 года более сотни агентов СТБ перебрались на Запад (k-19,559).

  14. к-19,566.

  15. В отчете отдела связи КГБ в качестве примера полной и откровенной разведки, предоставленной Каской, приводится тот факт, что он «рассказал нам все, что знал о поведении Индры в связи с его визитом в ГДР …» в записях Митрохина нет никаких сведений. дополнительная информация об этом эпизоде ​​(k-19,645).

  16. к-19,555.

  17. к-19 576.

  18. Синицын сообщил, что и Каска, и Гусак хотели дополнительно навести справки о записях КГБ о лицах, «чье поведение в 1968-1919 годах вызывало сомнения»; к-19 587.

 19. Индра рассматривался Гусаком как потенциальный соперник, и его переход в 1971 году с должности партийного секретаря на престижный, но не очень влиятельный пост председателя Национального собрания, вероятно, имел целью ограничить его влияние в КПЧ. Реннер, История Чехословакии с 1945 г., стр. 111-12.

 20. к-19,554.

 21. Калугин, Spymaster, с. 157-8.

 22. к-19,554. О проблемах подсчета итоговой суммы чистки КПЧ см. Кусин, От Дубчека к Хартии 77, стр. 85-9.

 23. к-19,554.

 24. к-19,541. Вероятная дата встречи – апрель 1972 года.

 25. к-16,329. к-19,158. Записи Митрохина не раскрывают подлинной личности ФЕДОРОВА.

 26. к-19 609.

 27. к-19,600.

 28. к-19,601.

 29. Реннер, История Чехословакии с 1945 г., стр. 100-1.

 30. к-19,603.

 31. к-19,606.

 32. к-19,62.

 33. к-19,68.

 34. к-19,62,92,643.

 35. Кусин, От Дубчека к Хартии 77, с. 194.

 36. Дубчек описывает свою слежку и преследование со стороны СТБ в книге «Надежда умирает последней», гл. 29.

 37. т-7 272 297. Дубчек в своих воспоминаниях об этом эпизоде ​​не упоминает.

 38. к-19,330.

  39. к-19,75.

  40. к-19,77.

  41. к-19,76.

   42. Команда КГБ, направленная в Чехословакию «для помощи в расследовании дела Громана на более высоком профессиональном уровне», состояла из Фабричникова А.А. и Пахомова В.А. из Второго главного управления, а также «других сотрудников Следственного управления КГБ». В ходе расследования Билак утверждал, что Громан «был в тесном контакте со Штроугалом». к-19,67. О последующем судебном разбирательстве по делу Громана см .: Former Prague Minister on Spying Charge («Бывший пражский министр отвечает на обвинение в шпионаже»), The Times (5 января 1977 г.); Viele Mitarbeiter des BND haben Angst vor Verrat (Многие сотрудники BND опасаются предательства), Die Welt (27 января 1977 г.).

 43. к-19,77.

 44. т-7 263 280 281. к-19,451.

 45. Вероятно, главным источником информации об активных мерах Мочара против Герека и его подстрекательстве к большей части руководства ПОРП в КГБ был Шлачич, впоследствии министр внутренних дел Польши. т-7 243.

46. ​​Анализ протестов декабря 1970 г. см. В: Курчевский, The Resurrection of Rights in Poland (Воскресение правых в Польше), гл. 5.

 47. к-19 333.

 48. к-19,322.

 49. Крэмптон, Восточная Европа в двадцатом веке, стр. 359-60.

 50. Т-7 243.

 51. Другими объектами культивирования, возложенными на БОГУНА, были В. Климчак (не идентифицирован); экономист Г. Новаковский; писатель К. Буш, названный «лидером краковской интеллигенции»; и С. Козинский, фотограф, имеющий «связи в партийно-государственном аппарате» (к-19 415). Связь, установленную БОГУНОМ с Бардецким, позже продолжил нелегал ФИЛОСОВ. Подобно другим жертвам операций ПРОГРЕСС, Бардецкого нельзя винить в том, что он разговаривал с западными посетителями, которых он не мог идентифицировать как нелегалов КГБ.

 52. В дополнение к семи нелегалам, использовавшимся для операций в Восточной Германии, другие базировались там, но действовали в других местах. к-19,399,415.

 53. В записях Митрохина не указываются конкретные цели отправленных в Болгарию нелегалов.

 54. Крэмптон, Eastern Europe in the Twentieth Century, (Восточная Европа в двадцатом веке), стр. 354-5.

 55. к-19 487.

 56. к-19,455.

 57. к-19 415 456.

 58. Крэмптон, Восточная Европа в двадцатом веке, стр. 350-2.

 59. к-16 273; к-19,429. В записках Митрохина нет подробностей о содержании отчетов.

 60. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 359-60.

 61. к-19,287.

 62. к-19,264.

 63. Крэмптон, Восточная Европа в двадцатом веке, стр. 357-8. Гартон Эш, Во имя Европы, стр. 77.

 64. к-19,264.

 65. к-19 270.

 66. Т-7,264.

 67. Чайлдс и Попплуэлл, Штази, стр. 82. В досье КГБ, по всей видимости, за период 1976-77 гг, общая численность сотрудников Штази составляет «более 60 000» (k-19 271). Это согласуется с документами в архиве Гаука [Штази], в которых зафиксировано увеличение с 59 500 в 1975 году до 75 000 в 1980 году.

 68. к-19 273.

 69. Т-7,184.

 70. к-19 430.

 71. к-19,458.

 72. к-27,78.

 73. к-19 627.

 74. к-27 243.

 75. Т-7,94.

 76. к-19,209.

 77. к-26,162. В досье КГБ по инциденту с проверкой на наркотики указан соответствующий советский игрок, но, поскольку он никогда не проходил проверку, было бы несправедливо упоминать его имя.

78. к-26,162.

 79. к-19,235.

 80. Кусин, От Дубчека к Хартии 77, стр. 304-25; Реннер, История Чехословакии с 1945 г., стр. 128–47; Крэмптон, Восточная Европа в двадцатом веке, стр. 384.

 81. Цит. По: Реннер, История Чехословакии с 1945 г., стр. 102.

ПОЛЯК ПАПА РИМСКИЙ И ПОДЪЁМ ДВИЖЕНИЯ «СОЛИДАРНОСТЬ»

В течение сорока лет все вызовы коммунистическим однопартийным государствам, созданным в Восточной Европе после Второй мировой войны, успешно сдерживались. Противники этих режимов обычно чувствовали себя слишком бессильными, чтобы организовать какую-либо видимую оппозицию им. В редких случаях, когда выживание однопартийного государства казалось под вопросом – в Венгрии в 1956 году и в Чехословакии в 1968 году – оно быстро и жестоко укреплялось с помощью подавляющей демонстрации силы. Польский вызов советской системе, однако, в конечном итоге преуспел там, где венгерское восстание и Пражская весна потерпели неудачу. Хотя он сдерживался в течение десятилетия, с ним так и не удалось справиться, и в конечном итоге начался распад советского блока.

Польский кризис начался совершенно новым и непредвиденным образом – не как в Венгрии и Чехословакии, с появлением ревизионистских правительств, а с избранием 16 октября 1978 года кардинала Кароля Войтылы, архиепископа Кракова, Папой Иоанном Павлом II. Ни у одного советского лидера больше не было соблазна повторить презрительный вопрос Сталина в конце Второй мировой войны: “Сколько дивизий у Папы?”. Подрыв империи, построенной Сталиным после Ялты, начался не с военной мощи Запада, а с морального авторитета первого польского Папы, который быстро затмил авторитет Польской коммунистической партии (ПКП).

Борис Аристов (фото), советский посол в Варшаве, доложил Политбюро, что польские власти считают нового Папу “ярым антикоммунистом”. ¹ Центр согласился. С 1971 года Войтыла стал объектом операций ПРОГРЕСС, направленных на отслеживание его якобы подрывной роли в подрыве авторитета польского однопартийного государства. На следующий день после избрания Войтылы глава представительства КГБ в Варшаве Вадим Павлов направил в Москву оценку его деятельности, данную СБ, польским аналогом КГБ:

Войтыла придерживается крайних антикоммунистических взглядов. Не выступая открыто против социалистической системы, он критиковал методы работы государственных органов Польской Народной Республики, выдвигая следующие обвинения:

– в ограничении основных прав человека польских граждан; – в недопустимой эксплуатации рабочих, которых “католическая церковь должна защищать от правительства рабочих”;

 – в ограничении деятельности католической церкви и отношении к католикам как к гражданам второго сорта; – в проведении широкой кампании по обращению общества в атеизм и навязыванию народу чуждой идеологии;

– в отказе католической церкви играть надлежащую культурную роль, тем самым лишая польскую культуру ее национального достояния.

По мнению Войтылы, концепция однопартийного государства “означала лишение народа его суверенитета”. “Коллективизация, – считал он, – ведет к уничтожению человека и его личности”. Тот факт, что он осмелился сказать то, что думало большинство польских католиков, показался и КГБ, и СБ свидетельством его приверженности идеологической диверсии.

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ” →

Несмотря на то, что советское государство на словах поддерживало свободу вероисповедания, оно первым попыталось искоренить понятие Бога. Маркс, как это хорошо известно, осуждал религию как “опиум народа”, но также с некоторым состраданием говорил о ее роли как “вздоха угнетенного существа, сердца бессердечного мира”. Однако обличение религии Лениным было бескомпромиссно ядовитым:

Всякая религиозная идея, всякая идея Бога, всякое заигрывание с идеей Бога есть несказанная мерзость, … мерзость самого опасного рода, “зараза” самого отвратительного рода. Миллионы грязных дел, актов насилия и физической заразы гораздо менее опасны, чем тонкая, духовная идея Бога, наряженного в самые умные “идеологические” костюмы. ¹

В 1930-е годы большинство священников были осуждены к заключению в ГУЛАГ, откуда вернулись немногие. Большинство церквей, с которых были сняты или испорчены религиозные символы, но луковичные купола которых обычно оставались более или менее целыми, были превращены в сараи, кинотеатры и гаражи или отданы под другие светские цели.

После двух десятилетий жестоких гонений, в результате которых для богослужений было открыто всего несколько сотен церквей, Русская православная церковь была неожиданно возрождена как государственный институт в связи с тем, что Сталин нуждался в ее поддержке во время Великой Отечественной войны.

В 1943 году, после семнадцатилетнего перерыва, был официально восстановлен Московский Патриархат, административный центр Церкви. ²

В течение оставшегося десятилетия православные христиане восстановили и с любовью отреставрировали несколько тысяч своих церквей. ³

Однако за свое восстановление Церковь заплатила тяжелую цену. Совет по делам Русской православной церкви (позднее Совет по делам религий) работал в тесном сотрудничестве с НКВД и его преемниками, чтобы обеспечить подчинение церкви государству. ⁴ И патриарх Алексий I, и митрополит Крутицкий и Коломенский Николай, второй в православной иерархии, вступили во Всемирный совет мира, организацию, основанную в 1949 году, и были высоко оценены КГБ как агенты влияния. ⁵ Алексий заявил в 1955 году:

Русская православная церковь поддерживает абсолютно мирную внешнюю политику нашего правительства не потому, что церкви якобы не хватает свободы, а потому, что советская политика справедлива и соответствует христианским идеалам, которые проповедует церковь. ⁶

Православная церковь также приняла видное участие в создании другой подставной организации, Христианской мирной конференции (ХМК), созданной в 1958 году со штаб-квартирой в Праге, в очередной попытке мобилизовать всемирную христианскую поддержку “мирной политики” Советского Союза. На второй конференции ХПК в 1960 году делегаты из других стран мира, в большинстве своем невиновные в том, что она была организована Москвой, превзошли делегатов из советского блока. ⁷

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ. ПРОНИКНОВЕНИЕ КГБ В СОВЕТСКУЮ ЦЕРКОВЬ И ПРЕСЛЕДОВАНИЕ ДУХОВЕНСТВА” →

Агенты проникновения и активные меры

На протяжении большей части холодной войны парижская резидентура имела больше агентов – обычно около пятидесяти, – чем любой другой отдел КГБ в Западной Европе.

Самым выдающимся достижением резидентуры во время Четвертой республики (1946-58 гг.) было проникновение во французское разведывательное сообщество, особенно в Service de documentation extérieure et de contre-espionnage (SDECE), агентство внешней разведки. Неполный список особо “ценных агентов” резидентуры КГБ в 1953 году включал четырех сотрудников SDECE (под кодовыми именами НОСЕНКО, ШИРОКОВ, КОРАБЛЕВ и ДУБРАВИН) и по одному сотруднику службы внутренней безопасности DST (ГОРЯЧЕВ), Renseignements Généraux (ГИЗ), министерстве иностранных дел (ИЗВЕКОВ), министерстве обороны (ЛАВРОВ), военно-морском министерстве (ПИЖО), посольстве Новой Зеландии (ЛОНГ) и в органах печати (ЖИГАЛОВ). ¹ В 1954 году 30 процентов всех сообщений, поступавших в Центр из парижской резидентуры, основывались на информации, полученной от ее агентов во французской разведке. ²

Основа для советского проникновения во Францию в период холодной войны была заложена еще в конце Второй мировой войны. Благодаря ведущей роли Коммунистической партии во французском Сопротивлении и присутствию министров-коммунистов в правительстве до 1947 года, несколько лет после освобождения были золотым веком для вербовки агентов. ³ Хотя британское и американское разведывательные сообщества, вероятно, не знали о личности большинства советских агентов во Франции, они остро осознавали слабость послевоенной французской безопасности и по этой причине с осторожностью обменивались секретной информацией с SDECE и DST.

В 1948 году британский Joint Intelligence Committee (JIC) (Объединенный комитет разведки), проникнутый довольно абсурдным чувством этнического превосходства, обвинил в успехе советского проникновения “врожденные недостатки французского характера”, а также “широкую привлекательность коммунизма во Франции”. Советская разведка, заключил JIC, смогла использовать:

a. Природную склонность французов к болтливости, которая делает соблазн передать “горячую” информацию, пусть и в строжайшей тайне, “почти непреодолимым”.

b. Отсутствие “сознания безопасности”, которое приводит к небрежности и недостаточным мерам предосторожности для защиты секретных документов.

c. Определенное падение моральных норм во Франции, которое, наряду с крайне низкой оплатой труда, должно способствовать искушению “продавать” информацию…”. ⁴

Чрезвычайная уверенность JIC в превосходстве британской безопасности над галльской была, предположительно, хотя бы немного подорвана три года спустя дезертирством Берджесса и Маклина, отзывом Филби из Вашингтона и подозрениями, павшими на Бланта и Кэрнкросса.

После компрометации британской “великолепной пятерки” в 1951 году Франция на оставшуюся часть десятилетия стала самым продуктивным источником разведданных КГБ о политике Запада в отношении советского блока. ⁵ Перебежчики из КГБ Владимир и Евдокия Петровы (фото) сообщили в 1954 году, что Центр “нашел разведывательную работу особенно легкой во Франции… Французский оперативный отдел был завален тем, что выглядело как фотокопии оригинальных французских документов”. ⁶ Парижская резидентура получила важные разведданные о позиции Запада на переговорах как перед Берлинской конференцией в начале 1954 года, первой с 1949 года встречей министров иностранных дел СССР, США, Великобритании и Франции, так и перед Женевским саммитом четырех держав в июле 1955 года, первой встречей глав правительств после встречи “большой тройки” в Потсдаме за десять лет до этого. ⁷ Благодаря дипломатическим шифрам, предоставленным ЖУРОМ (JOUR), шифровальщиком из Quai d’Orsay, принятым на работу в 1945 году, Центр, по-видимому, также имел доступ к многочисленным французским данным РЭР. В 1957 году ЖУР был награжден орденом Красной Звезды. ⁸ Вероятно, во многом благодаря ЖУРУ во время Кубинского ракетного кризиса КГБ смог предоставить Кремлю стенографические копии дипломатической переписки между Quai d’Orsay и посольствами в Москве и Вашингтоне. ⁹

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. ФРАНЦИЯ И ИТАЛИЯ В ЭПОХУ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ” →

Наступление советской разведки на Западную Германию во время холодной войны имело три отличительные особенности. Во-первых, в результате разделения Германии Федеративную Республику (ФРГ) было легче проникнуть, чем в любое другое крупное западное государство.

Из издевательски  названной «демократической» Республики Германии (ГДР) на Запад бежало так много беженцев – около трех миллионов до возведения Берлинской стены в 1961 году, что не составило труда спрятать среди них сотни, даже тысячи восточногерманских и советских агентов. Среди фиктивных беженцев был целый ряд нелегалов. Некоторые из них были советскими сотрудниками КГБ, потратившими несколько лет на создание фальшивых немецких документов в безопасной обстановке ГДР, многие из которых перешли на работу против североамериканских и других целей. ¹ Другие были восточногерманскими агентами-нелегалами, завербованными и обученными КГБ, большинство из которых были направлены против целей в Федеративной Республике. ²

Во-вторых, ФРГ была единственным западным государством, по которому Москва получала от союзного ведомства – иностранного отдела Штази, Hauptverwaltung Aufklärung (HVA) ³ – даже больше высококачественных разведданных, чем от КГБ. С 1952 по 1986 год HVA возглавлял Маркус Йоханнес “Миша” Вольф, вероятно, самый способный из руководителей разведки советского блока. Вольф был сыном известного немецкого врача-коммуниста и писателя, который был вынужден бежать в Москву после прихода Гитлера к власти. Своим назначением на пост главы внешней разведки Восточной Германии незадолго до своего тридцатилетия он был обязан преданностью сталинизму и, следовательно, доверию, которое он внушал КГБ (тогда МГБ), а также своим собственным способностям. В 1947 году он сказал своему другу Вольфгангу Леонгарду, что восточногерманским коммунистам придется отказаться от идеи “отдельного немецкого пути к социализму”, упомянутой в их партийной программе.

Когда Леонгард, работавший в центральном секретариате партии, сказал ему, что он ошибается, Вольф ответил: “Есть более высокие инстанции, чем ваш центральный секретариат!”. Вскоре после этого “высшие инстанции” в Москве действительно положили конец разговорам об “отдельном немецком пути”. ⁴ Вольф никогда не страдал ложной скромностью. “Как признают даже мои злейшие враги, – хвастался он уже в отставке, – [HVA] была, вероятно, самой эффективной и действенной службой подобного рода на европейском континенте”. ⁵

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ. ФЕДЕРАТИВНАЯ РЕСПУБЛИКА ГЕРМАНИЯ” →

Часть 2: После «операции FOOT»

Несмотря на публичное выражение Москвой праведного негодования после высылки 105 сотрудников КГБ и ГРУ из Лондона в сентябре 1971 года, Центр знал, что потерпел катастрофу в области связей с общественностью. Центральным элементом кампании активных мер по перелому в работе британской разведки и дискредитации британских высылок был Ким Филби, находившийся не в том состоянии, чтобы появляться на публике.

После публикации его мемуаров в 1968 году КГБ, похоже, не нашло для него дальнейшего применения, и Филби скитался по России в почти самоубийственных запоях, в результате которых он иногда не понимал, где находится, не зная, ночь сейчас или день. В начале 1970-х годов его медленно вытащила из алкогольного забытья Руфа, о которой он сказал, что она – “женщина, которую я ждал всю жизнь”. ¹

Хотя после операции FOOT Центр, несомненно, правильно рассудил, что Филби все еще не в состоянии дать пресс-конференцию, он использовал пространное интервью с ним в “Известиях” 1 октября 1971 года, чтобы осудить “клеветнические утверждения правой буржуазной британской прессы” о том, что советские чиновники, высланные из Лондона, занимались шпионажем. В разительном контрасте с гораздо более утонченным тоном мемуаров Филби, опубликованных тремя годами ранее, интервью повторяет ряд стереотипных обличений британских “правящих кругов”: “…

Следует сказать, что шпиономания, фабрикация клеветнических измышлений в отношении Советского Союза не является чем-то новым в деятельности правящих кругов Англии. За такой деятельностью всегда стоят определенные, конкретные политические цели. И на этот раз интенсивная антисоветская провокация и большой размах ложных обвинений в адрес советских официальных лиц в Лондоне, а также сроки проведения этой акции свидетельствуют о преднамеренном характере деятельности консерваторов, находящихся сейчас у власти. Эти действия направлены на то, чтобы затормозить процесс снижения напряженности в Европе. Не случайно, как это отражалось в английской буржуазной прессе, правительственные круги проявляли явное недовольство и, можно сказать, страх перед внешней политикой Советского Союза, направленной на нормализацию международной обстановки.

Вряд ли Филби мог сам сочинить эти банальности. Скорее всего, они были просто переданы ему КГБ на подпись. Филби добавил к ним некоторые личные воспоминания об антисоветской “психологической войне”, которую вела британская разведка – хотя в его утверждении, что “СИС не прерывала своих подрывных операций против Советского Союза даже во время войны против гитлеровской Германии”, была определенная ирония. ² В действительности, отсутствие доказательств антисоветской подрывной деятельности в отчетах СИС военного времени, предоставленных Филби, заставило Центр заподозрить его в дезинформации. ³

Тот факт, что Филби назвал реальных и предполагаемых сотрудников СИС, которые были расквартированы на Ближнем Востоке после его дезертирства из Бейрута в 1963 году, является еще одним доказательством того, что большая часть, если не все, его интервью были написаны для него Центром. ⁴ Среди офицеров британской разведки в Бейруте, указанных в его интервью, был молодой Дэвид Спеддинг (фото), который четверть века спустя стал начальником СИС. ⁵

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ. ОПЕРАЦИИ ПРОТИВ БРИТАНИИ В ЭПОХУ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ.” →

Часть 1: После «великолепной пятерки»

Операции советской разведки в Великобритании, начиная с 1930-х годов, делятся на три отдельные фазы. Во-первых, был золотой век, начатый “великими нелегалами”, в течение которого КГБ собирал лучшие разведданные (даже если не всегда понимал их), чем любая другая враждебная разведка в истории Великобритании. Затем наступил серебряный век 1950-х и 1960-х годов, в котором было меньше успехов в разведке, хотя они все еще были значительными. Третий этап, в 1970-1980-х годах, в лучшем случае можно назвать бронзовым веком, с небольшим количеством крупных успехов и впечатляющими провалами.

Золотой век советских разведывательных операций в Великобритании закончился в 1951 году с вылетом Берджесса и Маклина в Москву и отзывом Филби из Вашингтона. ¹ Документы, отмеченные Митрохиным, однако, впервые показывают, что один крупный идеологический агент, завербованный в середине 1930-х годов, Мелита Норвуд (ХОЛА – фото), продолжала работать и после ухода “великолепной пятерки”. ² С марта 1945 года, работая в исследовательском отделе Британской ассоциации цветных металлов, она могла предоставлять разведывательную информацию о проекте TUBE ALLOYS по созданию первой британской атомной бомбы.

После Второй мировой войны повторилось соперничество военного времени между НКГБ и ГРУ за контроль над Норвуд. Ее первым послевоенным контролером стал сотрудник НКГБ/МГБ в лондонской резидентуре Николай Павлович Островский. Однако в период Комитета информации (КИ) в начале холодной войны, когда МГБ и ГРУ объединили свои службы внешней разведки, у Норвуд было два контролера из ГРУ: Галина Константиновна Турсевич и Евгений Александрович Олейник. В апреле 1950 года, после осуждения атомного шпиона Клауса Фукса и допроса в МИ-5 Сони, контролера ГРУ времен войны как Норвуд, так и Фукса, Мелита была временно “заморожена” из-за опасений, что она могла быть скомпрометирована. Контакт, однако, был возобновлен в 1951 году. Примерно через год, после распада Комитета информации, контроль над Норвуд был отвоеван Центром у ГРУ. ³

Клаус Фукс (слева) прибыл в ФРГ после освобождения из британской тюрьмы, 23 июня 1959

В октябре 1952 года, через несколько месяцев после возвращения Норвуд под опеку МГБ, на островах Монте-Белло у северо-западного побережья Австралии, до сих пор известных главным образом своими ловцами жемчуга и затонувшими кораблями, было проведено успешное испытание первой британской атомной бомбы. Сталин был гораздо лучше проинформирован о создании бомбы, чем большинство британских министров. Эттли так и не разрешил обсуждать проект TUBE ALLOYS всему своему кабинету, позже язвительно заявив, что “некоторые из них не подходят для того, чтобы доверять им секреты такого рода”. После победы на выборах 1951 года Черчилль был поражен, узнав, что Эттли скрыл от парламента и большинства своих министров стоимость атомной бомбы в 100 миллионов фунтов стерлингов. ⁴

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ОПЕРАЦИИ ПРОТИВ БРИТАНИИ В ЭПОХУ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ” →

Эпоха Андропова и последующие годы

Став председателем КГБ в 1967 году, Андропов сразу же объявил о своем намерении возродить “специальные действия” КГБ как важнейший инструмент советской политики во время холодной войны. ПГУ, заявил он, “должен перейти в наступление, чтобы парализовать действия наших врагов и вовлечь их в борьбу в неблагоприятных для них условиях”. ¹ Двумя годами ранее недовольство результатами работы Тринадцатого отдела, который отвечал за специальные действия ПГУ, привело к его реорганизации в Отдел В. ² После призыва Андропова к новому наступлению с целью “парализовать действия врагов”, главным приоритетом Отдела В стали “специальные действия политического характера” – использование в мирное время саботажа и других форм насилия для продвижения советской политики. ³

Офицерам Линии Ф в резидентурах было приказано проявить большую изобретательность в разработке специальных акций, в которых рука КГБ была бы незаметна. Во всех новых предложениях по саботажу использовался один и тот же стандартный закодированный жаргон. Каждый акт диверсии назывался “Лилия”(Liliya), взрывное устройство – “Букет” (Buket), детонатор – “Цветок” (Tsvetok), взрыв устройства – “Заплыв” (Zaplyv есть ошибочный перевод русского слова, набранного кириллицей, как и все остальные, как «Всплеск» (Splash) прим. перев.), а диверсант – “Садовник” (Sadovnik). ⁴

Самая важная специальная акция, планировавшаяся в начале эпохи Андропова, была проведена в Греции, где группа армейских полковников (фото выше) захватила власть в апреле 1967 года, приостановила работу парламентского правительства и объявила военное положение.

Греческая коммунистическая партия (ККЕ) была загнана в подполье, а ее лидеры на время потеряли связь с Москвой. В июле 1967 года КГБ получил официальное указание от ЦК КПСС возобновить контакт с подпольной партией (к чему, несомненно, уже приступил) и оказать ей “политическую и материальную помощь”. ⁵ “Материальная помощь” включала как финансовые субсидии, обычно передаваемые представителям партии в Будапеште, ⁶ так и помощь в подготовке к партизанской войне. Центр постановил, что главным приоритетом Департамента V на 1968 год должно стать создание диверсионно-разведывательных групп (ДРГ) на территории Греции для подготовки к восстанию против военного режима. ⁷ Департамент В также проводил подготовку к возможным партизанским операциям в Италии. Лидеры ИКП серьезно опасались итальянского военного путча по греческому образцу и просили советской помощи в подготовке партии к тому, что, подобно ККЕ, ей придется превратиться в нелегальное подпольное движение. ⁸

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. ОСОБЫЕ ЗАДАЧИ. ЧАСТЬ 2.” →

От маршала Тито до Рудольфа Нуреева.

Убийства были неотъемлемой частью внешней политики Сталина. В конце 1930-х годов он был одержим операциями НКВД по ликвидации Троцкого и его ведущих зарубежных сторонников. Последним актом его внешней политики перед смертью в 1953 году стал план убийства Иосипа Тито, который сменил Троцкого на посту главного еретика советского блока.

В разгар террора Тито (урожденный Иосип Броз), по иронии судьбы, был одним из немногих ведущих югославских коммунистов (большинство тогда жило в эмиграции в Москве), которым доверяло НКВД. Став генеральным секретарем сильно прореженной чистками югославской партии в 1937 году, он с безупречной сталинской прямотой обличал своих преследуемых и ликвидированных товарищей как троцкистов, предателей, фракционеров, шпионов и антипартийных элементов. Он лично извинился перед Сталиным за то, что проявил недостаточную бдительность, женившись на женщине,  впоследствии разоблаченной как (мнимый) агент гестапо. Когда Тито стал лидером коммунистических партизан в военное время, агент НКВД Иосип Копинич под кодовым именем ВАЖДУХ (Воздух) обеспечивал его радиосвязь с Москвой. ¹

В конце войны резидент НКГБ Савелий Владимирович Буртаков – фото (кодовое имя ЛИСТ) подарил главе Бюро народной защиты Александру-Леке Ранковичу портрет Сталина. Очевидно, глубоко тронутый, Ранкович (кодовое имя Центра – МАРКО) ответил, что это самый ценный подарок, который он только мог получить. ² Еще не было никаких признаков жестокой конфронтации между Тито и Сталиным, которая разразилась лишь три года спустя. Несмотря на свою собственную последующую ненависть к сталинизму, ведущий югославский коммунист Милован Джилас позже признал:

Дело в том, что ни один партийный лидер не был антисоветски настроен – ни до войны, ни во время, ни после… Сталин и Советский Союз были нашим краеугольным камнем и точкой духовного отсчета…”. 3

Однако уже к концу войны появились признаки того, что Тито (получивший в Центре кодовое имя ОРЕЛ) будет меньше заискивать перед Москвой, чем большинство других лидеров формирующегося советского блока. В отличие от других членов блока, югославские партизаны победили немцев и итальянцев в основном благодаря собственным усилиям, а не жертвам Красной Армии. Вскоре после Дня Победы Тито зловеще заявил: “Мы больше никогда не будем ни от кого зависеть”. Буртаков докладывал в Центр:

Наряду с положительными качествами – популярностью, приятной внешностью, выразительным лицом, силой духа и воли – ОРЕЛ обладает и отрицательными чертами: жаждой власти, отсутствием скромности, высокомерием и неискренностью. Он считает себя абсолютным авторитетом, предпочитает беспрекословное послушание, не любит обмена мнениями и критики своих приказов; раздражителен, вспыльчив и склочен; он – позёр.

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. Глава двадцать вторая. Особые задачи. Часть 1.” →

Один из самых больших пробелов в истории разведывательных операций холодной войны и международных отношений на Востоке и Западе касается роли радиоэлектронной разведки – РЭР (в английской транскрипции «сигнальной разведки – Signal Intelligence» (SIGINT) – прим. перев). Роль разведданных УЛЬТРА, полученных британскими и американскими шифровальщиками, в ускорении победы над Германией и Японией во время Второй мировой войны сегодня хорошо известна. Исследования послевоенной РЭР, напротив, едва начались. За исключением расшифровок ВЕНОНЫ, содержащих в основном советские сообщения военного времени, британские и американские архивы этой разведки за период холодной войны остаются полностью закрытыми. Однако другие рассекреченные файлы показывают, что её данные оказывали порой сильное влияние на британскую и американскую политику.

Внутренняя история ЦРУ говорит о том, что во время Корейской войны РЭР стала “критически важным источником информации”. Во время Суэцкого кризиса 1956 года министр иностранных дел Великобритании Селвин Ллойд в письме поздравил генерального директора британского агентства РЭР, Центра правительственной связи (ЦПС) или GCHQ – Government Communications Headquarters, с “количеством” и “совершенством исполнения” подготовленных им дешифровок по Ближнему Востоку и отметил, “насколько ценными” они оказались. ¹ В 1992 году, после окончания холодной войны, президент Джордж Буш назвал РЭР “главным фактором” своей внешней политики. ²

Continue reading “Глава двадцать первая. Радиоэлектронная разведка (РЭР) в эпоху Холодной войны.” →

Война с диссидентами

Советские “диссиденты” впервые появились на публике в День Конституции (5 декабря) 1965 года, когда группа из примерно двухсот человек организовала демонстрацию на Пушкинской площади в Москве в поддержку авторов Андрея Синявского и Юлия Даниэля, которые вскоре должны были предстать перед судом по обвинению в попытке подрыва советского строя своими произведениями. Некоторым демонстрантам удалось развернуть плакаты “Соблюдайте Конституцию!” и “Мы требуем открытого суда над Синявским и Даниэлем!”. После этого их увезли в отделение милиции сотрудники КГБ в штатском. Отныне для обозначения демократических и правозащитных активистов в Советском Союзе использовалось английское слово “dissidents”, а не его русский эквивалент inakomysliashchii (так в тексте – прим. перев) – вероятно, в рамках официальной попытки представить таких людей как истуканов Запада, а не как подлинный голос российского протеста. ¹

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА 19. ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ПОДРЫВНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ. Часть 1.” →

КГБ и западные коммунистические партии

На протяжении всей холодной войны коммунистические партии по всему миру отвергали утверждения о том, что они участвовали в советском шпионаже, как грубую маккартистскую клевету. Однако документы КГБ опровергают большинство их отрицаний. Начиная с 1920-х годов западных коммунистов регулярно просили о помощи в разведывательных операциях, которую они обычно считали своим братским долгом оказать. Большинство лидеров даже самых крупных западных партий также считали что предоставление через КГБ ежегодных субсидий, существование которых они с возмущением отрицали, является братским долгом Коммунистической партии Советского Союза. Знание связей КГБ в области шпионажа и финансов было уделом небольшой группы людей в руководстве каждой партии.

Сразу после окончания Второй мировой войны наиболее активную помощь в вербовке советских агентов оказывали четыре коммунистические партии, которые на короткое время входили в коалиционные правительства: французская Parti Communiste Français (PCF), итальянская Partito Comunista Italiano (PCI), австрийская Austrian Kommunistische Partei Österreichs (KPÖ) и финская Finnish Suomen Kommunistinen Puolue (SKP).

КАК ПОКАЗАНО в главе 9, после Освобождения Франции от гитлеровцев, ФКП содействовала масштабному проникновению агентуры КГБ в страну, продолжавшемуся по меньшей мере четверть века. С 1 июля 1946 года по 30 июня 1947 года парижская резидентура передала в Центр в общей сложности 1289 документов французской разведки. ¹

К началу 1950-х годов главным сотрудником КГБ в ПКФ был Гастон Плиссонье (кодовое имя ЛАНГ – фото), всю свою жизнь бывший лоялистом по отношению к Советам, который к 1970 году занял пост второго помощника лидера партии. ² Хотя Плиссонье был мало известен французской публике и был плохим оратором, говорившим с сильным региональным акцентом, он проявил себя как мастер плетения хитроумных процедур “демократического централизма”, с помощью которых руководство партии навязывало свою политику ее членам. ³ Помимо предоставления внутренней информации о ФКП, он помогал КГБ в выявлении потенциальных агентов и других разведывательных операциях. ⁴ В конце 1970-х годов Плиссонье также передавал сведения от агента из окружения президента Алжира Бумедьена. ⁵

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. КГБ И КОМПАРТИИ ЗАПАДА” →

Подавление пражской весны

КГБ и его предшественники сыграли решающую роль в создании советского блока после Второй мировой войны. По всей Восточной Европе контролируемые коммунистами службы безопасности, созданные по образу и подобию КГБ и руководимые – за исключением Югославии и Албании – советскими “советниками”, осуществляли надзор за переходом к так называемым “народным демократиям”. Политическое развитие в большинстве восточноевропейских государств шло по одной и той же схеме. Коалиционные правительства со значительным числом некоммунистических министров, но с недавно созданными службами безопасности и другими основными рычагами власти в руках коммунистов, были созданы сразу после вытеснения немецких войск. Через промежутки времени от нескольких месяцев до трех лет эти правительства были заменены фиктивными коалициями, управляемыми коммунистами, которые подготовили почву для сталинских однопартийных государств, берущих пример с Москвы. ¹  

Лидер немецких коммунистов Вальтер Ульбрихт по возвращении в Берлин из московской ссылки 30 апреля 1945 года заявил своему окружению: “Все должно выглядеть демократично, но все должно быть под нашим контролем”. ² Поскольку демократический фасад должен был быть сохранен во всей Восточной Европе, открытого применения силы для отстранения от власти некоммунистических партий следовало, по возможности, избегать. Вместо этого новые службы безопасности взяли на себя инициативу по запугиванию за кулисами, используя то, что в Венгрии стало известно как “тактика салями” – отрезание одного слоя оппозиции за другим. Наконец, однопартийные народные демократии, очищенные от всякого видимого инакомыслия, были узаконены огромным и фальшивым коммунистическим большинством на выборах, сфальсифицированных службами безопасности. ³

В первые годы существования соцблока советские советники держали новые службы безопасности под жестким контролем. Охота на ведьм и показательные процессы, призванные устранить из руководства правящих коммунистических партий Восточной Европы в основном мнимых сторонников Тито и сионизма, были срежиссированы из Москвы. Один из предполагаемых сообщников министра внутренних дел Венгрии Ласло Райка (фото) в несуществующем титоистском заговоре, за который Райка казнили в 1949 году, отмечал, что во время его допроса сотрудники венгерской службы безопасности “улыбались льстивой, раболепной улыбкой, когда с ними говорили русские” и “реагировали на самые бестолковые шутки сотрудников [МГБ] угодливыми раскатами неумеренного смеха ” . ⁴

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. ОПЕРАЦИИ “ПРОГРЕСС”. Часть 1.” →

Активные мероприятия и главный противник

“Философы, – писал Маркс, – лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его”. ¹ Помимо сбора разведданных и их политически корректной оценки, КГБ также стремился влиять на ход мировых событий с помощью различных “активных мероприятий” (так в тексте – aktivinyye meropriatia – прим. перев.) – от манипулирования СМИ до “специальных акций” с применением различных степеней насилия. Вдохновленные преувеличенными рассказами о героическом поражении контрреволюционных заговоров в межвоенный период и желанием произвести впечатление на политическое руководство, они часто переоценивали собственную эффективность.

На протяжении всей холодной войны Соединенные Штаты были главным объектом активных мероприятий КГБ, а также сбора разведданных. Большинство из них относилось к ненасильственной части спектра активных мероприятий – “операциям влияния”, направленным на дискредитацию главного противника. Конференция старших офицеров ПГУ в январе 1984 года подтвердила приоритет, который оставался неизменным с конца Второй мировой войны: “Наша главная задача – помочь сорвать агрессивные намерения американского империализма… Мы должны неустанно работать над выявлением слабых и уязвимых мест противника”. ² Большая часть того, что эвфемистически называлось “разоблачением”, на самом деле была дезинформацией, сфабрикованной Службой “А”, отделом активных мероприятий ПГУ, и распространяемой линейными пиарщиками в зарубежных резидентурах. Офицеры ЦОС должны были тратить около 25 процентов своего времени на активные мероприятия, хотя на практике некоторые из них этого не делали.

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЙНЫ” →

“Самоходы” и легальные резиденты в конце холодной войны

Юрий Андропов стал председателем КГБ в 1967 году с завышенными ожиданиями относительно потенциального вклада политической разведки в советскую внешнюю политику, особенно в отношении Соединенных Штатов. В докладе партийным активистам КГБ вскоре после своего назначения он заявил, что КГБ должен быть в состоянии влиять на исход международных кризисов так, как это не удалось сделать во время Кубинского ракетного кризиса пятью годами ранее. Он приказал подготовить в течение трех-четырех месяцев доклад Первого главного управления (внешней разведки) Центральному комитету о текущей и будущей политике основного противника и его союзников. Главным недостатком текущих операций в США, жаловался Андропов, было отсутствие американских агентов калибра британцев Кима Филби, Джорджа Блейка и Джона Вассалла или западногерманского Хайнца Фельфе. Только вербуя таких агентов, настаивал он, ПГУ сможет получить доступ к действительно высококачественной разведывательной информации. ¹

Почти с того момента, как он стал кандидатом (без права голоса) в члены Политбюро в 1967 году, Андропов утвердился как весомая фигура советской внешней политике. В 1968 году он стал главным представителем тех, кто призывал к “крайним мерам” для подавления Пражской весны. ²

В 1970-е годы он вместе с министром иностранных дел Андреем Громыко (фото) стал соавтором основных предложений по внешней политике, выносимых на рассмотрение Политбюро (с 1973 года оба были его полноправными членами с правом голоса).

Дмитрий Устинов, ставший министром обороны в 1977 году, иногда добавлял свою подпись к предложениям, разработанным вместе с Громыко. По словам многолетнего советского посла в Вашингтоне Анатолия Добрынина:

Андропов имел преимущество в том, что был знаком как с внешней политикой, так и с военными вопросами из обширных источников информации КГБ… Громыко и Устинов были авторитетами в своих областях, но не предъявляли особых претензий к областям друг друга так, как Андропов чувствовал себя комфортно в обеих”. ³

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ОСНОВНОЙ ПРОТИВНИК. Часть 4.” →

Нелегалы после “Абеля”

В 1966 году отсутствие высококачественных политических разведданных из США заставило Коллегию КГБ, высший консультативный орган во главе с Председателем, призвать к значительному улучшению разведывательных операций против основного противника. Главным методом, с помощью которого предлагалось достичь этого улучшения, был метод, который уже безуспешно пытались использовать в 1950-е годы: создание в течение нескольких лет сети нелегальных резидентур, которые взяли бы на себя основное бремя разведывательных операций от легальных резидентур в Нью-Йорке, Вашингтоне и Сан-Франциско. ¹

Только через шесть лет после ареста “Рудольфа Абеля” в 1957 году КГБ удалось создать еще одну нелегальную резидентуру на территории главного противника. Хотя имели место кратковременные командировки в США или через США ряда нелегалов, первым, кто поселился в стране и был записан в досье, отмеченном Митрохиным, был Конов, москвич греческого происхождения, родившийся в 1912 году, принявший личность Герхарда Макса Колера, судетского немца, родившегося в Райхенберге (ныне часть Чешской Республики) в 1917 году.

Конов был ветераном войны и радиоспециалистом, работал начальником лаборатории в Ленинграде до своей вербовки в КГБ в апреле 1955 года. Следующие четыре года он провел в Восточной Германии, работая инженером, создавая себе немецкое прикрытие и изучая как свою следующую цель, Западную Германию, так и конечную цель, Соединенные Штаты. КГБ, специализировавшийся на браках по расчету для своих нелегалов, нашел ему жену-немку и помощницу, ранее работавшую в Штази, под кодовым именем ЭMMA, которая приняла имя Эрны Хельги Марии Деккер, родившейся 2 сентября 1928 года недалеко от Бреслау (сейчас на территории Польши). ²

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. ГЛАВНЫЙ ПРОТИВНИК. Часть 3.” →

“Самоходы” и легальные резидентуры в начале холодной войны

Главные успехи КГБ в борьбе с главным противником во время президентства Дуайта Д. Эйзенхауэра (1953-61) и Джона Ф. Кеннеди (1961-63) были достигнуты не благодаря грандиозной стратегии по созданию новых нелегальных резидентур, которая потерпела крах через несколько лет после ареста Фишера, а благодаря серии “самоходов”. Самым важным из них, вероятно, был “главный агент” ЦРУ в Западном Берлине и Германии Александр (“Саша”) Григорьевич Копацкий (фото) по кличке “Койшвиц” (последовательно выступавший под кодовыми именами ЭРВИН, ГЕРБЕРТ и РИЧАРД), который предложил себя для вербовки советской разведке в 1949 году. ¹ КГБ обучил его тайнописи и микрофотографии, в 1950-е годы ему заплатили в общей сложности 40 000 западногерманских и 2117 восточногерманских марок, а также наградили за успехи несколькими золотыми часами. ²

Копацкий работал в одном из центров американских разведывательных операций. Западноберлинское отделение ЦРУ находилось всего в нескольких милях от самой большой концентрации советских войск в мире. Одной из главных задач Копацкий был поиск восточногерманских женщин, готовых заниматься сексом с советскими солдатами и выступать в качестве агентов ЦРУ. Принимая активное участие в попытках станции вербовать советский персонал и поощрять перебежчиков, он смог найти множество возможностей для саботажа ее деятельности. Среди большого количества разведданных, которые предоставил Копацкий, были личности более ста сотрудников и агентов американской разведки в Восточной Германии; некоторые из них были арестованы, а другие превращены в двойных агентов. Он также оказал содействие ряду операций КГБ по “надуванию” фиктивных агентов, предназначенных для обмана станции ЦРУ. В 1952 году он помог организовать фиктивную перебежку советского агента Виктора, который впоследствии работал на радиостанции “Голос Америки” и поставлял, как сказано в досье Копацкий, “ценную информацию”. ³

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ГЛАВНЫЙ ПРОТИВНИК. Часть 2.” →

Североамериканские нелегалы 1950-х

Одно из самых примечательных публичных выступлений советского нелегала состоялось 6 ноября 1951 года, когда “Теодоро Б. Кастро” присутствовал на открытии в Париже шестой сессии Генеральной Ассамблеи ООН в качестве советника делегации Коста-Рики. На самом деле Кастро был Иосифом Ромуальдовичем Григулевичем (под разными кодовыми названиями МАКС, АРТУР и ДАКС – фото),¹ литовским евреем, чьим основным опытом в прошлом были диверсии и убийства. Он готовил диверсантов во время гражданской войны в Испании, играл ведущую роль в операциях по убийству Троцкого в Мексике и руководил в военное время нелегальной резидентурой в Аргентине, которая специализировалась на саботаже судов и грузов, направлявшихся в Германию. ² Находясь в Аргентине, Григулевич начал разрабатывать тщательно продуманную латиноамериканскую легенду для использования после войны. ³

В конце 1949 года Григулевич и его жена Лаура Араухо Агилар (мексиканский агент-нелегал под кодовым именем ЛУИЗА – фото) нелегально поселились в Риме. Выдавая себя за Теодоро Кастро, незаконнорожденного сына умершего (и бездетного) видного деятеля из Коста Рики, Григулевич открыл небольшой импортно-экспортный бизнес для прикрытия своей разведывательной деятельности. Осенью 1950 года он познакомился с делегацией из Коста-Рики, в которую входил ведущий политик его поколения Хосе Фигерес Феррер, глава хунты основателей Второй республики, восстановившей конституционное правительство, а затем президент республики в 1953-8 и 1970-4 годах. Успех Григулевича в завоевании доверия Фигереса превзошел его самые смелые ожидания. Одураченный вымышленным рассказом Григулевича о его незаконном рождении, Фигерас сказал ему, что они дальние родственники. После этого, согласно досье Григулевича, он стал другом и доверенным лицом будущего президента, используя деньги Центра, чтобы вместе с ним инвестировать в итальянскую фирму, импортирующую коста-риканский кофе. ⁴

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. ГЛАВНЫЙ ПРОТИВНИК. Часть 1.” →

В последние месяцы 1940 года, когда Троцкий был мертв, а кровопускание внутри ИНО закончилось, Центр попытался восстановить свою сеть внешней разведки.

До Большого террора все новобранцы ИНО проходили индивидуальную подготовку на секретных квартирах в Москве и держались строго отдельно от других стажеров.

Однако к 1938 году так много офицеров ИНО были разоблачены как (мнимые) враги народа, что Центр решил, что для увеличения притока новых рекрутов необходимо групповое обучение. Приказом НКВД №. 00648 от 3 октября была создана первая в Советском Союзе школа подготовки сотрудников внешней разведки, скрытая от посторонних глаз в лесу в Балашихе, в пятнадцати милях к востоку от МКАД. Получившая официальное название “Школа Особого Назначения”, но более известная под аббревиатурой ШОН, она набиралась либо из членов партии и комсомола с высшим образованием, либо из новых выпускников университетов Москвы, Ленинграда, Киева и других городов. ¹

Поскольку большинство новобранцев сталкивались лишь с тесными, убогими условиями жизни в переполненных городских многоквартирных домах, колхозах и армейских казармах, была предпринята попытка приобщить их к благородной жизни, чтобы они чувствовали себя непринужденно в западном “высшем обществе”. Их комнаты были обставлены тем, что в официальной истории торжественно описывается как “ковры, удобная и красивая мебель, со вкусом подобранные картины на стенах, отличное постельное белье и дорогие покрывала”. ² Не имея опыта личного уединения, стажеры были бы дезориентированы раздельным размещением, даже если бы позволяло пространство, поэтому их размещали по двое в комнате. Учебный план включал в себя четыре часа в день на иностранные языки, два часа на обучение ремеслу разведки, лекции по истории КПСС, всемирной истории, дипломатии, философии, религии и живописи – эклектичный набор, призванный как укрепить их идеологическую ортодоксальность, так и познакомить с западной буржуазной культурой. ³ Также регулярно проводились музыкальные вечера. Инструкторы, имевшие опыт жизни на Западе, проводили для слушателей экспресс-курсы по буржуазным манерам, дипломатическому этикету, модной одежде и “хорошему вкусу”. ⁴ В течение первых трех лет в ШОН ежегодно набиралось около 120 слушателей – все, кроме четырех, мужчины.⁵

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА 6. ВОЙНА” →

Хотя “специальные задания” стали доминировать в зарубежных операциях НКВД только в 1937 году, проблема “врагов народа” за рубежом неуклонно вырисовывалась в сознании Сталина с начала 1930-х годов по мере того, как он становился все более одержимым оппозицией ему внутри Советского Союза. Самым смелым обличением растущей жестокости сталинской России стало письмо протеста, направленное в Центральный комитет осенью 1932 года бывшим секретарем партии в Москве Михаилом Рютиным и небольшой группой его сторонников. «Рютинская платформа», текст которой был обнародован только в 1989 году, содержала настолько бескомпромиссные нападки на Сталина и ужасы, сопровождавшие коллективизацию и Первую пятилетку в течение нескольких предыдущих лет, что некоторые троцкисты, видевшие документ, посчитали его провокацией ОГПУ. ¹ Документ осуждал Сталина как “злого гения русской революции, движимого мстительностью и жаждой власти, который привел революцию на край пропасти”, и требовал его отстранения от власти: “Пролетарским революционерам позорно больше терпеть сталинское иго, его произвол, его презрение к партии и трудящимся массам”. ²

На заседании Политбюро Сталин потребовал расстрела Рютина. Только Сергей Миронович Киров осмелился возразить ему. “Мы не должны этого делать!” – настаивал он. “Рютин – не безнадежный случай, он просто сбился с пути”. На время Сталин отступил, и Рютин был приговорен к десяти годам лишения свободы. ³ Пять лет спустя, во время Большого террора, когда Сталин получил практически безграничную  власть над жизнью советских граждан, Рютин был расстрелян. В начале 1930-х годов Сталин утратил способность отличать личных противников от “врагов народа”. Самыми опасными из этих врагов, по его мнению, были ссыльный Леон Троцкий (под кодовым именем СТАРИК) ⁴ и его последователи. “Никаких нормальных “конституционных” путей для смещения правящей [сталинской] клики теперь не остается”, – писал Троцкий в 1933 году. “Единственный способ заставить бюрократию передать власть пролетарскому авангарду – это сила”. Отныне Сталин использовал это утверждение, чтобы заявить, что советское государство столкнулось с угрозой насильственного свержения, которое должно быть также насильственно предотвращено. ⁵

Continue reading “АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА ПЯТАЯ. ТЕРРОР” →

30 января 1930 года Политбюро ЦК ВКП(б) (фактически правящий орган партии и Советского Союза) провело заседание для рассмотрения деятельности ИНО и приказало ему увеличить сбор разведывательной информации в трех целевых областях: Великобритания, Франция и Германия (ведущие европейские державы); западные соседи Советского Союза – Польша, Румыния, Финляндия и страны Балтии; и Япония, его главный азиатский соперник¹. Соединенные Штаты, установившие дипломатические отношения с Советским Союзом только в 1933 году, не упоминались. Хотя первые советские нелегалы были отправлены через Атлантику еще в 1921 году,² относительная изоляция США от мировых дел делала сбор разведданных в Америке задачей второстепенной важности³.

По указанию Политбюро основное расширение операций ИНО было достигнуто за счет увеличения числа нелегальных резидентур, каждая из которых насчитывала до семи (в некоторых случаях до девяти) нелегальных сотрудников. Для сравнения, даже в Великобритании и Франции легальные резидентуры, работавшие под дипломатическим прикрытием в советских посольствах, имели не более трех сотрудников, а иногда только одного.

Их основной функцией было обеспечение каналов связи с Центром и другой технической поддержки для ценимых выше  нелегалов ⁴. В 1920-е годы и легальные, и нелегальные резидентуры имели право решать, каких агентов вербовать и как это делать. Однако, сменив Трилиссера на посту главы ИНО в 1930 году, Артур Артузов (фото), герой операций “СИНДИКАТ” и “ТРЕСТ”, пожаловался, что существующая агентурная сеть содержит “нежелательные элементы”. Он постановил, что для дальнейшей вербовки агентов необходимо разрешение Центра. Отчасти из-за проблем со связью его указания не всегда выполнялись⁵.

Continue reading “Архив Митрохина. Глава 3. Великие нелегалы.” →

Эта книга основана на материалах, полученных благодаря беспрецедентному и неограниченному доступу к одному из самых секретных и тщательно охраняемым архивов – архиву внешней разведки КГБ Первого главного управления (ПГУ). До сих пор нынешняя российская СВР (Служба внешней разведки), пребывала в полной уверенности в том, что подобная книга не может быть написана.

Когда немецкий журнал Focus сообщил в декабре 1996 года о том, что бывший офицер КГБ перебежал в Великобританию с “именами сотен русских шпионов»”, Татьяна Самолис (фото), пресс-секретарь СВР, мгновенно высмеяла всю эту историю как “абсолютную чушь”. “Сотни человек! Такого просто не может быть!” – заявила она. “Любой перебежчик мог знать имя одного, двух, возможно, трех агентов – но уж никак не сотен!”¹

Факты, несмотря на опровержение СВР, на самом деле гораздо более сенсационны. Перебежчик, бывший сотрудник КГБ, привез с собой в Великобританию сведения не о нескольких сотнях, а о тысячах советских агентов и офицеров разведки, работающих по всему земному шару. Некоторые из них были “нелегалами”, живущими под глубоким прикрытием за границей и выдающими себя за иностранных граждан. Никто из тех, кто шпионил для Советского Союза в любой период между Октябрьской революцией и кануном эпохи Горбачева, не может быть уверен в том, что его или ее секреты по-прежнему в безопасности. Когда Секретная разведывательная служба Великобритании (СИС) вывезла перебежчика из России в 1992 году, с ним выехали шесть чемоданов с подробными записями о совершенно секретных досье КГБ начиная с 1918 года, которые он делал почти ежедневно в течение двенадцати лет, до своего ухода на пенсию в 1984 году. Их содержание было описано американским ФБР как “наиболее полные и обширные разведданные, когда-либо полученные из какого-либо источника”.

Continue reading “ГЛАВА ПЕРВАЯ. АРХИВ МИТРОХИНА.” →

В издании Мэйл Онлайн я обратил внимание на заголовок

I’m an ex-KGB spy trained in the art of seduction – these are my tips for bagging a man, including bringing a PLUNGER to a bar with you. / Я бывшая шпионка КГБ, обученная искусству соблазнения – вот мои советы по завоеванию мужчины, включая принесение с собой в бар ПЛУНЖЕРА.

Вопрос! Как она могла быть быть “шпионкой КГБ”, если он был распущен в декабре 1991 года, а ей 36 лет сейчас. А в 1991, значит, было 4 годика. Впрочем, читайте и смотрите!

Бывшая военная шпионка, которая работала под прикрытием, чтобы заманивать в ловушку свои объекты, поделилась своими лучшими приемами соблазнения мужчин – и утверждает, что эти приёмчики делают из них рабов, подчиняющихся любой вашей прихоти.

Алия Роза – эксперт по очарованию противоположного пола, она провела годы в армии, чтобы стать мастером манипуляций.

Родившись в СССР в семье генерала, 36-летняя девушка должна была пойти по их стопам, и ее взяли в армию, чтобы она стала шпионом, пройдя обучение по программе, разработанной КГБ. (Ну надо же так и писать в заголовке, а не “бывшая шпионка КГБ” – прим. перев.)

Алию обучали манипулированию, соблазнению, убеждению и нейро-лингвистическому программированию, а также давали задания работать под прикрытием и заманивать в ловушку цели.

“Красный воробушек” в реальной жизни использует свои необычные навыки по-другому – чтобы помочь женщинам найти любовь, обучая их искусству соблазнения.

Continue reading “Клюква-приманка с использованием броского сокращения КГБ живёт и процветает” →