Врожденный порок перевода: что такое непереводимость текста и почему бессмысленно с ней бороться

Ремесло перевода зародилось в глубокой древности — и человечество сразу же обнаружило в нем изъян, после чего веками пыталось если не устранить его, то хотя бы научиться минимизировать неизбежные потери и искажения. Еще святой Иероним, первый профессиональный переводчик, заклеймил эту задачу как заведомо невыполнимую, да и после него многие сетовали на блеклость любых переложений в сравнении с оригиналом. Что понимали под непереводимостью в Средние века и эпоху Возрождения, при чем тут психоанализ и постколониализм и почему недостижимость идеала не повод опускать руки, рассказывает переводчик и журналист Анна Ефремова.

======

В бестселлере времен Ренессанса, книге «Придворный» Бальдассаре Кастильоне (на портрете выше), есть история об итальянском торговце, который отправился в Польшу за соболиным мехом. Польша в то время вела войну с Московским княжеством, но итальянец захотел поторговаться за мех с московскими купцами и попросил поляков устроить с теми встречу на границе двух государств, на Днепре. Москвичи подошли к берегу с одной стороны, итальянский торговец с переводчиками — с другой, но ни те, ни другие не решались перейти границу. Им не оставалось ничего другого, как перекрикиваться о цене на мех через покрытую льдом реку.

Но стоял такой сильный мороз, что слова московских купцов замерзали на середине реки и не долетали до итальянца. Тогда поляки предложили развести посреди реки костер и растопить заледеневшие в воздухе слова, чтобы послушать их.

XVII

Солженицын и русская сущность[1] России

Умом Россию не понять
Аршином общим не измерить
У ней особенная стать
В Россию можно только верить

Федор Тютчев, (Поэт-славянофил XIX века)

Запад, наконец-то, разочаровался в Солженицыне, что говорит о том, что он с самого начала не понимал этого человека и самого понятия русской сущности России. Солженицын спутал ожидания иностранцев. Они не могли понять, как герой-диссидент, задокументировавший ужасы полицейского государства, может заодно поносить демократию.

Для Запада стал помехой моральный абсолютизм Солженицына, человека, который оказался настолько одержим своей священной миссией очистить матушку-Россию от сталинизма и марксизма, что не перестал,  подобно вулкану, выливать на читателя всё новые свои работы даже после того, как свободный мир вполне ими насытился. Появление солженицынского манифеста стало для всех шоком, потому что вместо модели открытого, урбанистического, построенного на научной основе общества, органично сливающегося с современным миром, писатель предложил мистическое видение будущего-прошлого, мечту о Святой Руси, возрождающейся благодаря обращению внутрь самой себя и отрывающейся от ХХ века. Люди на Западе, поспешив сосредоточиться на левых диссидентских движениях в СССР, бывших им ближе по взглядам, слишком быстро списали со счетов русских правых, сочтя их рецепты чересчур архаичными. А ведь религиозно-русофильские воззрения Солженицына – это целый синдром чувств и ощущений, испытываемых большим числом русских.

Конференция восьмидесяти пяти коммунистических партий, состоявшаяся в Москве в 1960 году, единодушно подтвердила верность Советскому Союзу как непоколебимый символ веры коммунистов как Востока, так и Запада:

Коммунистическая партия Советского Союза была и остается общепризнанным авангардом мирового коммунистического движения, самым опытным и закаленным отрядом международного коммунистического движения.

Однако к концу десятилетия руководство КПСС было возмущено тем, что его непогрешимость была поставлена под сомнение появлением того, что позже было названо “еврокоммунизмом”.

Еврокоммунистическая ересь впервые проявила себя публично после подавления Пражской весны 1968 года, когда ряд западных партий выступили с некоторой, в основном робкой, критикой советского вторжения.

Руководство КПИ (Коммунистической партии Италии), ставшей впоследствии доминирующей силой еврокоммунизма, подтвердило “глубокие, братские и подлинные связи, объединяющие Итальянскую коммунистическую партию с Советским Союзом и КПСС”, но отрицало право Советского Союза на военное вмешательство “во внутреннюю жизнь другой коммунистической партии или другой страны”. ¹

“Глубокие, братские и подлинные узы”, которые связывали КПИ с Советским Союзом даже после того, как советские танки вошли в Прагу, имели секретное измерение, о котором знали очень немногие итальянские коммунисты за пределами рководства (Direzione). После переворота полковников в Афинах в апреле 1967 года генеральный секретарь КПИ Луиджи Лонго и другие лидеры партии были встревожены возможностью итальянского военного путча по греческому образцу. Летом 1967 года Джорджо Амендола от имени руководства партии официально обратился к Советскому Союзу с просьбой о помощи в подготовке партии к выживанию после переворота в качестве нелегального подпольного движения. Решение Политбюро No. P50/P от 15 августа уполномочило ПГУ разработать программу, которая должна была обеспечить итальянских товарищей собственным разведывательным подразделением с полностью обученным персоналом и системой подпольной радиосвязи. Детали программы были согласованы на переговорах в Москве между АНДРЕА, главой нелегального аппарата ПЦПИ, и высокопоставленными чиновниками ЦК и сотрудниками КГБ. С октября 1967 года по май 1968 года три итальянских радиста прошли четырехмесячный курс обучения в КГБ. Другие члены партии прошли курсы по изготовлению фальшивых удостоверений личности, следуя учебному плану, в котором девяносто шесть часов отводилось на изготовление резиновых штампов и печатей для документов, шесть – на искусство тиснения синтетическими смолами, шесть – на изменение фотографий в удостоверениях личности, шесть – на рукописные записи в документах и двенадцать – на “теоретические дискуссии”. Эти и другие секретные программы обучения продолжались, по крайней мере, до конца 1970-х годов. Руководство ИКП также попросило КГБ проверить штаб-квартиру на наличие подслушивающих устройств. ²

После внезапного протеста итальянских коммунистов против подавления Пражской весны в 1968 году открытая критика быстро сошла на нет. Перед Двенадцатым съездом PCI в феврале 1969 года Борис Пономарев, заведующий Международным отделом ЦК, и старшие офицеры КГБ оказали сильное давление на Луиджи Лонго и других партийных лидеров, чтобы они смягчили свои комментарии по Чехословакии в выступлениях на конференции. В докладах Центральному Комитету КПСС Пономарев и КГБ ставили себе в заслугу то, что, несмотря на сохранение некоторых “двусмысленных фраз”, все ссылки на “интервенцию” и “оккупацию” Советским Союзом и его союзниками по Варшавскому договору были удалены. Также как не было никаких упоминаний о призывахо к выводу войск Варшавского договора из Чехословакии. ³ В частной беседе в 1970 году с Никитой Рыжовым, советским послом, Лонго “особенно подчеркнул, что для итальянских коммунистов дружба с КПСС и Советским Союзом была не формальностью, а реальной необходимостью для их существования”. ⁴

Лонго также в значительной степени зависел от советских субсидий. Он был наиболее настойчив, когда всеобщие выборы были назначены на год раньше запланированного срока, в мае 1972 года. Первоначальные ассигнования Политбюро КПСС на год выборов составляли 5 200 000 долларов – на 2 миллиона больше, чем в 1971 году. После очередного обращения Лонго, оно выделило еще 500 000 долларов. Затем Лонго написал еще одно умоляющее письмо, на которое Брежнев направил личный ответ, доставленный резидентом в Риме Геннадием Федоровичем Борзовым (псевдоним “Быстров”) 4 апреля:

Уважаемый товарищ Лонго. Мы получили ваше письмо с просьбой о дополнительной помощи для покрытия расходов, связанных с участием Итальянской коммунистической партии в избирательной кампании. Мы хорошо понимаем трудный характер ситуации, в которой проходит эта кампания, и необходимость интенсивной деятельности, которую ваша партия должна проявить в этой связи, чтобы победить на выборах и противостоять силам реакции. Как Вам, товарищ Лонго, известно, мы уже выделили дополнительно 500 000 долларов США для участия Итальянской коммунистической партии в избирательной кампании, доведя таким образом общий [взнос] в этом году до 5 700 000 долларов США. В свете Вашей просьбы мы еще раз тщательно изучили все открывшиеся перед нами возможности и решили оказать Итальянской коммунистической партии дальнейшую помощь в размере 500 000 долларов США. К сожалению, в настоящее время мы больше ничего не можем сделать. С коммунистическим приветом, [Подпись] Л. Брежнев Генеральный секретарь ЦК КПСС ⁵

Передав письмо Лонго, Борзов доложил о нем в Центр:

Посол [Никита Рыжов] заявил, что, поскольку мы действовали за его спиной, он намерен телеграфировать об этом товарищу Брежневу. Учитывая сложный характер Рыжова и его крайне чувствительную реакцию на подобные вещи, этот конкретный инцидент сильно обострил отношение посла к нам.

Центр приказал Борзову сделать все возможное, чтобы умиротворить посла:

Передайте Рыжову, что вы предполагаете, что в Москве его поставят в известность о решении, принятом инстанцией [руководством КПСС]. От себя лично попросите товарища Рыжова отнестись ко всему этому с должным пониманием и не придавать происшедшему преувеличенного значения; скажите ему, что наши отношения с ним будут оставаться деловыми и что посол будет полностью информирован обо всех наших контактах с нашими друзьями [КПИ]. ⁶

В октябре 1972 года Борзов сообщил, что “друзья” вернули три 100-долларовые купюры, которые, к большому стыду, оказались подделкой. ⁷

До 1976 года передача средств Коммунистической партии была в Риме гораздо более простым делом, чем в Соединенных Штатах или во многих других частях мира. Поскольку ведущие итальянские коммунисты регулярно заходили в советское посольство, считалось излишним прибегать к тайной процедуре передаточных контактов через касание рук или через закладки. Самый надежный советский лоялист в руководстве КПИ, поддерживавший регулярные контакты с КГБ, просто подбирал ряд эмиссаров, которые ехали в посольство и забирали деньги, предварительно убедившись, что за их машинами нет слежки. Пост радио прослушки КОМЕТА резидентуры КГБ одновременно сканировал рации итальянской полиции и сил безопасности, чтобы обнаружить любые признаки слежки. В качестве дополнительной меры предосторожности эмиссара до посольства и обратно сопровождала машина партии. ⁸ Москва оказывала дальнейшую финансовую помощь через выгодные контракты с компаниями, контролируемыми КПИ, в различных деловых предприятиях – от импорта советской нефти до строительства гостиниц в Советском Союзе. ⁹

Опасения руководства КПИ по поводу правого военного переворота были возрождены после свержения вооруженными силами Чили правительства Народной партии президента Сальвадора Альенде (фото) в сентябре 1973 года. В декабре партия приняла от КГБ секретную поставку трех радиостанций СЕЛЕНГА, чтобы штаб-квартира партии могла поддерживать контакт с местными отделениями, если ИКП вынуждена будет уйти в подполье. Партийные радиотехники были обучены в России работе с новой системой. После переворота эти радиостанции должны были передавать сообщения в Москву, которые затем ретранслировались бы на местные подпольные группы ИКП с помощью мощных советских передатчиков. ¹⁰

Возобновившийся страх перед итальянским путчем, однако, также побудил КПИ двигаться в направлении, которое вызвало в Москве беспокойство, что крупнейшая коммунистическая партия Запада подверженва идеологической ереси. В серии статей под названием “Размышления об Италии после событий в Чили” Энрико Берлингуэр (сменивший Лонго на посту генерального секретаря в 1972 году) предложил, в ставшей знаменитой фразе, исторический компромисс с социалистами и правящими христианскими демократами. ¹¹ Берлингуэр не был похож ни на одного из предыдущих крупных коммунистических лидеров, с которыми Кремлю приходилось иметь дело.

Его жена Летиция (слева на снимке выше) была набожной католичкой, и он согласился, чтобы их дети воспитывались в католической вере. Лонго сделал все возможное, чтобы убедить Москву в том, что, несмотря на свою католическую семью, Берлингуэр был лучшим из возможных кандидатов, а три его главных соперника, Джорджо Амендола, Джан Карло Паджетта и Пьетро Инграо, не подходили для должности генерального секретаря. Амендола, по словам Лонго, “имел в себе много от буржуазного демократа и слишком часто совершал ревизионистские ошибки”; Паджетта, “чей авторитет падал, был слишком вспыльчив и не способствовал бы единству [партии]”; Инграо был “поверхностен и склонен к нереальным теоретическим спекуляциям”. Берлингуэр же представлял новое поколение партийных лидеров, появившихся после Второй мировой войны. Москву эти доводу убедили не полностью.

Первоначальное предложение Берлингуэра об “историческом компромиссе” было задумано главным образом как защита от перспективы правого переворота, оправданная ленинской сентенцией о том, что революционеры должны знать, когда отступать. Однако постепенно предложение переросло в более амбициозную и, по мнению Москвы, еретическую стратегию, в которой католические традиции солидарности сочетались бы с коммунистическими коллективными действиями для создания нового политического и социального порядка. В 1975 году Берлингуэр стал главным выразителем того, что стало известно как еврокоммунизм. КПИ вместе с испанской и французской компартиями выпустили, по сути, еврокоммунистический манифест, в котором дистанцировались от советской модели социализма и взяли на себя обязательства по свободным выборам, свободной прессе и парламентскому пути к социализму в рамках многопартийной системы. ¹³

На секретной встрече с Рыжовым 12 декабря 1975 года осведомитель КГБ в Direzione обвинил Берлингуэра и руководство партии в “трусливом отказе от ленинизма” и растущей враждебности к Советскому Союзу. Он призвал КПСС выступить с публичной критикой линии ИКП: “Это практически расколет партию, но явится единственным способом спасти ситуацию”. Информатор также утверждал, что руководство партии планировало сорвать конференцию европейских коммунистических партий, которая должна была состояться в Восточном Берлине летом 1976 года, используя ее в качестве платформы для своих ревизионистских взглядов. ¹⁴

Во время подготовки к конференции в Восточном Берлине Кремль издал ряд тонко завуалированных публичных предупреждений еврокоммунистам о недопустимости плохого поведения. Однако Берлингуэра было не запугать. Во время итальянской избирательной кампании в июне он сделал то, что Москва сочла его самым возмутительным заявлением. Членство Италии в НАТО, заявил Берлингуэр, в целом является преимуществом: “Это гарантирует нам тот социализм, который мы хотим – если быть точным, социализм свободы, социализм плюралистического типа”. Кремль ответил язвительным, хотя и секретным, письмом протеста. Однако гораздо большее значение для большинства членов руководителей КПИ имел тот факт, что партия получила рекордные 34,5 процента голосов (на 7,3 процента больше, чем в 1972 году). На конференции в Восточном Берлине 29-30 июня столкновение между КПСС и еврокоммунистами было тонко завуалировано невнятным коммюнике, призывающим к “интернационалистской солидарности”. Выступления Берлингуэра и других ведущих еретиков, в которых обращалось внимание на недостатки “существующего социализма” (другими словами, советской модели), были опубликованы в “Правде” только в отцензурированном варианте. ¹⁵

В декабре 1976 года болгарский лидер Тодор Живков (фото), всегда верный рупор Кремля, осудил еврокоммунизм как одну из “главных линий идеологической диверсии буржуазных пропагандистов против пролетарского интернационализма”. ¹⁶ Однако возможности Кремля для прямого, лобового нападения на Берлингуэра были ограничены его огромной популярностью. Вместо этого Андропов поручил Крючкову, главе ПГУ, подготовить активные меры по дискредитации его и других трибунов еврокоммунизма. ¹⁷ В докладе, подготовленном ФКР для Центрального комитета, утверждалось, что Берлингуэр владел участком земли на Сардинии и был вовлечен в сомнительные строительные контракты на десятки миллиардов лир. ¹⁸ Примечательно, что, надеясь дестабилизировать Берлингера путем утечки доказательств его предполагаемой коррупции, Москва продолжала субсидировать КПИ. Общая сумма субсидий на 1976 год составила 6,5 миллионов долларов. ¹⁹

Согласно документам КГБ, однако, “оперативная ситуация” с переводом денег в Рим стала более сложной. Вновь назначенный резидент Борис Соломатин (ранее работавший в Нью-Йорке – фото выше) в 1976 году пришел к выводу, что передача денег в посольстве была недостаточно конспиративной. Он договорился с Гвидо Каппеллони (кодовое имя АЛЬБЕРТО), главой административного отдела ЦК КПИ, что наиболее безопасно будет передавать деньги рано утром в воскресенье в заранее оговоренных местах в пригородах Рима, которые были предварительно тщательно проверены как резидентурой, так и партией. Маршрут автомобиля, на котором “друг”, получивший деньги, передвигался, тщательно отслеживался членами ИКП; затем он пересаживался с деньгами в другую машину, который доставляла его в подпольную контору партии. ²⁰

Несмотря на враждебное отношение к Берлингуэру и еврокоммунизму, советское Политбюро также продолжало давать разрешение КГБ на обучение подпольным операциям специально отобранных итальянских коммунистов. Например, в 1979 году ИКП направила трех коммунистов в Москву для обучения в Управлении “нелегалов” ПГУ. Один из них был обучен работе в качестве инструктора по радио и шифрованию, другой – как специалист по маскировке, а третий – по изготовлению фальшивых документов. ²¹

Не все конфликты между руководством КПИ и коммунистическими партиями советского блока становились достоянием гласности. Самый серьезный спор в конце 1970-х годов касался тайной помощи, оказываемой рядом восточноевропейских спецслужб террористическим группам на Западе. Восточная Германия стала, по словам ее последнего некоммунистического министра внутренних дел Петера-Михаэля Дистеля, “Эльдорадо для террористов”. ²²

Однако больше всего лидеров ИКП беспокоила поддержка чехословацким StB итальянских “Красных бригад” (Brigate Rosse). ²³ Их беспокойство достигло пика 16 марта 1978 года, когда “Красные бригады” устроили засаду в центре Рима на машину, в которой находился президент от христианских демократов Альдо Моро. Шофер Моро и его полицейский эскорт были застрелены, а сам Моро был посажен в поджидавшую его машину. В течение следующих пятидесяти четырех дней, пока Моро находился в плену в тайном убежище, нация мучительно размышляла, вступать ли в переговоры с “Красными бригадами”, чтобы спасти ему жизнь. ²⁴

Хотя руководство КПИ публично утверждало, что никаких сделок с террористами быть не может, в частном порядке оно мучилась от страха, что новости о поддержке Красных бригад со стороны StB просочатся наружу. Выступая от имени руководства партии, Артуро Коломби пожаловался послу Чехословакии в Риме Владимиру Коуцкому, что делегацию ИКП в Праге отшили, когда она попыталась поднять вопрос о помощи “Красным бригадам”, некоторые из членов которых, по ее мнению, были приглашены в Чехословакию. 4 мая 1978 года Амендола предупредил Коуцкого, что если похитители Моро будут пойманы и преданы суду, то помощь, оказанная им StB, “может всплыть наружу”. В этом случае Рыжов, советский посол, встал на сторону КПИ, сказав Коуцкому, что “он предупреждал чехословацких представителей о контактах с Красными бригадами, но они его не послушали”. Рыжов был убежден, что резидентура StB в Риме все еще тайно поддерживала контакты с Красными бригадами. “Вы получили грошовую выгоду [от красных бригад], – сказал он Коуцки, – но нанесли в сто раз больше вреда”. ²⁵

Итальянские власти не смогли вовремя обнаружить убежище Моро. 9 мая 1978 года он был убит  похитителями, а его тело оставлено в багажнике автомобиля в центре Рима, на полпути между штаб-квартирами ИКП и христианских демократов. В излиянии скорби и душевных терзаний, последовавших за убийством Моро, не было, к облегчению Direzione, никакого упоминания о причастности StB к “Красным бригадам”. Однако во время полицейской охоты за террористическими радиостанциями в течение следующих нескольких лет руководство КПИ все больше беспокоило В июне 1981 года оно сообщило в римскую резидентуру, что по соображениям безопасности, три радиостанции, установленные КГБ для подпольного партийного использования восемь лет назад, были уничтожены. ²⁶

Советское вторжение в Афганистан в конце 1979 года и введение военного положения в Польше два года спустя уничтожили всякое подобие примирения между Москвой и КПИ. На заседании Центрального комитета PCI в январе 1982 года только главный контакт КГБ проголосовал против предложения, осуждающего советское вмешательство в польские дела. Берлингуэр заявил, что Октябрьская революция “исчерпала свою движущую силу”, подразумевая тем самым, что КПСС утратила свои революционные полномочия. Direzione призвала западноевропейских левых добиваться “демократического обновления” стран советского блока. Газета Правда осудила заявления ИКП как “поистине кощунственные”. Последовало то, что итальянцы называют lo strappo – краткий, но весьма полемичный разрыв отношений между КПИ и КПСС.

В руководстве итальянской партии Армандо Коссутта (фото) был единственным голосом, принявшим сторону Москвы в этой ссоре. ²⁷ Десятилетие спустя, когда Советский Союз распадался, просочились свидетельства того, что советские субсидии для КПИ продолжали предоставляться в 1980-х годах в сокращенном объеме. Но, по словам одного из комментаторов, “вскоре стало ясно, что если советские средства и поступали в Италию, то они проходили через руки … Коссутты, либо для поддержки провалившейся газеты с просоветскими симпатиями (Paese Sera), либо для финансирования его собственной деятельности против лидеров КПИ”. ²⁸ Последние зафиксированные выплаты – 700 000 долларов в 1985 году, 600 000 долларов в 1986 году и 630 000 долларов в 1987 году – были использованы исключительно для оказания “материальной поддержки” тому, что Международный отдел КПСС и КГБ (но, вероятно, не Горбачев) считали “здоровыми силами в ИКП,” главными из которых были Коссутта и Paese Sera. ²⁹

КРОМЕ БЕРЛИНГУЭРА самым подозрительным еврокоммунистом, к которому Москва относилась с большим недоверием, был Сантьяго Каррильо (фото), лидер Коммунистической партии Испании. Уже в подростковом возрасте Каррильо проявлял лидерские качества. В 1936 году, в возрасте всего девятнадцати лет, из-за чего его противники называли молодого человека “куколкой в очках”, он организовал слияние социалистического и коммунистического молодежных движений и стал председателем объединенной организации. Во время гражданской войны в Испании Каррильо стал близким другом знаменитого нелегала, диверсанта и убийцы из НКВД Иосифа Григулевича, которого он впоследствии выбрал в качестве светского “крестного отца” своего сына. ³⁰ Укрывшись в Москве в 1939 году после победы Франко в Испании, Каррильо доказал свою сталинскую ортодоксальность, осудив собственного отца, которому он с самозабвенным фанатизмом написал: “Между коммунистом и предателем не может быть никаких отношений”. Позже он лицемерно утверждал: “Если в Советском Союзе и существовал страх перед Сталиным, то я его не видел. В течение многих лет только меньшинство знало о процессах и чистках”. ³¹

Однако после того, как в 1959 году Каррильо стал генеральным секретарем КПИ в изгнании, он постепенно эволюционировал в сторону еврокоммунизма. В 1968 году исполнительный комитет партии осудил советскую интервенцию в Чехословакию; его ведущие советские сторонники, Агустин Гомес, Эдуардо Гарсия и генерал Энрике Листер, были исключены из партии в 1969-70 годах. ³² В июле 1975 года ИКП и КПИ совместно опубликовали “торжественное заявление о том, что их концепция марша к социализму в условиях мира и свободы выражает не тактическую позицию, а стратегическое убеждение”. После смерти Франко в ноябре Каррильо начал планировать возрождение ИКП как легальной партии. В конце 1976 года, не поставив в известность Москву, он тайно вернулся в Испанию из своей французской штаб-квартиры. 6 декабря Центр направил срочную телеграмму в мадридскую резидентуру с просьбой расследовать слухи о том, что Каррильо находится в Испании, и, если это так, выяснить, вернулся ли он по собственной инициативе или после тайного соглашения с премьер-министром от христианских демократов Адольфо Суаресом. ³³

На самом деле Каррильо вернулся, чтобы попытаться навязать Суаресу свою кандидатуру. 10 декабря он дал публичную пресс-конференцию, тем самым заставив премьер-министра решить, стоит ли рисковать гневом армии и правых, легализуя КПИ, или рисковать отторжением основных демократических партий, отказываясь сделать это. Хотя Каррильо был арестован 22 декабря, через несколько дней он был отпущен на свободу и тайно встретился с Суаресом. Официальная легализация компартии состоялась в апреле 1977 года. ³⁴

Как в Италии главным контактным лицом КГБ в партии был советский лоялист, так и главным источником мадридской резидентуры в КПИ был самый просоветски настроенный член ее исполнительного комитета Игнасио Гальего под кодовым именем KOБO. До марта 1976 года советские субсидии направлялись в Испанию через Французскую коммунистическую партию. Решением Политбюро № P1/84 от 16 марта 1976 г. P1/84 от 16 марта, однако, КГБ было поручено осуществлять платежи непосредственно Гальего. По крайней мере, некоторые из этих платежей предназначались самому Гальего, а не руководству партии в целом, чтобы он мог “поработать над своими контактами”. 6 декабря 1976 года Политбюро одобрило выплату Гальего 20 000 долларов (решение № P37/39-OP) на покупку квартиры в Мадриде. Хотя его публичная критика Каррильо была приглушенной, мадридская резидентура сообщала, что в частной беседе Гальего выступал с яростными нападками, называя того “опасным для испанской коммунистической партии и международного коммунистического движения”. ³⁵

В начале 1977 года Гальего через свою жену Лору передал в мадридскую резиденцию проект совместной декларации Каррильо, которая должна была быть опубликована на встрече лидеров КПИ, ИКП и ФКП, а также гранки готовящейся книги Каррильо “Eurocomunismo” y Estado (“Еврокоммунизм” и государство). ³⁶ Центр был скандализирован критикой Советского Союза в обоих документах – хотя в итоге Берлингуэр и Жорж Марше, генеральный секретарь ФКП, отвергли наиболее резкие фрагменты проекта коммюнике. ³⁷ Гальего сообщил КГБ, что левая газета “Пуэбло” планирует отправить корреспондента в Москву для интервью с советскими диссидентами. Будучи предупрежденным, посольство Мадрида отказало корреспонденту в визе. ³⁸

С восстановлением парламентской демократии впервые после гражданской войны в Испании от ИКП повсеместно ожидали – не в последнюю очередь от Каррильо – достижения такого же доминирующего положения среди левых в Испании, какое было у коммунистов Италии. Ее социалистический соперник, СПИ, хуже приспособился как к подпольной оппозиции автократическому режиму Франко, так и к сохранению партийной организации в течение почти сорока лет изгнания.

Однако в лице 35-летнего Фелипе Гонсалеса (фото выше) у социалистов появился динамичный, телегеничный лидер, чей юношеский призыв к избирателям был гораздо эффективнее, чем у Каррильо. Во время кампании по выборам в парламент в июне 1977 года КПИ также было труднее, чем Испанская социалистическая рабочая партия (ИСПР), освободиться от экстремистского имиджа. К удовлетворению Москвы, еврокоммунистическая кампания Каррильо была, по крайней мере, слегка нарушена возвращением из Советского Союза в мае 83-летнего президента ИКП Долорес Ибаррури, которую Каррильо сменил на посту генерального секретаря почти двадцать лет назад.

Известная как La Pasionaria, Ибаррури (фото) была самым харизматичным оратором гражданской войны, прославившимся на весь мир своими лозунгами неповиновения перед лицом фашизма: “Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!”; “Лучше быть вдовой героя, чем женой труса!”. Сторонники Франко распространяли слухи, что однажды она перегрызла горло священнику собственными зубами. ³⁹ Хотя выступления Ибаррури во время избирательной кампании 1977 года были ограничены из-за ее возраста и слабого сердца, она не упускала возможности похвалить достижения советского блока – “стран, где строится социализм”. Каррильо пытался ослабить воздействие ее речей, подразумевая, что она оторвана от жизни и связана с Советским Союзом смертью единственного сына, сражавшегося за Красную армию под Сталинградом.

На парламентских выборах в июне 1977 года, первых свободных выборах в Испании за сорок один год, электорат отверг крайности как левых, так и правых. ИКП получила только 9 процентов голосов, по сравнению с 34 процентами Союза демократического центра Суареса и 28 процентами социалистов. Среди новых депутатов-коммунистов был Гальего, который стал заместителем председателя парламентской группы ИКП. Считая, что позиции Каррильо намного слабее, чем у Берлингуэра, Кремль попытался создать ему оппозицию внутри партии. Вскоре после выборов московская газета “Новое время” опубликовала язвительную рецензию на книгу Каррильо “Еврокоммунизм” и государство”. Каррильо, заявлял он, может показаться, что он просто говорит о различиях в тактике и стратегии между разными коммунистическими партиями, но на самом деле его взгляды «точно такие же, как у империалистических противников коммунизма». ⁴⁰ Международный отдел КПСС составил проект нападок на ревизионизм Каррильо, а затем организовал его публикацию за подписями трех членов ИКП. Письмо с аналогичными нападками, подписанное 200 испанскими коммунистами, было распространено в виде брошюры. ⁴¹

В течение 1978 года публичная полемика между ИКП и КПСС утихла. Однако в частном порядке Каррильо был настроен более критично, чем когда-либо. Согласно отчету Гальего, переданному мадридской резидентурой, он осудил Советский Союз в одном из своих выступлений без протокола как “полуфеодальное государство, в котором доминирует привилегированная бюрократия, оторванная от народа”, с гораздо менее демократическим образом жизни, чем в Соединенных Штатах. ⁴²

После советского вторжения в Афганистан (фото) в конце 1979 года Каррильо обнародовал некоторые из своих критических замечаний. В январе 1980 года он обратился в Центральный комитет КПСС с письмом, в котором осуждал вторжение как политический авантюризм и обвинял советскую и американскую политику в усилении холодной войны. ⁴³ Хотя некоторые местные партийные организации поддержали советское вмешательство, за Каррильо было большинство членов исполнительной власти партии. Гальего, тем временем, продолжал получать от КГБ около 30 000 долларов в год. ⁴⁴ Мадридский резидент Виктор Михайлович Филиппов сообщил, что хотя Гальего “насколько возможно” придерживался политической линии, рекомендованной резидентурой, он мало что мог сделать для активизации открытой оппозиции, не изолируя себя в исполнительной власти. По мнению Филиппова, Каррильо по-прежнему твердо контролировал свою партию. ⁴⁵ В действительности, разрываясь между еврокоммунистами и сторонниками жесткой линии, а также каталонскими коммунистами, потерявшими веру в руководство Каррильо, ИКП начала распадаться. ⁴⁶

Внутри социалистов также были разногласия, поскольку Фелипе Гонсалес пытался превратить СПИ в социал-демократическую партию. После того, как партийный съезд в мае 1979 года подтвердил марксистский характер ИКП, Гонсалес ушел в отставку, но вернулся с триумфом четыре месяца спустя, когда чрезвычайный партийный съезд признал как немарксистский, так и марксистский “вклад, который помог сделать социализм великой альтернативой освобождения нашего времени”. На парламентских выборах 1982 года ИКП одержала убедительную победу. С Гонсалесом на посту премьер-министра социалисты доминировали в испанской политике в течение следующего десятилетия. Поддержка ИКП тем временем уменьшалась. В 1982 году она набрала всего 3,8 процента голосов, что было значительно  меньше 10,5 процентов 1979 года.

Каррильо был вынужден уйти с поста генерального секретаря, его сменил Херардо Иглесиас. По словам Гонсалеса, “Каррильо удалось в рекордные сроки сделать то, что Франко не смог сделать за сорок лет диктатуры. Он расчленил коммунистическую партию Испании”. Москва также возложила большую часть вины за крах партии лично на Каррильо, хотя ее анализ отличался от анализа Гонсалеса. В книге журналиста ТАСС Анатолия Красикова утверждалось, что еврокоммунизм и неприятие марксизма-ленинизма Каррильо привели партию к “острым внутренним противоречиям” и электоральной катастрофе: “Большое количество активистов, включая очень видных борцов против франкизма и тех, что сражались за демократизацию страны, были изгнаны из партии”. ⁴⁷ В секретном докладе, сохранившемся в архивах КГБ, Борис Пономарев, начальник международного отдела, заявил в начале 1983 года, что нет никаких перспектив возрождения ИКП, пока Каррильо или его протеже сохраняют в ней влияние. ⁴⁸

В январе 1984 года Москва поддержала и, возможно, профинансировала создание Гальего отколовшейся Коммунистической партии народов Испании (КПНИ). «Правда» приветствовала осуждение Гальего еврокоммунизма и его заявление о том, что новая партия будет “неотъемлемой частью” международного коммунистического движения. ⁴⁹ Однако КПНИ так и не стала более чем отколовшейся партией. В 1986 году осколок КПНИ объединился с двумя небольшими левыми партиями, образовав партию Izquierda Unida (Объединенные левые).

ТРЕТЬЕЙ из основных еврокоммунистических партий в середине 1970-х годов была ФКП (Французская коммунистическая партия), возглавляемая Жоржем Марше (фото), который ранее приобрел репутацию бескомпромиссного сталиниста. В 1957 году он гневно кричал на однопартийца, посмевшего выразить сомнения по поводу сталинских чисток и советского подавления Венгерского восстания: “Да, [Советы] арестовывали людей, они сажали людей в тюрьмы! Ну, я вам скажу, что они недостаточно арестовывали! Они не посадили достаточно! Если бы они были более жесткими и более бдительными, они бы не попали в ту ситуацию, в которой оказались сейчас!”. Франсуа Миттеран однажды пожаловался: “Оскорбить человека – это способ [Марше] поздороваться”. ⁵⁰

По мере того, как Марше укреплял свою власть в ПКФ, став заместителем генерального секретаря в 1970 году и генеральным секретарем два года спустя, Центр относился к нему все более подозрительно. Несмотря на его предыдущую лояльность к СССР, КГБ в марте 1976 года сообщил Центральному комитету, что, по словам его информаторов в “кругах, близких к Марше”, он уже некоторое время постепенно отходит от “принципов пролетарского интернационализма”. Главным информатором КГБ о еврокоммунистических тенденциях внутри ПКФ был его заместитель Гастон Плиссонье, который помогал советской разведке по крайней мере с начала 1950-х годов. ⁵¹ Плиссонье, как и его коллеги по советской лояльности в Италии и Испании, также был главным проводником секретных субсидий Москвы для ФКП. ⁵²

В июне 1972 года ПКФ сформировал избирательный альянс и согласовал “общую программу правительства” с социалистами и левыми радикалами. Несколько месяцев спустя, по данным КГБ, Марше заявил своим ближайшим соратникам (несомненно, включая Плиссонье), что он осуждает как вторжение в Чехословакию в 1968 году, так и продолжающиеся преследования диссидентов в Советском Союзе. Марше также был глубоко раздражен явной благосклонностью Кремля к голлистскому правительству Франции, которое, по его словам, “препятствовало революционной борьбе Французской коммунистической партии”. С тех пор как в 1966 году президент де Голль вывел Францию из единого командования НАТО, Москва рассматривала голлизм как потенциально более разрушительную силу в Западной Европе, чем левое французское правительство, даже включающее коммунистов. Марше пытался убедить Кремль в том, что его оценка была ошибочной. В 1972 году, несомненно, намереваясь передать свое предупреждение в Москву, он тайно угрожал лидеру Восточной Германии Эриху Хонеккеру:

Если социалистические страны [советского блока] не примут во внимание предупреждение Французской коммунистической партии о том, что французское правительство переходит на атлантические [проамериканские] позиции, и если они не окажут партии должной помощи в борьбе за свержение режима, они столкнутся с отказом Французской коммунистической партии поддерживать их политику, как это произошло во время чехословацких событий [в 1968 году].

Публично Кремль, казалось, не обращал на это внимания. Перед вторым туром президентских выборов во Франции в 1974 году советский посол обратился к кандидату от неоголлистов Валери Жискар д’Эстену (фото), очевидно, подразумевая, что Москва выступает за его избрание, а не за избрание Миттерана, который пользовался поддержкой ФКП. ⁵³

Однако за кулисами КГБ предпринимал активные действия, направленные – безуспешно – на обеспечение поражения Жискара. ⁵⁴

В начале 1976 года Марше в частном порядке упрекнул газету ПКФ, L’Humanité, за то, что она не прислала корреспондента для встречи с русским диссидентом в изгнании Леонидом Плющом (фото), прибывшим в Париж после освобождения из заключения в советской психиатрической больнице.

Центр интерпретировал постепенный переход Марше к еврокоммунизму не столько с точки зрения идеологической эволюции, сколько личных амбиций.

Даже Берлингуэр, по сообщениям КГБ, критиковал Марше за его узкий национализм и сравнивал его с румынским автократом Никола Чаушеску. Центр пришел к выводу, что Марше не остановится ни перед чем, чтобы удовлетворить свое тщеславие. ⁵⁵

КГБ сообщил Центральному комитету, что только на Двадцать втором съезде ФКП в феврале 1976 года Марше почувствовал достаточную уверенность в поддержке своих все более еретических взглядов в партийной иерархии, чтобы осмелиться открыто их выразить, несмотря на противодействие Плиссонье. ⁵⁶ На съезде была принята амбициозная еврокоммунистическая повестка дня. Марше взял на себя инициативу в отказе от традиционной цели “диктатуры пролетариата”, в критике “ограничений демократии” в советском блоке и в приверженности ФКП “демократическому пути к социализму”, который будет “способствовать свободному выражению многих направлений мысли”. Скандальным советским лоялистам внутри ФКП новая еврокоммунистическая платформа показалась “легализацией контрреволюции”. ⁵⁷ В течение следующих восемнадцати месяцев Центральный комитет КПСС направил в ФКП три гневных письма с жалобами на её политику. ⁵⁸ За кулисами КГБ сопровождал такую гневную переписку активными мерами. Среди них была операция ЕВРОПА, начатая в 1977 году и основанная на поддельных документах ЦРУ, которые якобы раскрывали американский заговор с целью разрушить единство ФКП . Центр надеялся, что ЕВРОПА настроит некоторых членов ЦК против Марше, предположительно намекая на то, что он играет на руку ЦРУ. ⁵⁹

КГБ, однако, неверно оценил силу идеологических отклонений Марше. Заигрывание ФКП с еврокоммунистами было частью цены, которую он заплатил за союз с социалистами. Флирт закончился летом 1977 года, когда стало ясно, что вместо того, чтобы утвердить коммунистов в качестве крупнейшей партии французских левых, он привел к тому, что их обогнали социалисты. В сентябре 1977 года левый альянс распался на фоне взаимных упреков. После этого Марше и ЦК ФКП постепенно вернулись к все более некритичной приверженности Советам. ⁶⁰ В октябре 1978 года Центр отменил активные меры, разработанные парижской резидентурой, чтобы вбить клин между ФКП и ПКП, вероятно, потому, что они больше не считались необходимыми. ⁶¹

В отчете КГБ о Марше, представленном Центральному комитету в марте 1976 года, сообщалось, что над ним нависла угроза разоблачения его военного прошлого. ⁶² В 1970 году Марше утверждал, что в декабре 1942 года он был “реквизирован” для работы на немецком заводе в Липхайме, где строились истребители “Мессершмитт”, но в январе 1943 года ему удалось бежать и вернуться во Францию. ⁶³ Центр, однако, утверждал, что ему известно “из надежных источников”, что французские власти располагают документами, свидетельствующими о том, что Марше не был принужден к работе в Германии, а подписал добровольный контракт на работу в Липхайме. Отчет КГБ о Марше был настолько враждебным, что в 1976 году он вполне мог задуматься об использовании его военного прошлого для его дискредитации точно так же, как он надеялся использовать якобы сомнительные строительные контракты Берлингуэра для разрушения его репутации. ⁶⁴

Однако неясно, сделал ли КГБ что-нибудь, чтобы пролить свет на документ, опубликованный в 1977 году бывшим членом политбюро ФКП Огюстом Лекером (фото) и правым еженедельником Minute, который показывал, что Марше добровольно согласился работать на заводе Мессершмитта. Марше заявил, что документ был подделан, и подал иск о клевете против Лекера и Minute. На открытии судебного процесса в сентябре 1977 года он разрыдался. Он проиграл и это дело, и еще один иск о клевете в следующем году. В марте 1980 года газета L’Express опубликовала немецкий документ времен войны, который, как оказалось, свидетельствовал не только о том, что Марше добровольно отправился на работу в Германию, но и о том, что он оставался там до 1944 года.

По этому случаю Марше не стал подавать в суд, а заявил о своей невиновности, заявив, что стал жертвой невероятного заговора своих соперников на президентских выборах 1981 года: “Вот почему в истоках этой клеветы были последовательно обнаружены близкие соратники Жискар д’Эстена, Ширака и Франсуа Миттерана”. ⁶⁵

ФКП вступила в 1980-е годы в настроении непоколебимой лояльности Москве. Ни один другой лидер крупной западной коммунистической партии не сравнился с тем рвением, с которым Марше защищал советское вторжение в Афганистан в декабре 1979 года. Два года спустя ФКП подхалимски приветствовала объявление “Солидарности” вне закона и введение чрезвычайного положения в Польше как “триумф” польской коммунистической партии. В то же время, однако, партия переживала резкий электоральный спад. На президентских выборах 1981 года Марше набрал всего 15 процентов голосов – худший результат партии со времен Второй мировой войны. В 1986 году на парламентских выборах голоса ФКП упали еще больше – до 6,8 процента. ⁶⁶

ЭПОХА ГОРБАЧЕВА принесла множество перемен в отношения КПСС с зарубежными коммунистическими партиями. ФКП и другие наиболее верные западные последователи Москвы всй сильнее возмущались тем, что их лояльность больше не ценится. Сам Горбачев оказался гораздо более заинтересован в воображаемой ереси, чем в интеллектуально склеротической ортодоксии. Еврокоммунизм, казалось, завоевал Кремль. Будучи главой делегации КПСС на похоронах Берлингуэра в июне 1984 года, Горбачев был глубоко впечатлен спонтанным излиянием скорби полутора миллионов скорбящих, собравшихся на римской площади Сан-Джованни. ⁶⁷

Одним из первых признаков его “нового мышления”, когда он стал генеральным секретарем КПСС в марте 1985 года, было то, что единственным европейским коммунистическим лидером, включенным в число участников его встреч с мировыми государственными деятелями после похорон Черненко, был преемник Берлингуэра Алессандро Натта (фото). Пономарев был заметно шокирован. Как могло случиться, спрашивал он своих коллег по международному отделу, что, несмотря на присутствие в Москве стольких лидеров “хороших” коммунистических партий, Горбачев одарил своей благосклонностью генерального секретаря “плохой” КПИ? ⁶⁸

В течение следующих пяти лет Горбачев неоднократно встречался с лидерами ИКП, хвалил их политику и использовал их в качестве резонаторов для своего “нового мышления” по вопросам социал-демократии и отношений между Востоком и Западом. ⁶⁹ В Испании Горбачев проявлял гораздо меньше интереса к разрозненным остаткам КПИ ⁷⁰ , чем к правящей Социалистической партии.

Пресс-секретарь Горбачева, Андрей Грачев (фото), однажды спросил его, с кем из иностранных политиков он чувствует себя ближе всего. Горбачев ответил без колебаний: Фелипе Гонсалес. По словам Грачева, Горбачев “не просто ценил “Фелипе”, он его любил”. ⁷¹

Зависимость от секретных советских субсидий, однако, убедила некоторых оскорбленных иностранных коммунистических лидеров проглотить свою гордость.

В июне 1987 года Марше направил Горбачеву унизительное послание, в котором выражал свою “глубочайшую благодарность” за встречу с ним в мае и просил о “чрезвычайной финансовой помощи” в размере 10 миллионов франков (1,65 миллиона долларов) для подготовки к президентским выборам 1988 года. ⁷²

Отметив, что ФКП уже получила 2 миллиона долларов в 1987 году, Политбюро, тем не менее, согласилось предоставить еще один миллион через КГБ. ⁷³

Для Гаса Холла, жесткого лидера всегда верной Советам КП США, “новое мышление” Горбачева в конце концов оказалось слишком сильным. Впервые в своей карьере он открыто выступил против Москвы и начал публичную атаку на горбачевские реформы в 1989 году, после чего его тайные советские субсидии были резко прекращены. Последствия для американской компартии были катастрофическими. Ввергнутая в финансовый кризис, она была вынуждена в 1990 году сначала сократить выпуск партийной газеты “People’s Daily World” с пяти до двух дней в неделю, а затем превратить ее в еженедельник. ⁷⁴ Армандо Коссутта говорил от имени многих традиционных приверженцев Москвы в западных коммунистических партиях, когда после провала августовского путча 1991 года заявил о своем отвращении, что “термин “коммунизм” теперь является грязным словом даже в стране Ленина”. ⁷⁵

Примечание к Главе восемнадцатой – Еврокоммунизм

1. Урбан, Moscow and the Italian Communist Party (Москва и Коммунистическая партия Италии), стр. 254-6.

2. к-26 187 252 288 295 296.

3. к-26,258.

4. к-26,229.

5. к-26,59.

6. к-26,60.

7. Центр пришел к выводу, что подделки, вероятно, были включены в деньги, переданные КПИ либо в апреле, либо в июле 1972 года. K-26,299.

 8. к-26,306. С 1969 по 1976 год эмиссаром КПИ, наиболее часто используемым для получения советских субсидий от посольства, был Баронтини (кодовое имя КЛАУДИЕ); Другими эмиссарами, упомянутыми в файлах КГБ, были Мармуги (кодовое имя КАРО) и Гвидо Каппеллони (кодовое имя AЛБЕРТО). к-26,256,267,270,291,300,302, 303,305,306. Меньшие субсидии также получили Итальянская социалистическая партия пролетарского единства (PSIUP) и Коммунистическая партия Сан-Марино. В 1974 году генеральный секретарь Сан-Марино послал Брежневу мраморные часы в Капо ди Монте через резиденцию в Риме в знак благодарности за финансовую помощь Советского Союза. к-26 260 283 306.

9. к-26 246.

10. к-26,252,311. Поставка КГБ радиосистемы «СЕЛЕНЯ» для КПИ была в принципе одобрена Решением Политбюро No. P 91/3 от 17 мая 1973 г., но было решено, что «радиостанции двусторонней связи должны быть переданы нашим итальянским друзьям [КПИ] только тогда, когда есть реальная необходимость в организации радиосвязи, имея в виду, что при длительном хранении радиостанции требуют периодических проверок, технического обслуживания и ремонта ».

11. Статьи Берлингуэра, впервые опубликованные осенью 1973 года, перепечатаны у Валенсы, Il compromesso storico (Исторический компромисс), стр. 14–31.

 12. к-26 229. Агостино Новелла, ветеран руководства КПИ, усилил доводы против Амендолы, Паджетты и Инграо, заявив послу Ризову, что все трое пытались помешать Лонго обратиться за медицинской помощью в Советский Союз. к-26,230.

 13. Урбан, A History of Contemporary Italy (Москва и Коммунистическая партия Италии), гл. 8. Гинзборг, История современной Италии, 1943-1988, гл. 10.

 14. к-26 237.

 15. Урбан, Москва и Коммунистическая партия Италии, гл. 8.

  16. Урбан, Москва и Итальянская коммунистическая партия, стр. 283-4, 290.

  17. к-26,257. В досье КГБ, на которое ссылается Митрохин, не записано, как использовались его разведданные в отношении якобы сомнительных строительных контрактов Берлингуэра.

  18. к-26,264.

  19. к-26,256. Подробности выплат после 1976 года Митрохин не приводит.

  20. к-26,259,261. В 1998 г. в итальянской прессе была опубликована квитанция Каппеллони от 27 июня 1976 г. на один миллион долларов от КПСС на избирательную кампанию 1976 г.. Pci, ecco le risvute dei miliardi di Mosca (КПИ, вот погашение московских миллиардов, Il Giorno (30 апреля 1998 г.).

  21. Тренинг был санкционирован Постановлением Политбюро No. ГГ 143/8 GS от 17 января 1979 г. k-26,2.

  22. Чайлдс и Попплуэлл, Штази, с. 138.

  23. к-26,158.

  24. Гинзборг, История современной Италии, 1943-1988, стр. 384-5.

  25. к-26,158.

  26. Решение КПИ о ликвидации радиостанций было доложено Крючковым руководителю международного отдела Центрального комитета Пономареву в сообщении от 22 июня 1981 г., опубликованном в итальянской прессе в 1998 г. Servizio segreto (Секретная служба), L’Avanti. (16 мая 1998 г.).

  27. Урбан, Москва и Коммунистическая партия Италии, гл. 9; Коссутта, Lo strappo; Cossutta Semper Più Isolato (Разрыв: Коссутто – всё изолированнее), La Repubblica (2 января 1982 г.).

  28. Хеллман, The Difficult Birth of the Democratic Party of the Left (Трудное рождение Демократической партии левых), с. 81.

  29. Хотя подробности выплат Коссутте и другим «здоровым силам в КПИ» были переданы Москвой в прокуратуру Рима в 1992 году, они не были обнародованы до 1998 года. Il Giorno (30 апреля 1998 г.); Ecco la Tangentopoli rossa (Вот красный Tangentopoli), Il Tempo (30 апреля 1998 г.).

  30. Т-7,12.

  31. Пайк, In the Service of Stalin (На службе у Сталина), с. 49; Томас, The Spanish Civil War (Гражданская война в Испании), стр. 535.

  32. Мужал-Леон, Communism and Political Change in Spain (Коммунизм и политические перемены в Испании), стр. 107-9. После изгнания Гомес, Гарсия и Листер основали неудачные просоветские отколовшиеся группы. Ср. к-3,12.

  33. к-3,16.

  34. Мужал-Леон, Коммунизм и политические перемены в Испании, гл. 6.

  35. к-2,65; к-3,13,15,22; к-26,410.

  36. к-3,18.

  37. Мужал-Леон, Коммунизм и политические перемены в Испании, стр. 126-7.

  38. к-3,17.

  39. Томас, Гражданская война в Испании, с. 9.

  40. Мужал-Леон, Коммунизм и политические перемены в Испании, стр. 127–31.

  41. к-3,20.

  42. к-5 879.

  43. к-26,406.

  44. В январе, октябре и декабре 1980 года резиденция Мадрида выплатила Гальего 10 000 долларов. к-26,405.

  45. к-26,407.

  46. ​​Антиевропейская коммунистическая партия Каталонии, PSUC (Partit Socialista Unificat de Catalunya), отделилась от ИКП.

  47. Красиков, From Dictatorship to Democracy (От диктатуры к демократии), с. 188. Его книга, первоначально изданная на русском языке как « Испанский репортаж», была переведена на несколько языков.

  48. к-3,98.

  49. Урбан, Москва и Коммунистическая партия Италии, стр. 337-8.

  50. Белл и Криддл, The French Communist Party in the Fifth Republic (Коммунистическая партия Франции в Пятой республике), стр. 19–20; Рой, Somme tout, стр. 156-7.

  51. к-3,65,115; к-8,182.

  52. Белл и Криддл, Французская коммунистическая партия в Пятой республике, с. 240.

  53. к-3,140.

  54. См. Ниже, главу 27.

  55. к-3,140.

  56. к-3,140.

  57. Aдерет, The French Communist Party,

Французская коммунистическая партия, стр. 208-213.

  58. Текст писем был позже опубликован в Cahiers du Communisme (октябрь 1991 г.).

  59. к-8,148.

  60. Белл и Криддл, Французская коммунистическая партия в Пятой республике, стр. 153-4, 164-5.

  61. к-3,123.

  62. к-3,140.

  63. L’Express (27 июля 1970 г.).

  64. к-3,140.

  65. Робриё, Histoire intérieure du Parti communiste (Внутренняя история Коммунистической партии), т. 2. С. 657–65; т. 3. С. 344-5, 406-14.

  66. Белл и Криддл, Французская коммунистическая партия в Пятой республике, стр. 154-6, 217-30. Хотя социалисты получили абсолютное большинство на выборах в законодательные органы 1981 года и не зависели от поддержки ФКП, четыре коммунистических министра работали в коалиции, в которой преобладали социалисты, до 1984 года.

  67. Урбан (ред.), Москва и глобальные левые в эпоху Горбачева, стр. 5, 52-3.

  68. Браун, The Gorbachev Factor (Фактор Горбачева), с. 75.

  69. Урбан, Moscow and the Global Left in the Gorbachev Era (Москва и глобальные левые в эпоху Горбачева), гл. 2. В то время как Горбачев публично присоединялся к реформистскому руководству КПИ, Международный департамент продолжал субсидировать старую гвардию PCI до 1987 года. В 1989 году КПИ, возглавляемая с 1988 года Ачилле Очетто, сменила название на PDS – Partito Democratico della Sinistra, (Демократическая партия левых). Отколовшееся движение возникло в 1991 году как Partito della Rifondazione Comunista (Партия коммунистического возрождения).

  70. В 1987 году ИКП, PCPE Гальего, Прогрессивная федерация (основанная другим бывшим членом ИКП, Рамоном Тамамесом), Pasoc (отколовшаяся социалистическая группа) и несколько независимых членов объединились в Izquierdo Unida; ИКП составляла около двух третей от общего числа членов.

  71. Браун, Фактор Горбачева, с. 116; Грачев, Кремлевская хроника, с. 247.

  72. Сообщение Марше было передано Гастоном Плиссонье, который в течение последних двадцати лет был французским проводником секретных субсидий КПФ. Добрынин – Горбачеву (20 июня 1987 г.); текст Степанков и Лисов, Кремлевский заговор, приложение.

  73. Решение Политбюро от 3 июля 1987 г. по делу Степанков и Лисов, Кремлевский заговор, приложение. С 1981 по 1991 год субсидии ФКП составили около 24 миллионов долларов. Берк, «Недавно опубликованные материалы о советских разведывательных операциях», с. 246; Альбац, Государство в государстве, с. 222.

  74. Хейнс и Клер, «Золото Москвы: наконец подтверждено?», С. 283.

  75. Хеллман, «Трудное рождение Демократической партии левых», с. 81.

Шпионство в советском блоке

Дубчек (фото выше) позже описал восемь месяцев после советского вторжения как “организованное отступление, в котором ни один дюйм территории не был сдан без расчетливого сопротивления”. ¹ Однако это отступление было обречено на поражение. Позиции Дубчека и других ведущих реформаторов неуклонно подрывались под давлением Советского Союза, старой гвардии в КПЧ и бывших союзников, которые решили бросить вызов оккупантам, чтобы спасти свою карьеру.

Непосредственным предлогом для смещения Дубчека стал чемпионат мира по хоккею в Стокгольме в марте 1969 года. 21 марта, вспоминал позднее Дубчек, “вся страна смотрела [по телевизору], как Чехословакия играет с Советами; это было, конечно, гораздо больше, чем хоккей. Это было повторение проигранной войны…”. Национальное ликование после победы Чехословакии заставило КГБ при содействии своих приспешников в StB подготовить антисоветские беспорядки, которые должны были последовать за следующим матчем между Чехословакией и СССР 28 марта.

Незадолго до матча группа полицейских агентов, переодетых в форму муниципальных рабочих, разгрузила груду брусчатки перед офисом советской авиакомпании “Аэрофлот” на Вацлавской площади. Документы пражской полиции показывают, что вся операция проходила под непосредственным руководством советского агента в чешском министерстве внутренних дел. ² Сразу же после того, как чехословацкая команда во второй раз за неделю победила советскую, сотрудники StB в штатском, смешавшись с празднующей толпой, начали бросать предварительно разбросанные камни в витрину офиса “Аэрофлота”. Офисная мебель была вытащена на тротуар и подожжена.

Теперь у Москвы были сфабрикованные доказательства, необходимые для того, чтобы потребовать: “Контрреволюция должна быть обезглавлена”. Дубчек считал, что у него нет другого выхода, кроме как уйти в отставку. “В противном случае Советы устроят еще одну провокацию, которая может привести к дальнейшим общественным волнениям и даже к кровопролитию”. ³ 17 апреля его сменил на посту первого секретаря Чехословацкой партии словацкий первый секретарь Густав Гусак. Когда Дубчек передавал новость о своей замене, он не мог совладать с чувствами и разрыдался.

ОПЕРАЦИИ ПРОГРЕСС в Чехословакии продолжались. Старший офицер Управления С ПГУ Дмитрий Кириллович Ветров прибыл в Прагу, чтобы контролировать и координировать работу нелегалов, проникающих в ряды нераскаявшихся реформистов. ⁴ Выдававшей себя за швейцарку, сочувствующую Пражской весне, Галине Виноградовой (АЛЛА) было поручено обрабатывать Ладислава Лебовича (кодовое имя ХАН), одного из тренеров победоносной чехословацкой хоккейной команды, к которой в Центре относились с глубоким подозрением. ⁵ Нелегалу Юрию Линову (КРАВЧЕНКО), который выдавал себя за австрийца, удалось войти в доверие к международному шахматному гроссмейстеру и спортивному обозревателю Людеку Пачману, одному из организаторов нелегальных передач, транслировавшихся после советского вторжения. Как только Линов выявил тех друзей и соратников Пачмана, которые были готовы продолжать “борьбу против советских оккупантов”, сам Пачман был арестован и посажен. ⁶

Несмотря на то, что отделение КГБ в Праге было радо уходу Дубчека, его преемник Густав Гусак, который в 1952 году был заключен в тюрьму по сфабрикованному обвинению как троцкист и “буржуазный националист”, был не так уж доволен. “Девять лет, проведенных в тюрьме, – сообщалось в докладе, – наложили свой отпечаток на психологию Гусака: он проявляет неоправданную снисходительность к явным противникам линии Чехословацкой коммунистической партии”. Бюро по связям КГБ жаловалось в Центр, что в руководстве КПЧ “нет подлинного внутреннего единства”, что оно разделилось на “интернационалистов”, таких как Билак и Индра, поддержавших советскую интервенцию в августе 1968 года, и “реалистов” во главе со Штроугалом, которые выступали против интервенции, но теперь приняли ее как жизненный факт. Обе стороны вели борьбу за власть, стремясь получить ключевые позиции и расставить своих сторонников в партийном аппарате. ⁷ В течение следующего года и реалисты, и интернационалисты добились определенных успехов.

В январе 1970 года Штроугал (фото) сменил Черника на посту премьер-министра. Одновременно, однако, Билак был назначен руководителем операции по очистке КПЧ от всех реформистов во время введения новых партийных карточек. ⁸ Его правой рукой стал Милош Якеш, глава Контрольно-ревизионной комиссии ЦК, соратник по жесткой линии, который регулярно докладывал о ходе чистки в отделение связи КГБ. ⁹ Семнадцать лет спустя Якеш сменит Гусака на посту генерального секретаря ЦК КПЧ.

Оценка работы отделения связи и резидентуры КГБ в Праге в 1970 году была сделана Центром:

Блок ревизионистских и антисоциалистических сил в ЧССР потерпел политическое поражение; ликвидированы легальные идеологические центры правого крыла; главные идеологи чехословацкого обновления устранены с политической арены и исключены из партии; приняты меры по очищению государственного аппарата от наиболее активных носителей правой опасности. Однако было бы неверно полагать, что с обменом партийных билетов чехословацкая компартия полностью очистила свои ряды от враждебных и чуждых элементов. ¹⁰

Индра, которого Москва первоначально предполагала поставить у власти после вторжения во главе “рабоче-крестьянского правительства”, по сообщениям бюро связи, “тянул время”, ожидая возможности заявить о своих претензиях на пост генерального секретаря. ¹¹ Его ожидание оказалось напрасным. Агенты КГБ и советские подхалимы в КПЧ продолжали протестовать против того, что Штроугал и другие бывшие реформисты сохраняют слишком большое влияние за счет истинных друзей Советского Союза. Один из информаторов в Министерстве внутренних дел, Ярослав Земан, жаловался, что Штроугал дискриминирует интернационалистов: “А что за человек этот Штроугал? В 1968 году он готовился к эмиграции на Запад, у него были готовы валюта и документы для побега. В то время как перебежчики процветали под покровительством Штроугала, на чиновников, сотрудничающих с СССР, в Чехословацкой Социалистической Республике смотрят свысока; их держат в неведении, не повышают и не награждают”. ¹²

К январю 1971 года 310 сотрудников внешней разведки были уволены, а 170 исключены из партии. Весь руководящий состав внутренней СГБ был заменен, как и многие другие младшие офицеры. ¹³ Центр, однако, не был удовлетворен. Отделу связи КГБ было поручено в 1971 году “тактично” оказать давление на министерство внутренних дел и StB с целью проведения тщательной реорганизации чехословацкой разведки “в связи с тем, что центральный аппарат запятнан и в нем могут находиться преданные агенты противника”.

Центр пожелал активного содействия со стороны реформированного StB в сборе научно-технической разведки, внедрении нелегалов и других операциях FCD. ¹⁴

Несмотря на сохраняющиеся сомнения в надежности некоторых сотрудников StB, отдел связи КГБ сообщил, что министр внутренних дел Радко Каска (фото) проявил удовлетворительный уровень подобострастного сотрудничества:

Мы не заметили никакой необоснованной или беспредметной информации от Каски. До настоящего времени он откровенно и подробно информировал нас о внутриполитических процессах в Чехословакии и о ситуации в Министерстве внутренних дел”. ¹⁵

КГБ были предоставлены копии оперативных приказов и отчетов StB, а предлагаемые кадровые изменения были представлены на его утверждение. ¹⁶ По указанию Гусака Каска начал тайно собирать материалы на “ведущих деятелей правого крыла”, чтобы определить, сколько из них могут быть уличены в нарушении государственных законов. ¹⁷

КГБ, однако, был в неловком положении, когда в марте 1971 года Каска (фото) спросил его, есть ли в комитете “неблагоприятная информация” о прошлых контактах с Западом председателя Национального собрания Далибора Ганеса. Центр был обеспокоен тем, что, если он ответит на запрос Каски, это создаст (совершенно точное) впечатление, что “КГБ занимается сбором информации о должностных лицах братских партий в дружественных странах”. Руководитель отделения связи КГБ в Праге Е.Г. Синицын был проинструктирован о том, что он “не располагает сведениями о связях между Ганесом и иностранной разведкой”, но что, поскольку он следует принципу не шпионить за своими союзниками, он не сможет отвечать на подобные запросы в будущем. В частном порядке Синицын был проинформирован Центром о том, что Биляк пожаловался советскому послу, что Ганес “занял неправильную позицию” во время Пражской весны и что его отец был ответственен за “подавление рабочих демонстраций в Словакии” в период между войнами. ¹⁸ Вскоре после этого Ганес был заменен на посту председателя Национального собрания безупречно ортодоксальным Индрой. ¹⁹

4 мая 1971 года Каска встретился с Семеном Константиновичем (так в тексте и это ошибка, его отчество было Кузьмич – прим. перев.) Цвигуном, заместителем председателя КГБ, чтобы доложить о ходе “нормализации”. ²⁰ Цвигун был обязан своей работой почти исключительно тому факту, что он был одним из старейших собутыльников Брежнева. Калугин считал его “откровенно глупым, но относительно безобидным”. ²¹ Цвигуна скорее всего не полностью успокоил  брифинг Каски. За последние два года, сказал ему Каска, около 450 000 членов КПЧ вышли или были исключены из партии, “что затруднило контакт между партией и населением”. ²² За одним исключением, были заменены руководители всех управлений министерства внутренних дел. Всего было уволено около 3 000 его сотрудников в StB и других ведомствах. Однако антисоветские настроения все еще были широко распространены. Советские фильмы и спектакли систематически бойкотировались. На чехословацкой премьере фильма “Кремлевские куранты” в зале было всего пять человек, на втором показе – всего десять. Поступали многочисленные анонимные угрозы, злобные слухи и акты саботажа на железных дорогах. Но были и успехи. StB удалось создать фиктивную организацию, посвященную “социализму с человеческим лицом”, чтобы выкурить тайных сторонников Пражской весны. Наконец, Каска заверил Цвигуна, что он и его министерство находятся в тесном контакте с отделением связи КГБ и его руководителем генералом Синицыным. ²³

Весной 1972 года Андропов имел личную встречу с Каской. Его манера поведения была более напористой, чем у Цвигуна годом ранее. Он настаивал на том, что оппозиционные силы все еще сильны, несмотря на “стабилизацию” в Чехословакии и укрепление власти коммунистической партии, и что в них проникают западные спецслужбы. Поэтому агентурное проникновение в оппозицию оставалось крайне важным. ²⁴ Оппозиционным источником, которому Андропов придавал наибольшее значение, вероятно, оставался Лео Лаппи (ФРЕДДИ). Выдавая себя за убежденного западногерманского сторонника Пражской весны, нелегал Федоров регулярно встречался с Лаппи в Праге и Восточном Берлине.

25 января 1972 года Федор Константинович Мортин (фото), сменивший Сахаровского на посту главы ПГУ, попросил у Андропова разрешения обманом заставить Лаппи стать советским агентом с помощью трюка “ложный флаг”, скрывающего роль КГБ. Андропов дал свое согласие 29 января, и Федоров приступил к вербовке, утверждая, что работает в западногерманском БНД. Дополнительной причиной интереса Центра к Лаппи было то, что его брат Карл был гражданином Западной Германии, который, согласно материалам КГБ, был “близок” к двум видным политикам ФРГ. ²⁵

Несмотря на личное подхалимство Каски по отношению к своим советникам из КГБ и масштабную чистку, которой он руководил, Центр оставался недоволен идеологической чистотой StB. В августе 1972 года Андропов доложил ЦК КПСС, что “внутренние противники” в этой службе стремятся помешать завершению “нормализации”. ²⁶ В другом докладе КГБ Центральному Комитету в ноябре приводились жалобы его агентов и информаторов в Министерстве внутренних дел Чехословакии на то, что ведущие посты в министерстве продолжают занимать “люди, не внушающие политического доверия”. ²⁷ КГБ также получал многочисленные протесты от своих информаторов о том, что опальные лидеры Пражской весны и их семьи подвергаются недостаточному преследованию.

Вильям Шалгович (фото), который помогал советскому вторжению в 1968 году и был выдвинут в члены ЦК КПЧ в 1970 году, жаловался, что детям “лидеров правого крыла” разрешают поступать в университеты. Хуже того, дети трех опальных бывших членов Президиума – Дубчека, Штефана Садовского и Юлиуса Турчека – получили “отличные оценки” на вступительных экзаменах. ²⁸

Жалоба Шалговича отражала скорее самодовольную мстительность советских подхалимов, чем неудачу в чистке университетов. В 1969-70 годах из 3500 университетских профессоров было уволено 900. Все чешские литературные и культурные журналы были закрыты. Безработные академики и писатели были вынуждены искать новые профессии в качестве уборщиков туалетов, строительных рабочих и кочегаров в котельных. Вскоре после получения Нобелевской премии по литературе в 1972 году Генрих Бёлль назвал Чехословакию “настоящим культурным кладбищем”. ²⁹

МНОГИЕ ИЗ СООБЩЕНИЙ, полученных Центром в период “нормализации”, касались продолжающейся тайной вражды в руководстве КПЧ. В декабре 1972 года Якеш пожаловался в отделение связи КГБ, что Гусак приказал прослушивать телефоны всех членов Президиума. По его словам, рабочая атмосфера в ЦК была настолько ядовитой, что эпоха Новотного казалась по сравнению с ней золотым веком. ³⁰ В феврале 1973 года Якеш и еще три ведущих советских лоялиста – члены Президиума Карел Гофман и Антонин Капек и секретарь партии Милослав Грушкович – вновь обратились в КГБ с протестом по поводу того, что, по их словам, было “попытками выдавить коммунистов-интернационалистов с важных постов”. ³¹ Среди других интриг в руководстве партии, о которых КГБ сообщил в Москву в 1973 году, было утверждение, что реалист премьер-министр Штроугал стремился заискивать перед интернационалистским депутатом Гусака Билаком с помощью методов, включавших вручение дочери Билака подарка стоимостью 10 000 крон за счет чехословацкой телевизионной службы. ³²

28 февраля 1973 года Каска погиб в авиакатастрофе во время визита к своему польскому коллеге, и на посту министра внутренних дел его сменил Яромир Обзина (фото), который сразу же подхалимски продемонстрировал свои интернационалистские убеждения. “Для КПСС и для товарища Брежнева”, – сказал он связному КГБ, – “он готов выполнить любое задание”. ³³ Обзина, однако, быстро оказался втянутым в попытки Гусака повысить свой личный престиж путем совмещения, как Новотный до Пражской весны, поста президента республики с постом генерального секретаря КПЧ. В конце 1973 года, вероятно, по просьбе Гусака, Обзина начал пытаться привлечь на свою сторону интернационалистов, выступавших против его амбиций на президентский пост. Согласно сообщениям КГБ из Праги, группа советских сторонников во главе с Гофманом, Индрой, Якешем и Капеком (все они поддерживали тесные контакты как с КГБ, так и с советским посольством) продолжала сопротивляться любым попыткам совместить эти два поста. ³⁴

Однако прогрессирующая дряхлость Людвига Свободы (фото), сменившего Новотного на посту президента в 1968 году, сыграла на руку Гусаку. В мае 1975 года он сменил уже слабоумного Свободу на посту главы государства. Газета Rudé právo отметила это событие публикацией пяти больших фотографий Гусака, на каждой из которых он был изображен в компании одного из лидеров пяти стран Варшавского договора, вторгшихся в Чехословакию в августе 1968 года. ³⁵

Во время апофеоза славы Гусака Дубчек работал механиком в Словацкой лесной комиссии под постоянным наблюдением и частыми преследованиями со стороны StB. ³⁶ 2 октября 1975 года Центр доложил Брежневу, что Дубчек передал западным СМИ компрометирующие материалы на Гусака. На основании информации, предоставленной Дубчеком, западногерманская и австрийская пресса сообщила, что во время войны Гусак сопровождал группу нацистских журналистов в Катынский лес под Смоленском, где немцы эксгумировали тела нескольких тысяч польских офицеров, расстрелянных НКВД (в этом злодеянии Москва обвинила немцев). Дубчек был дважды вызван на допрос в министерство внутренних дел Словакии.

КГБ был глубоко неудовлетворен результатом. “На допросе, – информировал он Брежнева, – Дубчек (фото выше) вел себя вызывающе, категорически отказывался отвечать на вопросы и заявил, что в будущем будет протестовать против оказания на него давления”. Дубчек отказался подписать либо отрицание того, что он предоставил информацию о Гусаке, либо протест против использования его имени в западной прессе, и пригрозил “решительной реакцией”, если против него будут приняты “репрессивные меры”. Тем временем Гусак написал Обзине письмо, в котором заявил о своей невиновности в предъявленных ему обвинениях. ³⁷

Несмотря на то, что Гусаку удалось занять пост президента, его власть была более ограниченной, чем у Новотного десятилетием ранее. Его второй помощник, интернационалист Василь Биляк, пользовался большим авторитетом и влиянием, чем любой другой депутат в Восточной Европе. Отвергнув идею режима, в котором полностью доминировали бы печально известные сторонники жесткой линии, Кремль, с некоторыми сомнениями, рассматривал комбинацию Гусак-Биляк как наилучшую из возможных. В докладе КГБ из Праги в конце десятилетия в тонко завуалированной форме сообщалось, что, несмотря на растущие трения между Гусаком и Биляком, ни один из них не пытался свергнуть другого, поскольку знал, что Москва этого не допустит:

Деловые отношения между лидерами Чехословакии поддерживаются в основном благодаря тому, что Гусак-Биляк и другие члены Президиума Чехословацкой коммунистической партии знают, что высшее руководство КПСС оказывает Гусаку и Биляку полную, твердую и бескомпромиссную поддержку. Для обоих это является серьезным сдерживающим фактором для поддержания нормальных рабочих отношений между ними, а от их взаимоотношений во многом зависит ситуация в Президиуме Чехословацкой коммунистической партии. ³⁸

Несмотря на свое негативное мнение о политическом руководстве, пражское отделение связи КГБ было полностью удовлетворено готовностью Обзины и StB выполнять его поручения. Обзина, по его словам, “объективно информировал” его как о том, что происходило в Президиуме КПЧ, так и о деятельности каждого из его членов, включая Гусака. ³⁹ В 1977 году Синицын сообщил, что между резидентурами КГБ и StB в двадцати шести странах существовали “оперативные контакты”. ⁴⁰ В 1975 году StB согласился на советскую просьбу открыть резидентуру в Албании, стране, в которую КГБ было трудно проникнуть. ⁴¹ В 1976 году, когда в StB обнаружили, что Юзеф Громан, главный редактор государственного издательства технической литературы и представитель Чехословакии в ЮНЕСКО, работал на западногерманскую разведку, Обзина предложил Центру направить сотрудников КГБ в Прагу для оказания помощи в расследовании дела Громана на, как он снисходительно выразился, “более высоком профессиональном уровне”. ⁴² Синицын завершил свой ежегодный отчет из Праги в 1977 году так:

Наши друзья передают нам весь свой шифр-трафик с резидентурами, как информационного характера, так и оперативного; передают также телеграммы послов. Наши друзья практически не хранят от нас секретов”. ⁴³

Подавление Пражской весны и последовавшая за этим “нормализация” стали поворотным пунктом в политике КГБ в отношении Восточной Европы. Операции “ПРОГРЕСС”, проводимые нелегалами, которые были впервые применены в Чехословакии, были распространены на остальную Восточную Европу для мониторинга состояния общественного мнения, проникновения в подрывные группы и наблюдения за признаками “идеологического саботажа” со стороны западных спецслужб. С 1969 года КГБ также было разрешено вербовать агентов и устанавливать конфиденциальные контакты по всему советскому блоку. В дополнение к отделениям связи КГБ в странах Варшавского договора Центр, как и в Чехословакии, создал секретные резидентуры, работающие под дипломатическим прикрытием в советских посольствах. ⁴⁴

В марте 1968 года, отчасти в результате Пражской весны, в Варшаве в течение нескольких недель происходило противостояние между студентами и полицией, в ходе которого стареющий польский лидер Владислав Гомулка, казалось, мог потерять контроль над ситуацией. Гомулка выжил в краткосрочной перспективе только благодаря своей твердой поддержке интервенции в Чехословакию и желанию Кремля избежать одновременных потрясений в другой части советского блока. Однако его положение уже находилось под угрозой со стороны его возможного преемника Эдварда Герека.

Согласно сообщениям из отделения связи КГБ в Варшаве, жесткий и антисемитски настроенный министр внутренних дел Мечислав Моцар (фото), отвечавший за SB (КГБ Польши), опасался, что его собственное положение также окажется под угрозой при Гереке, и начал готовить заговор с целью предотвратить получение им высокого поста. По указанию Моцара компрометирующие материалы на Герека были переданы на радио “Свободная Европа” через агента SB. Моцар также приказал прослушивать ряд ведущих деятелей PUWP, Польской коммунистической партии. ⁴⁵

В конце 1970 года позиции Гомулки были окончательно подорваны новым витком общественного протеста. 14 декабря рабочие балтийских верфей в Гданьске, Гдыне и Щецине устроили забастовку в знак протеста против внезапного повышения цен на продукты питания. В результате столкновений с силами безопасности на следующий день погибли 300 забастовщиков и демонстрантов. ⁴⁶

Согласно сообщениям КГБ из Варшавы, приказ открыть огонь по рабочим верфи был отдан Зеноном Клишко (фото), ближайшим сторонником Гомулки в Политбюро, и генералом Гжегожем Корчиньским, заместителем министра обороны и сторонником Герека. ⁴⁷ КГБ также переслал в Москву протокол заседания польского Политбюро, на котором обсуждался кризис 19 декабря. Поскольку Гомулка находился в партийной клинике, страдая от нервного истощения, на заседании председательствовал премьер-министр Юзеф Циранкевич, который попросил министра обороны генерала Войцеха Ярузельского доложить о ситуации. Оценка Ярузельского предрешила судьбу Гомулки. Он сообщил, что только в Гданьске и Гдыне было развернуто 350 танков и 600 транспортов с войсками. Если волнения подобного масштаба произойдут в Варшаве, он не мог гарантировать безопасность столицы, хотя для защиты партийных и правительственных зданий будут приняты особые меры. Моральный дух армии был серьезно подорван. На Балтийском побережье его встречали криками “Гестапо!” и “Убийцы!”. За Ярузельским последовал Моцар, который обобщил донесения СБ и другие доклады, поступившие в министерство внутренних дел. Партия, сказал он, никогда еще не оказывалась столь беспомощной перед лицом кризиса. До сих пор, даже в самые тяжелые времена, члены партии чувствовали, что борются за “правое дело”, но не теперь. На партийных собраниях, когда зачитывалось письмо Политбюро, оправдывающее повышение цен, некоторые коммунисты были доведены до слез и покидали зал. Повышение семейных пособий с 15 до 25 злотых вызвало насмешки среди рядовых членов, ошеломленных непониманием руководством условий жизни простых людей. После бурных дебатов было решено, что Гомулку на посту первого секретаря должен сменить Герек. Затем состоялась ожесточенная дискуссия о том, кто должен сказать Гомулке, чтобы он подал заявление об отставке, после чего было решено послать Циранкевича и до сих пор верного Клишко. ⁴⁸

Падение Гомулки (фото) стало первым случаем в Европе со времен Второй мировой войны, когда стихийный протест рабочего класса привел к смене политического руководства. ⁴⁹ Центр был предсказуемо встревожен масштабами и успехом народного восстания и немедленно приступил к операции ПРОГРЕСС, чтобы оценить, насколько удалось его сдержать. Группе нелегалов, снова выдававших себя за западных гостей, было поручено изучить роль католической церкви в организации протеста, ее отношение к режиму Герека и общее настроение населения. ⁵⁰ Среди нелегалов был опытный Геннадий Бляблин (БОГУН), переодетый в западногерманского фотокорреспондента, которому дали список из пяти человек для обработки и сказали убедить двух или трех из них “сотрудничать под ложным флагом”, полагая, что они поставляют информацию не КГБ, а западногерманским доброжелателям. Вероятно, самым важным в списке было имя отца Анджея Бардецкого, личного помощника кардинала-архиепископа Кароля Войтылы из Кракова, которого Центр считал ведущим идеологическим влиянием на польскую церковь. КГБ, несомненно, не предполагал, что менее чем через восемь лет Войтыла станет первым польским папой, но он проявил определенную дальновидность, определив его как потенциальную угрозу коммунистическому режиму. ⁵¹

В 1971 году, помимо нелегалов, направленных в рамках операции ПРОГРЕСС в Чехословакию и Польшу, тринадцать человек были направлены в Румынию, девять – в Югославию, семь – в Восточную Германию, четыре – в Венгрию и три – в Болгарию. ⁵² Хотя все они преследовали в целом схожие цели, в каждой стране со стороны КГБ имелись и конкретные причины для беспокойства. ⁵³

Приоритет, отданный Румынии в 1971 году, отражал растущее недовольство СССР внешней политикой ее лидера Николае Чаушеску (фото), который сочетал кумовскую версию неосталинизма внутри страны с растущей независимостью от Варшавского договора за рубежом. Осудив вторжение в Чехословакию, Чаушеску был вознагражден в следующем году государственным визитом Ричарда Никсона, первым визитом американского президента в коммунистическую Восточную Европу. В 1970 году Чаушеску совершил первый из трех визитов в США. Москва продемонстрировала свое недовольство его визитом в Пекин в 1971 году, устроив маневры войск Варшавского договора на румынских границах. ⁵⁴

Отчеты КГБ о Румынии были написаны в тоне, сочетавшем возмущение с глубокой подозрительностью:

Используя антисоветскую линию китайской компартии и китайского правительства, румынское руководство встало на путь так называемой автономии и независимости от Советского Союза… В Румынии процветает национализм. Его авторами и защитниками являются те же самые руководители партии и правительства. Руководство Румынской коммунистической партии открыто не заявляет о своих территориальных претензиях; но оно делает все, чтобы показать, что исторически, этнически и в других отношениях Молдавия и Черновицкая область принадлежат Румынии. Заявление, сделанное Мао в беседе с японскими социалистами о незаконном приобретении СССР Бессарабии [Молдавии], получило развитие в Румынии. Французская газета “Ле Монд” дважды публиковала статьи, ставящие под сомнение законность включения Бессарабии в состав [Советского] Союза. Не исключено, что инициатива публикации этих статей исходила из Румынии. ⁵⁵

Нелегалам, направленным в Румынию под видом западных агентов в 1971 году, было приказано собирать разведданные об отношениях Румынии с США и Китаем; румынских претензиях на советскую территорию в Бессарабии и Северной Буковине; политической и экономической основе оппозиции Советскому Союзу; положении немецкого и венгерского меньшинств; культе Чаушеску; состоянии Румынской коммунистической партии. ⁵⁶ Основными источниками нелегалов были сотрудники партийной газеты Scintea и немецкоязычного издания Volk und Kultur. ⁵⁷

ОПЕРАЦИИ ПРОГРЕСС в Югославии в 1971 году были вызваны главным образом самым серьезным внутренним кризисом со времени разрыва Тито (фото) с Москвой в 1948 году. Драматическое возрождение националистической напряженности во время “хорватской весны” 1971 года завершилось в конце года арестом Тито лидеров хорватских коммунистов и 400 хорватских националистов и возобновлением его прямого контроля над хорватской тайной полицией. Утверждение о том, что югославский социализм разрешает этнические противоречия, оказалось иллюзией. ⁵⁸ Нелегалам был дан длинный список учреждений, в которых им было поручено “завести знакомства”: Академия наук, Институт общественного мнения в Белграде, редакции газет “Коммунист”, “Политика” и “Борба”, агентство “Танюг”, Институт международной политики и экономики Белградского университета, Загребский университет, югославский бизнес и Союз журналистов (в частности, писатель Добрица Чосич, который, как считалось, был близок к Тито). Некоторые из сообщений, отправленных в Центр нелегальными курьерами, по радио и почте, были признаны достаточно важными, чтобы быть переданными Брежневу. ⁵⁹

САМОЕ КРУПНОЕ представительство КГБ в Восточной Европе имела Восточная Германия. Еще со времен Второй мировой войны в пригороде Берлина Карлсхорсте существовал крупный анклав КГБ в составе штаб-квартиры советской военной администрации. В период, предшествовавший созданию ГДР, он внимательно следил за политическими партиями, церквями, профсоюзами и общественным мнением в советской зоне Германии. Хотя после создания ГДР КГБ утверждал, что роль его базы в Карлсхорсте заключалась в проведении операций против ФРГ и других западных стран, а также в обеспечении связи со Штази, он также продолжал следить за событиями в Восточной Германии. ⁶⁰ В 1971 году численность сотрудников разведки, размещенных в Карлсхорсте, не считая офицеров связи, составляла 404 человека, из которых сорок восемь были оперативными сотрудниками, работавшими под прикрытием. Еще сорок семь оперативных сотрудников КГБ были размещены в других местах в ГДР. ⁶¹

Приход к власти в Западной Германии в 1969 году социалистическо-либеральной коалиции Вилли Брандта открыл возможности для разрядки, которыми Москва стремилась воспользоваться больше, чем Вальтер Ульбрихт (фото), стареющий и негибкий неосталинистский лидер Восточной Германии. В отчетах КГБ из Карлсхорста жаловались, что после вторжения в Чехословакию Ульбрихт выдавал себя за самого мудрого и дальновидного государственного деятеля советского блока, подразумевая (вероятно, правильно), что он быстрее Брежнева распознал подрывную природу режима Дубчека. ⁶² Отказ Ульбрихта отречься от приверженности единой “социалистической” Германии сделал его нежелательным для рассмотрения соглашения с Брандтом, впервые предусматривающего взаимное признание ГДР Федеративной республикой. ⁶³

Вилли Штоф	Эрик Хоннекер

К 1969 году, если не раньше, и Вилли Штоф, премьер-министр Восточной Германии, и Эрих Хонеккер, курировавший строительство Берлинской стены, подогревали растущее раздражение Москвы против Ульбрихта на встречах с КГБ и советским послом Петром Андреевичем Абрасимовым. Ульбрихт, по их словам, назвал советский импорт восточногерманского урана по сниженным ценам “разграблением природных ресурсов ГДР”.

Когда Абрасимов (фото) предложил сделать поправку на возраст Ульбрихта (в 1969 году ему было семьдесят шесть лет), Штоф и Хонеккер ответили, что он должен был уйти в отставку в семьдесят лет. ⁶⁴ В 1971 году Ульбрихт был переведен на вновь созданную должность председателя партии, а на посту лидера партии его сменил Хонеккер. В следующем году ГДР и ФРГ официально признали существование друг друга как отдельных государств.

Хотя в руководстве партии продолжались препирательства, главной заботой КГБ было “воздействие идеологии противника на граждан ГДР” через западные передачи и визиты западных немцев. В середине 1970-х годов Центр подсчитал, что “500 000 граждан враждебно относятся к существующей системе, и [западный] противник будет долгое время сохранять базу поддержки в ГДР”. ⁶⁵ Продолжительная операция КГБ под кодовым названием ЛУЧ отслеживала мнения населения и партии Восточной Германии, контакты между восточными и западными немцами и предполагаемые “попытки США и ФРГ нанести ущерб строительству социализма” в ГДР. В 1974 году отдел КГБ Карлсхорста, отвечавший за ЛУЧ, был повышен в статусе до управления. ⁶⁶

Однако большинство разведывательных данных Центра о Восточной Германии поступало от Штази, чья сеть внутренних информаторов была намного больше, чем у КГБ. В ГДР было в семь раз больше информаторов на душу населения, чем в нацистской Германии. ⁶⁷ В 1975 году 65% всех сообщений от служб безопасности советского блока, полученных Центром, поступило от Штази. ⁶⁸

Некоторые из этих отчетов были, по сути, засекреченными восточногерманскими опросами общественного мнения. Например, в ходе опроса заводских рабочих в 1974 году 20,6 процента опрошенных “считали, что дружба с СССР ограничивает автономию ГДР и приносит больше пользы Советскому Союзу, чем ГДР”. Большинство опрошенных, когда их попросили объяснить фразу “достижение власти рабочим классом”, заявили, что не знают, что она означает. Однако некоторые комментарии к этой фразе были охарактеризованы в отчете, направленном в Центр, как “горькие, ранящие и злобные”. Среди них были такие: “Власть рабочего класса хороша [в теории], но какова она на практике?”; “Это просто лозунг!”; и “Справедливость для каждого рабочего, а не только для вновь созданной привилегированной группы!”. Учитывая неизбежную осторожность опрошенных в выражении политически некорректных взглядов, реальный уровень недовольства, вероятно, был значительно выше. Размеры базы КГБ в Карлсхорсте и объем разведывательной информации, поступавшей от Штази, делали Центр менее зависимым от операций ПРОГРЕСС, проводимых нелегалами для получения разведданных из Восточной Германии, чем из остальной Восточной Европы. ⁶⁹

ГЛАВНОЙ ЗАБОТОЙ КГБ в Венгрии была степень еврейского влияния в партии и АVH (венгерском КГБ). Всегда склонный к сионистским и антисемитским теориям заговора, Центр был глубоко обеспокоен нежеланием венгров согласиться в 1969 году на его предложение провести в Будапеште “антисионистскую конференцию прогрессивных евреев, выступающих против политики Израиля” или помочь КГБ в создании антисионистского фильма о сотрудничестве между Гитлером и венгерскими сионистами. “Венгерские спецслужбы, – заключает Центр, – были вынуждены оглядываться через плечо при работе по [анти]сионистской линии, поскольку еврейские националисты в руководстве высших партийных органов с болезненной осторожностью относились к этому сектору работы”. КГБ также с подозрением смотрел на количество евреев в венгерском министерстве внутренних дел, среди которых, как сообщалось, были два заместителя министра, главы Первого и Третьего управлений АVH (отвечавших, соответственно, за внешнюю разведку и наблюдение за внутренней политической оппозицией), глава полицейского управления и глава военной контрразведки. Хуже всего обстояли дела во внешней разведке, где, по подсчетам КГБ, тринадцать из семнадцати начальников отделов были евреями. ⁷⁰

Нелегалы, направленные в Венгрию в рамках операции ПРОГРЕСС в 1971 году под видом западных гостей, были посланы в первую очередь для изучения степени сионистского влияния. Им было поручено сообщить об отношении к Израилю и его торгово-экономических отношениях с Венгрией, о “связях венгерских организаций и отдельных лиц с сионистскими кругами” и о ситуации в Союзе писателей и других “творческих союзах” (где, как считалось, также сильно еврейское влияние). Нелегалов также попросили “выявить антисемитские настроения”, предположительно в надежде, что они обнаружат народное неприятие количества венгерских евреев на высоких постах. Согласно тревожной оценке Центра, “просионистское господство укоренилось в партийных, государственных и общественных организациях”. ⁷¹

В 1972 ГОДУ ОПЕРАЦИИ ПРОГРЕСС были распространены на районы националистических волнений внутри Советского Союза. 4 октября 1972 года Директива КГБ № 150/3-10807 поручила Управлению по борьбе с нелегалами ПГУ изучить настроение населения и деятельность западных туристов в прибалтийских республиках. Анализ отчетов, полученных Центром от АРТЁМА, ФЁДОРОВА, СЕВИДОВА и ВЛАСА, был однаково удручающим. Выдавая себя за западных туристов, все четверо нелегалов отмечали неэффективную администрацию, апатичных рабочих, “просто высиживающих положенные [рабочие] часы, не гордясь своей профессией”, нетерпимость в отношениях между этническими группами и повсеместное пьянство. Однако население прибалтийских республик было “хорошо информировано о событиях на Западе и в Советском Союзе”. Иностранные туристы везли на Запад письма, которые часто писали люди, стремящиеся вступить в браки по расчету с западными гражданами, чтобы получить предлог для эмиграции: “Многие люди обоего пола женятся на этнических евреях, хотя сами они не евреи; их единственная цель – уехать из СССР”. Как это часто бывает при анализе внутреннего диссидентства, главными козлами отпущения стали евреи. Поскольку они “чувствовали моральную поддержку Израиля, США и других западных стран”, они якобы были еще большими бездельниками, чем остальное население – признаваясь нелегалам, что «мы работаем ровно столько, чтобы нас не уволили» ⁷².

По всей Восточной Европе нелегалы, похоже, давали более откровенные и, следовательно, более удручающие оценки общественного мнения, чем отделения и резидентуры КГБ, на которые оказывалось давление, чтобы подготовить лестные отчеты о реакции местного населения на унылые заготовки речей советских лидеров. Даже в Болгарии большинство населения утратило традиционное чувство родства славян с Советской Россией. Согласно одному из отчетов:

Антисоветизм процветает на болгарском телевидении. Хотя он не выражается открыто… но падает на благодатную почву. Так называемые “ролики”, демонстрирующие советские фильмы о Советском Союзе и советской жизни, заставляют население выключать телевизоры”. ⁷³

Когда в 1974 году нелегала ТАНОВА отправили с двухмесячной миссией ПРОГРЕСС в Болгарию под видом западного журналиста, готовящего туристические брошюры, Центр посоветовал ему завоевать доверие болгар, с которыми он общался, даря им подарки. Повсюду он встречал недовольство низким уровнем жизни и вполне обоснованную уверенность в том, что на Болгарию давит Советский Союз, заставляя ее тратить ресурсы на Кубу и других расточительных иностранных друзей, а также на огромную систему полиции и государственной безопасности. С точки зрения Центра, единственным плюсом в мрачном отчете ТАНОВА было то, что болгары слишком боялись DS, своей службы безопасности, чтобы роптать публично. ⁷⁴

ЕДВА ЛИ НЕ САМАЯ УДРУЧАЮЩАЯ разведывательная информация о советском блоке, поступившая в Центр в 1970-е годы, была получена из Чехословакии. Нелегал сообщил об этом после миссии ПРОГРЕСС в 1976 году:

Население страны ненавидит русских. Чехи даже не могут объективно оценить мастерство советских артистов, выступающих на гастролях в Чехословакии. Ниже приводится типичный комментарий: “Может быть, артисты выступают хорошо профессионально, но из-за того, что они русские, я не могу на них смотреть”. ⁷⁵

Строки в пьесах, которые можно было интерпретировать как “негативные аллюзии” на Советский Союз, такие как “Любовь к врагу – это не любовь” в пьесе Горина “Тиль Уленшпигель”, вызывали бурные аплодисменты зрителей. 76

Учитывая народное ликование после поражения чехословацкой команды от российской на чемпионате мира по хоккею 1969 года в Стокгольме, перед чемпионатом мира 1979 года, который проходил в Праге, царила значительная тревога.

Специальная комиссия во главе с одним из ведущих интернационалистов в Президиуме КПКЧ Антонином Капеком (фото выше) пыталась обеспечить хорошее поведение зрителей, вводя различные меры безопасности, организуя распределение билетов среди партийных организаций и проводя так называемую “воспитательную работу” как среди игроков, так и среди зрителей. Большинство усилий оказались тщетными.

На протяжении всего чемпионата, который открылся в конце апреля, Брежнев регулярно получал отчеты как из КГБ, так и из советского посольства в Праге. Они были неутешительными. Независимо от того, с кем играла российская команда, чехословацкие зрители болели за другую сторону и выкрикивали антисоветские оскорбления. Команды США, Канады и Западной Германии, напротив, встретили теплый прием. КГБ сообщил, что проигрыш чехословацкой команды сборной СССР был “холодно встречен” даже Штроугалом и другими министрами в правительственной ложе. После матча высокопоставленные чиновники КПЧ избегали сотрудников советского посольства.

КГБ, однако, удалось предотвратить один потенциально острый конфуз. После матча СССР против Восточной Германии российский игрок, принимавший запрещенные стимуляторы, был вызван на тест на наркотики. Если бы он не прошел тест, что, несомненно, произошло бы, советская победа могла бы быть аннулирована. КГБ с гордостью доложил Брежневу, что “в результате мер, принятых пражской резидентурой”, игрок был освобожден от теста на наркотики. ⁷⁷

В сообщениях КГБ из Праги содержалась жалоба на то, что после победы советской команды на чемпионате мира церемония вручения медалей проводилась на английском и немецком языках без перевода на русский. На последовавшем за этим торжественном приеме русских обходили стороной. Советский флаг был сорван. Даже газета ЦПКЧ “Rudé právo” уделила больше внимания канадской, шведской и финской командам, чем советским чемпионам мира. ⁷⁸

КГБ также был возмущен иногда видимым отсутствием энтузиазма, проявляемым представителями Чехословакии на утомительных официальных торжествах в Советском Союзе. Центр написал гневный отчет о поведении Мирослава Васека (ajnj), главы делегации чехословацкого министерства культуры на девятой конференции министров культуры социалистических стран, состоявшейся в Москве в июле 1978 года. По окончании этого, несомненно тоскливого мероприятия Вашек имел наглость оставить в своем номере в гостинице “Мир” как сувенирную папку конференции, так и серию, вероятно, нечитаемых томов, торжественно врученных ему советским министерством культуры: Ленин: Революция и искусство, Брежнев: Краткая биография”, “Шестьдесят юбилейных лет: Факты и цифры о достижениях культуры и искусства в Советском Союзе” и “Охрана памятников истории и культуры в СССР”. В отчете КГБ утверждалось, что эти ценные вещи были намеренно “брошены, а не просто забыты”. Центр не мог снести такое возмутительное поведение. Полный отчет о нем был направлен как Андропову, так и в отделение связи КГБ в Праге. ⁷⁹

При всем недовольстве КГБ состоянием чехословацкого общественного мнения и разобщенностью  руководства КПЧ, коммунистическому однопартийному государству в Чехословакии в конце 1970-х годов ничего не угрожало.

В начале 1977 года ряд небольших диссидентских групп объединились в “Хартию 77”, которая описывала себя как “свободное, неформальное, открытое сообщество людей разных убеждений, разных вероисповеданий и разных профессий, объединенных стремлением индивидуально и коллективно добиваться соблюдения гражданских прав и прав человека”. В течение шести месяцев Хартию подписали более 750 мужественных людей. Все они подверглись публичной диффамации и преследованиям – от нападений на улице до тюремных сроков и заключения в психиатрических больницах.

Один из основателей, философ Ян Паточка (фото), умер после жестокого допроса в StB.

Всесилие этой службы, чувство бессилия, вызванное в массе населения процессом “нормализации” и присутствием советских войск, лишили “Хартию-77” всякого шанса вернуть массовый энтузиазм, порожденный девятью годами ранее обещанием “социализма с человеческим лицом”. ⁸⁰

По всему советскому блоку восточноевропейские клоны КГБ, подстрекаемые Центром, представляли собой движущую силу в течение десятилетия, последовавшего за Пражской весной, в создании интеллектуально однообразного и выморочного общества.

Вацлав Гавел (фото выше), один из основателей “Хартии 77” (и впоследствии первый президент посткоммунистической Чехии), писал позже об этом периоде:

Я вспоминаю первую половину 1970-х годов в Чехословакии как время, когда “история остановилась”… История была заменена псевдоисторией, с ее календарем регулярно возвращающихся официальных юбилеев, партийных съездов, праздников и массовых спортивных встреч… Тоталитарная власть внесла “порядок” в органический “беспорядок” истории, тем самым лишив эту историю языка. Власть как бы национализировала время. Следовательно, время постигла печальная участь многих других национализированных вещей: оно начало увядать. ⁸¹

Часы, остановившиеся в Восточной Европе с подавлением Пражской весны в 1968 году, должны были запуститься снова десять лет спустя с избранием польского папы.

Примечания к Главе шестнадцатой. Операции «Прогресс». Часть 2.

1. Дубчек, Надежда умирает последней, стр. 225-226.

 2. Министерство внутренних дел существовало как на федеральном, так и на национальном уровне. Таким образом, помимо чехословацкого министра присутствовали чешские и словацкие министры.

 3. Дубчек, Надежда умирает последней, стр. 236-9.

 4. к-20,149.

 5. к-20 189 177.

 6. к-20,154. О Пахмане см. Груби, Fools and Heroes (Дураки и герои), гл. 4.

 7. к-19 643.

  8. Реннер, История Чехословакии с 1945 г., с. 98.

  9. Контактным лицом Якеша в отделе связи КГБ был Г. Славин (имя и отчество в записках Митрохина не записаны; к-19 575).

  10. к-19,552.

  11. к-19 643.

  12. к-19 615.

  13. В записках Митрохина нет полной статистики по чистке силовиков и спецслужб. Однако в 1970 г. из центрального аппарата министерства внутренних дел было уволено 1092 сотрудника и 3 202 человека лишены членства в партии (k-19 551). В течение 1970 года более сотни агентов СТБ перебрались на Запад (k-19,559).

  14. к-19,566.

  15. В отчете отдела связи КГБ в качестве примера полной и откровенной разведки, предоставленной Каской, приводится тот факт, что он «рассказал нам все, что знал о поведении Индры в связи с его визитом в ГДР …» в записях Митрохина нет никаких сведений. дополнительная информация об этом эпизоде ​​(k-19,645).

  16. к-19,555.

  17. к-19 576.

  18. Синицын сообщил, что и Каска, и Гусак хотели дополнительно навести справки о записях КГБ о лицах, «чье поведение в 1968-1919 годах вызывало сомнения»; к-19 587.

 19. Индра рассматривался Гусаком как потенциальный соперник, и его переход в 1971 году с должности партийного секретаря на престижный, но не очень влиятельный пост председателя Национального собрания, вероятно, имел целью ограничить его влияние в КПЧ. Реннер, История Чехословакии с 1945 г., стр. 111-12.

 20. к-19,554.

 21. Калугин, Spymaster, с. 157-8.

 22. к-19,554. О проблемах подсчета итоговой суммы чистки КПЧ см. Кусин, От Дубчека к Хартии 77, стр. 85-9.

 23. к-19,554.

 24. к-19,541. Вероятная дата встречи – апрель 1972 года.

 25. к-16,329. к-19,158. Записи Митрохина не раскрывают подлинной личности ФЕДОРОВА.

 26. к-19 609.

 27. к-19,600.

 28. к-19,601.

 29. Реннер, История Чехословакии с 1945 г., стр. 100-1.

 30. к-19,603.

 31. к-19,606.

 32. к-19,62.

 33. к-19,68.

 34. к-19,62,92,643.

 35. Кусин, От Дубчека к Хартии 77, с. 194.

 36. Дубчек описывает свою слежку и преследование со стороны СТБ в книге «Надежда умирает последней», гл. 29.

 37. т-7 272 297. Дубчек в своих воспоминаниях об этом эпизоде ​​не упоминает.

 38. к-19,330.

  39. к-19,75.

  40. к-19,77.

  41. к-19,76.

   42. Команда КГБ, направленная в Чехословакию «для помощи в расследовании дела Громана на более высоком профессиональном уровне», состояла из Фабричникова А.А. и Пахомова В.А. из Второго главного управления, а также «других сотрудников Следственного управления КГБ». В ходе расследования Билак утверждал, что Громан «был в тесном контакте со Штроугалом». к-19,67. О последующем судебном разбирательстве по делу Громана см .: Former Prague Minister on Spying Charge («Бывший пражский министр отвечает на обвинение в шпионаже»), The Times (5 января 1977 г.); Viele Mitarbeiter des BND haben Angst vor Verrat (Многие сотрудники BND опасаются предательства), Die Welt (27 января 1977 г.).

 43. к-19,77.

 44. т-7 263 280 281. к-19,451.

 45. Вероятно, главным источником информации об активных мерах Мочара против Герека и его подстрекательстве к большей части руководства ПОРП в КГБ был Шлачич, впоследствии министр внутренних дел Польши. т-7 243.

46. ​​Анализ протестов декабря 1970 г. см. В: Курчевский, The Resurrection of Rights in Poland (Воскресение правых в Польше), гл. 5.

 47. к-19 333.

 48. к-19,322.

 49. Крэмптон, Восточная Европа в двадцатом веке, стр. 359-60.

 50. Т-7 243.

 51. Другими объектами культивирования, возложенными на БОГУНА, были В. Климчак (не идентифицирован); экономист Г. Новаковский; писатель К. Буш, названный «лидером краковской интеллигенции»; и С. Козинский, фотограф, имеющий «связи в партийно-государственном аппарате» (к-19 415). Связь, установленную БОГУНОМ с Бардецким, позже продолжил нелегал ФИЛОСОВ. Подобно другим жертвам операций ПРОГРЕСС, Бардецкого нельзя винить в том, что он разговаривал с западными посетителями, которых он не мог идентифицировать как нелегалов КГБ.

 52. В дополнение к семи нелегалам, использовавшимся для операций в Восточной Германии, другие базировались там, но действовали в других местах. к-19,399,415.

 53. В записях Митрохина не указываются конкретные цели отправленных в Болгарию нелегалов.

 54. Крэмптон, Eastern Europe in the Twentieth Century, (Восточная Европа в двадцатом веке), стр. 354-5.

 55. к-19 487.

 56. к-19,455.

 57. к-19 415 456.

 58. Крэмптон, Восточная Европа в двадцатом веке, стр. 350-2.

 59. к-16 273; к-19,429. В записках Митрохина нет подробностей о содержании отчетов.

 60. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 359-60.

 61. к-19,287.

 62. к-19,264.

 63. Крэмптон, Восточная Европа в двадцатом веке, стр. 357-8. Гартон Эш, Во имя Европы, стр. 77.

 64. к-19,264.

 65. к-19 270.

 66. Т-7,264.

 67. Чайлдс и Попплуэлл, Штази, стр. 82. В досье КГБ, по всей видимости, за период 1976-77 гг, общая численность сотрудников Штази составляет «более 60 000» (k-19 271). Это согласуется с документами в архиве Гаука [Штази], в которых зафиксировано увеличение с 59 500 в 1975 году до 75 000 в 1980 году.

 68. к-19 273.

 69. Т-7,184.

 70. к-19 430.

 71. к-19,458.

 72. к-27,78.

 73. к-19 627.

 74. к-27 243.

 75. Т-7,94.

 76. к-19,209.

 77. к-26,162. В досье КГБ по инциденту с проверкой на наркотики указан соответствующий советский игрок, но, поскольку он никогда не проходил проверку, было бы несправедливо упоминать его имя.

78. к-26,162.

 79. к-19,235.

 80. Кусин, От Дубчека к Хартии 77, стр. 304-25; Реннер, История Чехословакии с 1945 г., стр. 128–47; Крэмптон, Восточная Европа в двадцатом веке, стр. 384.

 81. Цит. По: Реннер, История Чехословакии с 1945 г., стр. 102.

XIII

Многоэтажные дома на вечной мерзлоте

Я не за сладенько робких маниловых
в их благодушной детскости.
Я за воинственных, а не молитвенных
идеалистов действия!
За тех, кто мир переделывать взялся…

Е.Евтушенко. Ходоки идут к Ленину

Русские – тонкие ценители холода. Они наслаждаются наступлением зимы, когда снег мистическим образом преображает тусклые лица городов типа Москвы в светлый и приятный, полный достоинства облик, посыпав крыши домов и подоконники свежим слоем белой отделки, в которой они, впрочем, нуждаются в любое время года. Я сам приветствовал приход зимы, с её непродолжительным, но ослепительно ярким сиянием солнца, изумительно лазурными небесами и чистым бодрящим холодом, несущим избавление от дождливой и мрачной осенней пелены.

Однако мне понадобилось предупреждение, чтобы я не обманывался фальшивым приходом зимы. Когда я, изумлённый в мою первую зиму тем, что в середине октября выпал снег двадцати сантиметровой толщины, написал о раннем наступлении зимы, Иван Гусев, наш водитель, сообщил мне о старой крестьянской примете – настоящая зима приходит после третьего снегопада, а первый вообще не стоит принимать всерьёз. Конечно же, эти 20 сантиметров превратились в жуткую слякоть, а потом сошли на нет. То же самое было и со вторым снегопадом. Когда снег выпал в третий раз, то выросли сугробы, на тропинках он утрамбовался и весело скрипел под каблуками пешеходов, а на окнах, надёжно законопаченных на зиму с начала ноября до конца апреля, появились причудливые узоры.

Во нашем дворе водители, словно собравшись на консилиум, ковырялись в громоздких моторах и со смехом заливали драгоценную водку в радиатор одной машины, которая каким-то образом избежала более современной профилактики.

Отступление переводчика. На сей раз не личностное, а по ходу событий. Мне представляется, что ни один русский в здравом уме не зальёт в радиатор “драгоценную водку” именно потому, что она действительно драгоценна. Шоферюги могли просто разыграть автора, налив, допустим, простой воды или антифриза в бутылку из-под водки.

Смакуя первый морозец, они, случалось, спрашивали: «Skolko gradusov?» Когда наступает настоящая зима, русские не спрашивают о температуре вообще. Вопрос всегда включает градусы и само собой разумеется, что ниже нуля. Другой шофер тогда с довольным видом, как какой-нибудь дикий зверь, втягивал воздух в ноздри, словно стараясь унюхать аромат первых весенних цветов, затем выдавал свой приговор, и все сравнивали его с информацией утренних газет.

XII

Вторая мировая война была вчера

«Прошлое России было удивительно, настоящее более чем великолепно, а будущее превзойдёт всё, что может себе представить воображение самое смелое: вот с какой точки зрения должно рассматривать и писать русскую историю».

Князь Александр Бенкендорф, шеф тайной полиции. 1830-е годы.

За обеденным столом Бена Левича [1] нас сидело восемь человек, и мы говорили все разом. Родственники Бена высказали так много жалоб на нынешнюю московскую жизнь, что я намеренно сменил тему разговора, спросив, какой же период жизни в России был наилучшим. В разговоре возникла пауза. Розовощёкий Бен, круглое лицо которого постоянно светилось ребяческим задором и интересом к жизни, сквозившими в глазах навыкате, несмотря на то, что ему уже было под шестьдесят, задумался над вопросом. В качестве видного учёного он преуспевал при советской власти до подачи документов на выезд в Израиль, и всё ещё мыслил с позиции еврея, давным–давно ассимилировавшегося, вошедшего в истеблишмент и ведущего комфортабельную жизнь.

«В каком отношении наилучший, – переспросил он, выкатив глаза. – в моральном, материальном?»

«Вам решать». – пожал я плечами.  Прошла минута или две, прежде чем он ответил.

«Лучшим временем нашей жизни, – наконец проронил он, – была война».

Его ответ, естественно удивил меня и других. Бен слегка улыбнулся, очевидно довольный тем, что поставил нас в тупик своим ответом. Советские люди ассоциируют Вторую мировую войну с такими потерями и страданиями, что ошеломление ответом Бена было вполне понятным. К тому же мы находились в компании скептиков, которые не стали бы повторять или одобрять ни одно клише советской пропаганды, особенно победу в войне, постоянно используемую с этой целью.  

Почему они не останутся в деревне

Деревни, деревни, деревни с погостами,

Как будто на них вся Россия сошлась…

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина –

Не дом городской, где я празднично жил,

А эти проселки, что дедами пройдены,

С простыми крестами их русских могил.

Константин Симонов

Василий Починков редкий для советской системы человек. Его работой является продвижение частного предпринимательства.

Когда я вошёл в его контору на втором этаже здания такой же величины, как Мэдисон Сквер Гарден [1], дородный мужчина в белом халате поверх костюма, похожий в таком одеянии на аптекаря, встал из-за стола мне навстречу. Больше часа мы проговорили с ним о бюджете и прибылях, о сдаче в аренду десятитонных грузовиков, о складских помещениях и проверках санэпидстанций, о том, как арендуются торговые места и выдаётся спецодежда, о ценообразовании и размещении в московских гостиницах приезжающих торговать из Молдавии, Центральной Азии, Азербайджана, Грузии, Белоруссии, и иногда из Латвии и Литвы. Потом он повёл меня показывать своё хозяйство.

Починков – директор Черёмушкинского колхозного рынка (снимок рынка в Черемушках в 1970е годы), одного из 30 в Москве и 8000 по всему Советскому Союзу, где крестьяне могут законно, на миллиарды рублей и по ценам свободного рынка, в отличие от всей остальной страны, продавать продукцию своих скромных садов и огородов, а также мясо и птицу, выращенные в собственном хозяйстве.

Эта книга основана на материалах, полученных благодаря беспрецедентному и неограниченному доступу к одному из самых секретных и тщательно охраняемым архивов – архиву внешней разведки КГБ Первого главного управления (ПГУ). До сих пор нынешняя российская СВР (Служба внешней разведки), пребывала в полной уверенности в том, что подобная книга не может быть написана.

Когда немецкий журнал Focus сообщил в декабре 1996 года о том, что бывший офицер КГБ перебежал в Великобританию с “именами сотен русских шпионов»”, Татьяна Самолис (фото), пресс-секретарь СВР, мгновенно высмеяла всю эту историю как “абсолютную чушь”. “Сотни человек! Такого просто не может быть!” – заявила она. “Любой перебежчик мог знать имя одного, двух, возможно, трех агентов – но уж никак не сотен!”¹

Факты, несмотря на опровержение СВР, на самом деле гораздо более сенсационны. Перебежчик, бывший сотрудник КГБ, привез с собой в Великобританию сведения не о нескольких сотнях, а о тысячах советских агентов и офицеров разведки, работающих по всему земному шару. Некоторые из них были “нелегалами”, живущими под глубоким прикрытием за границей и выдающими себя за иностранных граждан. Никто из тех, кто шпионил для Советского Союза в любой период между Октябрьской революцией и кануном эпохи Горбачева, не может быть уверен в том, что его или ее секреты по-прежнему в безопасности. Когда Секретная разведывательная служба Великобритании (СИС) вывезла перебежчика из России в 1992 году, с ним выехали шесть чемоданов с подробными записями о совершенно секретных досье КГБ начиная с 1918 года, которые он делал почти ежедневно в течение двенадцати лет, до своего ухода на пенсию в 1984 году. Их содержание было описано американским ФБР как “наиболее полные и обширные разведданные, когда-либо полученные из какого-либо источника”.

Заявы на переводы всякие – лично, по телефону, видео-конференции, письменные, сыпятся, как из рога изобилия.

По счастью это совпало с повышением наших ставок с 35 до 41 доллара в час. Минимум оплачивается как два часа. То есть меньше 82 луней не получишь, даже если приехал на 15 минут. Если отменили позже чем за 48 часов – та же история. Деньги пойдут на счёт.

Но я собственно, не об этом хочу рассказать.

Был я тут 19 (и 20) декабря 2022 года на переводе в Еврейской больнице, в клинике внешней психиатрии. О чём даже соорудил видео. Нет худа без добра, обнаружил, что в носу надо волосятину постричь. Машинка такая у меня есть.

Работал я почти два часа, с дорогой и все пять, но работать я люблю и охотно беру заявки на выезд. Ведь как ни крути, каждый новый перевод – это встреча с новыми судьбами, как правило, к сожалению, столкновение с несчастьем, порой горем ближнего. На счастливые события меня ведь не зовут. С натяжкой положительными моментами можно считать переводы с малышами и их родителями для местных логопедов. Но даже и они далеко не все приносят приятные минуты.

Но опять же, не об этом речь и о клиентах я ничего почти не рассказываю. Этический кодекс переводчика не позволяет. Даже если я лпущу имена или заменю их на другие, русскоязычный мир Монреаля настолько узок, что меня, весьма популярного блогера в Канаде, клиент узнает.

А речь пойдёт о “социальной” рекламе в монреальском метро.

На прошлой неделе, думаю, дело было во вторник, я ездил переводить в Верден.

Приехал немного заранее, клиенты опоздали, поэтому сидел в верденской дирекции по защите молодёжи.

На ТВ в фойе играли в футбол.

Мне было совершенно пофигу, кто с кем играет, поэтому, когда картинка пропала, я нисколько не расстроился.

Расстроился китаец, который был в одном предбаннике этого заведения со мной.

Во всяком случае, я принял его за китайца. Он был в маске, я тоже, так что судить я мог только по глазам. Вы знаете, почему китайцы раньше белых засыпают? Да, вы очень проницательный человек, им легче и быстрее закрывать глаза.

Роман Дж.Д. Сэлинджера переводили на русский язык Р.Я. Райт-Ковалева, С.А. Махов и М. Немцов. В 1960 г. Р. Райт-Ковалева, переводя роман, дала ему название «Над пропастью во ржи». Л. С. Кустова в 1964 г. отметила, что «все критики признали перевод прекрасным», а К.И. Чуковский в одной из своих последних статей даже поставил Р. Райт-Ковалеву «в первые ряды мастеров перевода». Произведение Сэлинджера «Ловец во ржи» весьма трудно для перевода, поскольку в нем есть особая интонация, которую Л. С. Кустова называет лирически взволнованной и доверительной. Дело в том, что герой романа Холден Колфилд непосредственно обращается к читателю, а Р. Райт-Ковалевой удалось передать ритм этих обращений, который обычно создается «порядком слов, композицией целого отрывка текста, логическими ударениями, пунктуацией», а не только лексикой и синтаксисом. Переводчица при этом строит короткие фразы с совершенно четкими логическими ударениями. А ритм перевода в соединении с интонацией как раз и воспроизводит особый сэлинджеровский стиль. Колорит романа «Ловец во ржи» – то радостный, то грустный и мрачный и т.д. Переводчица Р. Райт-Ковалева воссоздает колорит оригинала, но иногда добавляет и свой текст. Так, когда у Сэлинджера сказано, что номер, в котором поселился Холден Кол-филд, был «унылый» («crumby»), то Р. Райт-Ковалева добавляет еще, что «он тоску нагонял», чего в английском тексте нет).

Л. С. Кустова очень хвалит литературный вкус переводчицы, но при этом замечает, что английское выражение «на каждого» («apiece») она переводит по-разному: «с носа», «на брата», т.е. передает отнюдь не только смысл, но и эмоциональное состояние рассказчика Холдена. Английские идиомы, фразеологизмы и образные выражения Р. Райт-Ковалева переводит при помощи разговорных русских оборотов, которые, конечно, не соответствуют американской жизни. Это и «как паровоз», и «собаку съел», и «ума палата», и «пьян как стелька», и «хлебом не корми», и «в глаза не видел», и «завел волынку» и проч. Автор статьи о переводе «Ловца во ржи» на русский язык Л. С. Кустова считает, что такие выражения до какой-то степени нарушают сэлинджеровский стиль. Правда, она полагает, что если вместо «shake hands», т.е. «пожимать руки», написано «протягивать два пальца», то это «точно характеризует персонаж и ситуацию».

Р. Райт-Ковалева любит русские презрительно-уменьшительные слова и суффиксы -ишк-, -ашк-, -яч-к- и часто употребляет их: «старикашка», «чемоданишко», «толстячки». Выражения с числительными даются в русском клишированном варианте. Если в оригинале «в девяностый раз», то в переводе это звучит как «в сотый раз», английское «прошла вечность» превращается в «сто лет не виделись», а «миллион причин» – в «по тысяче причин» и т.д. Английское «three cartons that day» («три пачки в тот день») в романе точно указывает, сколько именно папирос в день было выкурено, а в переводе получилось некорректное «сто пачек в день».

Особое внимание автор статьи о переводе Р. Райт-Ковалевой «Ловца во ржи» уделяет «живописному жаргону», на котором изъясняется Холден Колфилд. Жаргонных словечек у него не столь уж много, не более десятка. А «творческая палитра» переводчицы значительно шире, пишет Л.С. Кустова. Так, слово «terrific», имеющее значение «ужасающий, страшный», (неверно. Основное значение слова в американском английском – потрясный, клёвый, отличный и т.п. прим. перев. А. Николаева) в переводе получило 14 вариантов. Вульгарное проклятие «goddam» либо вообще не переводится, либо передается подбором других слов. Л. С. Кустова приводит около 20 вариантов такого «перевода». Слова «crazy» («сумасшедший») и «phony» («подлый», «притворство», «лицемерие»), выражения «it killed me, it knocked me» («с ума сойти») в переводе имеют также множество вариантов. Л. С. Кустовой не нравится употребление переводчицей слова «свинство», аналогичного которому в лексиконе Холдена в английском тексте не имеется. Для слова «bastard» («ублюдок») переводчица нашла более 20 различных вариантов. То же касается и ругательства «ass» («зад»), перевод которого во многих случаях Л. С. Кустова считает редактированием.

Подробный анализ лексики героя романа «Ловец во ржи» показывает, что в его речи не столь уж много сленговых словечек, замечает Л. С. Кустова. Она добавляет, что, судя по переводу, их должно было бы быть гораздо больше. В связи с этим манера сэлинджеровского письма в переводе несколько изменилась, причем еще и потому, что в русский текст то и дело вкраплены небольшие добавления, которых нет в английском тексте (отсебятина – очень серьёзная ошибка, за которую переводчика надо гнать из профессии в жопу мешалкой – прим. перев. А. Николаева) . И, напротив, в эпизоде с мистером Антолини, который гладит по голове спящего Холдена, не переведена та часть фразы текста, в которой говорится, что Холдену то и дело приходилось встречать гомосексуалистов.

Вообще, собственная манера письма Р. Райт-Ковалевой очень сильно ощущается в переводе, считает Л.С. Кустова, отчего Сэлинджер порой перестает быть Сэлинджером. Переводчица внесла в перевод много своего (то есть перестала быть переводчицей а попыталась стать графоманкой – А. Николаев), но, так как она – мастер талантливый и искусный, обнаружить это не так просто. Обнаружить это проще простого – достаточно знающему даже посредственно английский положить рядом оригинал и перевод и voilà – дело в шляпе. Только вот купить оригинал в СССР той поры было практически невозможно. Прим. А. Николаева). Порой она употребляет более сильное слово, чем в оригинале, а в одном случае вставляет в предложение слово, которого вообще нет у Сэлинджера. Речь, в частности, идет о слове «пропасть» из эпизода с ловлей детей во ржи. Оно появилось и в названии русского перевода романа – «Над пропастью во ржи». Автор статьи Л.С. Кустова считает, что у Р. Райт-Ковалевой абсолютно не было никакого основания вставлять слово «пропасть» там, где писатель имеет в виду лишь «страшный овраг», да еще выносить это слово в название произведения.

Каламбур «Бизоны из Барбизона» (21, с. 160) придуман Р. Райт-Ковалевой, у Сэлинджера его нет. В эпизоде с мистером и миссис Антолини говорится о «Buffalo friends of Mrs. Antolini’s… Some buffaloes». Имеются в виду жители американского города Буффало, а не французского города Барбизон, местечка под Парижем. А в США города Барбизон нет. Можно найти в переводе и другие мелкие неточности, но в целом Л. С. Кустова считает, что перевод талантливый и выполнен на высоком художественном уровне, ибо переводчица сумела донести до читателя эмоциональность и поэтичность романа Сэлинджера.

Спустя десять лет после кончины Р.Я. Райт-Ковалевой, в 1998 г. в московском издательстве «Аякс Лтд.» вышел новый перевод произведений Сэлинджера (переведен не только роман «Ловец во ржи», но и сборник «Девять рассказов»). В этом издании привычная фамилия Сэлинджер изменена на: «Салинджер». В аннотации сказано, что книга выпущена в оригинальной редакции переводчика С.А. Махова. В предисловии Сергей Махов замечает, что многогранность произведения американского писателя (Махов называет роман «повестью») отражена в том названии, которое он дал роману «Ловец во ржи»: «Обрыв на краю ржаного поля детства». Переводчик С. А. Махов считает положительным фактом то, что он «напичкал языковой поток словечками и выраженьицами ученическими, тусовочными и даже блатными и матерными». При этом он объясняет, что стремился, чтобы воздействие его перевода на современное российское юношество совпало с тем, какое в начале 50-х годов прошлого века производил на американскую молодежь подлинник романа «Ловец во ржи». Текст Риты Райт-Ковалевой переводчик Сергей Махов оценивает отрицательно, именует его «женским», «совковым», «поднадзорным», называя этот текст вовсе не той книгой, «которую написал Салинджер». Как видим, изменение буквы в фамилии американского писателя в русском издании отнюдь не является у переводчика С. А. Махова случайным.

Известная советская переводчица и литературный критик Нора Галь (1912-1991), которая читала перевод в рукописи, полагала, что само название, которое решил дать предпринятому им переводу «Ловца во ржи» С. Махов, вопиет о совершенном его непрофессионализме. Такое тяжеловесное разжевывание образа Холдена Колфилда, считала Н. Галь, уместно лишь в комментариях, но отнюдь не в переводе названия художественного произведения. Помимо всего, в придуманном С. Маховым названии «Обрыв на краю ржаного поля детства» имеется недопустимое нагромождение родительных падежей. Александра Борисенко тоже называет перевод С.А. Махова неудачным. Это была первая попытка заново перевести роман, причем, по определению А. Борисенко, реакция на этот перевод «оказалась необычайно бурной». Когда вышла статья А. Борисенко (2009), в Ставрополе уже была опубликована книга Дениса Петренко о переводах на русский язык знаменитого романа Сэлинджера, в которой рассматриваются переводы Р.Я. Райт-Ковалевой и С.А. Махова. В монографии анализируются не только переводы, но и особенности повествования в романе Сэлинджера «The Catcher in the Rye». Д.И. Петренко считает, что язык романа обусловлен эпистемологической ситуацией середины XX в., т.е. ситуацией в теории познания. В тексте романа отражаются основные идеи науки, философии и литературы середины прошлого века. Во-первых, это теория относительности и принцип дополнительности. Когда А. Эйнштейн создал теорию относительности, он «разрушил существовавшие в картине мира Нового времени представления об абсолютном пространстве и времени». Принцип дополнительности, сформулированный Нильсом Бором, требовал описания физического объекта во взаимоисключающих, дополнительных характеристиках, т. е. дополнительного способа описания в самых различных сферах познания.

Во-вторых, это экзистенциализм, который пришел на смену позитивизму. Ж.-П. Сартр считал, что экзистенциализм главным образом оперировал такими понятиями, как «тревога», «заброшенность» и «отчаяние». Наконец, в художественной литературе (причем особенно в американской прозе) «возникает образ изолированного от общества человека», идея отчуждения. Холден Колфилд у Сэлинджера напоминает экзистенциального «постороннего человека», который испытывает «желание одновременно и отделиться, уйти от людей, и найти понимание среди окружающих». Он, наподобие «абсурдного человека у экзистенциалистов», обретает силы жить не столько без надежды, сколько с поисками духовной и нравственной опоры.

Говоря о переводе на русский язык романа Сэлинджера переводчицей Р.Я. Райт-Ковалевой, Д.И. Петренко прежде всего отмечает, что текст романа передан на нормативном русском языке. Дело в том, что американский текст перегружен ругательствами. Переводчица стала искать «русские слова» на замену. Так, для вульгарнейшего американского выражения, означающего совокупление (fuck), Р. Райт-Ковалева отыскала русское просторечное слово «похабщина». Английское выражение «to give someone the time», связанное с представлениями о половом акте, Р. Райт-Ковалева переводит словом «спутаться», которое, согласно «Словарю русского языка» АН СССР, только в четвертом словарном значении содержит намек на интимную связь. Итак, в русской интерпретации Холден Колфилд «обладает нравственной чистотой, проявляющейся в том, что в описании тем, касающихся отношений между полами и отклонений в сексуальном поведении, он уходит от подробностей, способных смутить читателя».

К.И. Чуковский писал, определяя творческий метод переводчицы Р. Райт-Ковалевой, что точности перевода она добивается не путем воспроизведения слов, а посредством воспроизведения «психологической сущности каждой фразы» – (Что это за зверь, Чуковский, конечно не разъяснил. И понятно почему. Это – пустые ничего не значащие словеса. Хотя бы потому, что совсем не каждая фраза “психологически сущностна”. Например, просто на вскидку, Холден говорит – I forgot to tell you about that (Забыл сказать). Что тут психологичного? А таких фраз не сотни, а тысячи – прим. перев. А. Николаева)

В главе 15 Холден Колфилд говорит о своей подруге Салли, что она начитанна, что много знает о театре, пьесах, литературе и «all that stuff», т.е. дряни, чепухе. В переводе Р. Райт-Ковалевой эта часть предложения опущена. Тут сказано: «Она ужасно много знала про театры, про пьесы, вообще про всякую литературу». Д.И. Петренко замечает, что слово «всякий» обычно имеет в русском языке нейтральный характер. Лишь только в выражении «ходят тут всякие» оно приобретает неодобрительный смысл. А слово «всякий» как местоимение не может быть использовано с «окраской неодобрения». В главе 18 Холден говорит о романе Хемингуэя «Прощай, оружие!», что это «a phony book», т.е. «фальшивая книга». Но в переводе Р. Райт-Ковалевой Холден говорит не о книге Хемингуэя, а о герое книги лейтенанте Генри. При этом ценность произведения «Прощай, оружие!» в целом сомнению не подвергается.

Наиболее общей характеристикой перевода Р. Райт-Ковалевой является, по мнению Д. И. Петренко, весьма частая операция по сокращению количества сниженной лексики. Переводчица редуцирует сниженную лексику, дает ее пересказ. Когда в главе 19 говорится, как репетитор-старшеклассник Холдена задавал неприличный вопрос и этот вопрос цитируется, в переводе Р. Райт-Ковалевой сказано просто: «трепался бог знает о чем».

В тексте перевода имеется много преобразований и добавлений. Д. И. Петренко также приводит главные из этих добавлений. Речь идет о слове «пропасть», которое появляется в эпизоде с ловлей детишек во ржи в разговоре Холдена с учителем Антолини и, конечно же, в названии романа «Над пропастью во ржи». «Давая роману такое название, повторяя слово “пропасть” в тексте перевода, Р. Я. Райт-Ковалева углубляет трагизм романа, подчеркивает романтические черты героя». Д.И. Петренко называет целый ряд преобразований в переводе Р. Райт-Ковалевой: пропуск лексемы, использование эвфемизмов, замена сниженных лексем словами более широкой семантики (хоть и сниженного стиля), замена сниженной лексемы нейтральной, замена разговорной формы грамматически правильной, редукция предложения или части предложения, изменения в системе диалога и др. Если в романе сказано «goddam hint», в переводе Р. Райт-Ковалевой остается только слово «намек». Во фразе «David Copperfield kind of “crap”» «crap» значит «дерьмо», а в переводе стоит слово «муть». Глагол «puke», имеющий значение «рвать, тошнить», также переводится более изысканно – «мутить».

Вульгарные слова переводчица, как правило, заменяет эвфемизмами, стилистически сниженное выражение «get your lousy knees off my сhest» («убери свои мерзкие колени с моей груди») переводится всего лишь как «Пусти, дурак». Словосочетание «a lousy vocabulary» («мерзкая лексика») заменяется аккуратным «не хватает слов». Ругательство «my ass» получает вид «тоже сравнили». А предмет «jock strap», представляющий собой мешочек для защиты мужских гениталий при занятиях спортом, в переводе оказывается «шнурками от ботинок».

Разговорные выражения переводятся литературно. Например, «Ya like it» – «Нравится?» Часто выбрасывается, т.е. редуцируется либо целое предложение, либо часть сложного синтаксического целого. Так, в главе 10 Холден рассказывает, что оркестр Бадди Сингера исполнял песню, и добавляет: «It’ s a swell song» («Это шикарная песня»), а в переводе это предложение опущено).

Опущение важного элемента оригинала в переводе – ещё одна серьёзная ошибка, аз которую на переводческих факультетах зверски снижают балл. Прим. А.Николаева – выпускника перев. фак-та Монреальского ун-та)

Оценивая перевод Р. Райт-Ковалевой текста романа Дж.Д. Сэлинджера, Д. И. Петренко приходит к выводу о том, что переводчица преобразовывала текст, дабы гармонизировать его, что она «трансформировала языковой статус текста романа сообразно со своими языковыми предпочтениями, а также под влиянием цензуры, царившей в СССР в тот период».

Что касается перевода С. А. Махова, у которого роман «Ловец во ржи» получил название «Обрыв на краю ржаного поля детства» (1998), то в нем широко использован жаргон российских подростков, отчего текст оказался перегруженным ненормативной лексикой и стал дисгармоничным, по мнению Д.И. Петренко. Но если перевод Р. Райт-Ковалевой производился в эпоху тоталитарного режима в СССР, то перевод С. А. Махова осуществлялся в ситуации постмодерна конца ХХ и начала XXI в. В предисловии переводчик сообщает, что он работал над «Ловцом во ржи» почти десять лет, и что он считает абсолютно необходимым переводить уже ранее переведенное. В процессе перевода С.А. Махов «постоянно спорит и состязается с Р.Я. Райт-Ковалевой». В тексте его перевода Д. И. Петренко находит целые предложения, заимствованные из перевода Риты Райт-Ковалевой, а также отдельные словосочетания. С другой стороны, все личные имена и названия у С. Махова иные. Это не только «Салинджер», но и «Акли» вместо «Экли», «Страдлейтер» вместо «Стрэдлейтер», «Пенси» вместо «Пэнси» и проч.

В основе перевода С. А. Махова лежит «риторическая операция добавления». Это и избыточное применение ненормативной лексики (даже если ее нет в оригинале), а также синтаксические расширения фразы и ненужный пересказ оригинала. Д. И. Петренко приводит целый ряд примеров. Так, используется жаргон московских подростков посттоталитарной России или то, что С.А. Махов считал таковым. Это «халдей», «сударь», «чудо-юдо», «бабки», «рыдван», «кореш», «разборки», «предки», «тачка», «рваный» (т.е. рубль) и т.д. Сленг, или сниженная лексика, как бы расширяет внутреннюю структуру текста. Если у Сэлинджера «you fall half in love with them», то С. Махов пишет «ты уже почти втюрился»; «girls» именуются «мочалками»; «let’s get out» звучит как «давай-ка сваливать», а «pick up» – это «хапнуть». Когда Холден забыл в метро экипировку команды фехтовальщиков, о которой говорится «equipment», то в переводе С. А. Махова выясняется, что он забыл «барахло». Выражения «kept telling» и «kept saying» (т. е. «повторял») обретают вид «талдычил» и «долдонил», а «it was cold» – «холодрыга». Расширение фразы Д.И. Петренко находит в эпизоде, когда Холден Колфилд говорит о своем брате Д.Б., что он проституирует в Голливуде. У С. Махова это – «продается, как девка, всяким жучилам». Выражение «it got on your nerves», т.е. «действовало на нервы», переводится как «охренительно давит на мозги», а «that’s a professional secret» становится оборотом «не твое собачье дело». Подобных примеров Д.И. Петренко приводит много.

Завершая раздел об особенностях перевода Сергеем Маховым романа «Ловец во ржи», Д.И. Петренко пишет: «Перевод С.А. Махова демонстрирует приемы, как правило, противоположные тем, которые использовала Р.Я. Райт-Ковалева. «Обрыв на краю ржаного поля детства» можно рассматривать как эксперимент с текстом романа Дж.Д. Сэлинджера “The Catcher in the Rye” и переводом Р. Я. Райт-Ковалевой. В результате названных операций текст перевода С.А. Махова стал перегруженным, трудным для чтения. Он отображает новый постмодернистский подход к переводу, когда в одном тексте существуют различные типы текстов».

Новый перевод Максима Немцова «Ловец на хлебном поле» (2008) вызвал рецензии в средствах массовой информации, споры в Интернете, а также противоречивые высказывания читателей на сайтах книжных магазинов. При этом А. Борисенко, например, указывает, что большинство авторов этих отзывов вовсе не читали перевода М. Немцова. Они обсуждали другую проблему: «Можно или нельзя переводить Сэлинджера после того, как это уже сделала великая переводчица Рита Райт-Ковалева». Многие склонялись к тому, что от М. Немцова ничего хорошего ждать не приходится, но были и такие, которые говорили: «Давно пора!».

А. Борисенко вспоминает, что в советское время зачастую имелось несколько перепереводов одного и того же произведения. Так, насчитывается более 20 русских переводов «Алисы в Стране Чудес» Льюиса Кэрролла. Существует также множество переводов пьес У. Шекспира, но только два перевода «Гамлета», сделанных М. Лозинским и Б. Пастернаком, считаются каноническими, классическими. А. Борисенко также пишет, что в свое время М. Гаспаров (1935-2005) утверждал, что разные эпохи и разные читатели требуют разных переводов. Да и в Европе такая практика вполне естественна. Так, существует более дюжины переводов на английский язык романа Л. Н. Толстого «Война и мир», причем только за последние несколько лет вышло три новых перевода. На вопрос «Появился ли настоящий русский Сэлинджер?» A. Борисенко отвечает отрицательно. Она пишет: «Нет. Настоящий Сэлинджер по-прежнему написан по-английски. У старика невозможно выиграть. Как с наперсточником: и шансов нет, и уйти нельзя».

Виктор Топоров писал свою статью о том, что перепереводы убивают литературную классику, когда Сэлинджер еще был жив. Это было в 2008 г., когда только что в издательстве «Эксмо» вышло «Собрание сочинений» американского писателя, содержащее роман, повести о Глассах и рассказы в переводах Максима Немцова. В. Топоров четко определил свою позицию: «При полном отсутствии языкового чутья (тоже пустой термин, на мой взгляд, который никто не может чётко определить. Переводчик не собака, он должен знать, а не “чуять” – прим. А.Николаева). Немцов перепереводит классический перевод Риты Райт». В России творчество Дж.Д. Сэлинджера составило целую эпоху. Вот почему выход произведений американского писателя в новом переводе был воспринят как сенсация, пишет критик и даже приводит большую цитату из немцовского переперевода, в котором использованы русские неприличные слова. Критик сравнивает этот текст с аналогичным текстом перевода Р. Райт-Ковалевой, в котором таких слов, конечно же, не имеется. Впрочем, с позицией B. Топорова не согласна А. Борисенко.

В. Топоров напоминает аналогичный случай, когда был получен грант на переперевод романа колумбийского писателя Габриеля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества» (1967), в котором реальная история Колумбии показана как сатирическая фантасмагория. Уже существовал безукоризненный перевод этого романа. Отрабатывая грани, новая переводчица заменила два неприличных слова, а «в силу собственно творческой косорукости – безнадежно испортила все остальное». В. Топоров полагает, что Р.Я. Райт-Ковалева несколько гармонизировала сэлинджеровского Холдена Колфилда, «несколько смягчила на стилистическом уровне несомненно присущую герою-рассказчику неврастению на грани патологии». Однако критик считает, что именно благодаря этому Холден Колфилд стал «своим» для российской молодежи. Называя роман Сэлинджера «повестью», В. Топоров возмущен тем, что М. Немцов дал произведению название «Ловец на хлебном поле». Он полагает, что М. Немцов не знает, что в русском языке нет никакого «хлебного» поля. «Есть ржаное и пшеничное; есть хлебный квас, есть хлебное вино – водка, а вот хлебного поля нет». Не нравится В. Топорову и слово «ловец» в названии перевода М. Немцова, он считает, что в русском языке есть только комические коннотации английского слова «catcher», а четких спортивных значений такого слова нет.

Поскольку в нашем аналитическом обзоре постоянно употребляется это слово при переводе названия «The Catcher in the Rye», следует указать на толкование слова «ловец» в «Толковом словаре русского языка» С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой. На странице 339 данного словаря читаем, что ловец – это «человек, который занимается ловлей, охотой». Далее приводится пословица «На ловца и зверь бежит». Ныряльщик за жемчужными раковинами также именуется в русском языке «ловцом жемчуга». В переносном смысле у нас популярно выражение «ловцы человеческих душ». Так что название «Ловец во ржи» имеет полное право на серьезное (а не «комическое», как думает В. Топоров) существование. Вообще, глагол «ловить» (англ. to catch) употребляется в русском языке во множестве словосочетаний отнюдь не комических: «ловить кого-то в западню, ловить каждое слово, ловить удобный случай, ловить взгляд, ловить кого-то на слове, ловить рыбу в мутной воде, ловить себя на чем-то» и др. Выражение «ловчие птицы» также вполне серьезно. Это хищные птицы (беркут, сокол, ястреб), которых часто используют для промысловой охоты на зверя и птицу.

Следует сказать также, что Дж.Д. Сэлинджер вполне закономерно употребил слово «catcher» – «ловец» в названии своего романа. Дело в том, что в США, как говорится, «и стар и млад» это слово знают и употребляют его. Дело в том, что в США пользуется невероятной популярностью бейсбол. Первая в Соединенных Штатах (и в мире) профессиональная бейсбольная лига была создана еще в XIX в. А один из ключевых игроков бейсбольной команды называется «ловцом» («catcher»), причем в статьях о бейсболе на русском языке он так и именуется: «кэтчер». Это игрок защиты, принимающий подачи перчаткой-ловушкой.

Завершим обзор цитатой из статьи Л. С. Кустовой: «В истории литературы известны случаи, когда перевод не только соперничал с оригиналом, но был лучше него. Такие произведения, в основном стихотворные, воспринимаются нами как самостоятельные, оригинальные. В переводных же произведениях, особенно прозаических, переводчик не должен быть навязчивым».

По той же теме:

Судьба романа Дж.Д. Сэлинджера «Ловец во ржи» – тема научной статьи по языкознанию и литературоведению)

Перевод и идеология (на материале перевода романа Дж. Д. Сэлинджера «The Catcher in the Rye» в СССР) (cyberleninka.ru)

Соблюдение особенностей идиолекта литературных персонажей в переводе: грамматический аспект (cyberleninka.ru)

Субъективная деформация языковой личности Голдена Колфилда в переводах романа Дж. Д. Сэлинджера «Над пропастью во ржи» (cyberleninka.ru)

Прагматическая адаптация в художественном переводе: цели, задачи, методы (cyberleninka.ru)

Как из-за ошибки перевода перед верблюдом поставили невыполнимую задачу – пролезть сквозь игольное ушко

Самым, пожалуй, знаменитым ляпом первой латинской Библии считается цитата из Евангелия от Матфея, где говорится, что «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Небесное». Каждый из нас слышал эту цитату, ставшую мудрой крылатой фразой. И наверняка каждый из нас задавался вопросом – что же это за нелепица такая, почему именно верблюд должен лезть в игольное ушко? Может это какая-то ветхозаветная легенда, потерявшая со временем свой изначальный метафорический смысл?

Есть предположение, что под игольным ушком в евангельском тексте надо понимать не буквально отверстие в иголке для шитья, а особые городские ворота в древнем Иерусалиме. Дескать, был там тесный проход в крепостной стене, который из-за малого размера назывался «игольным ушком». Человек мог в него протиснуться, а вот для верблюда, крупного животного, да ещё и поклажей – это было категорически невозможно. Но по целому ряду причин, в том числе исторических и археологических, версию с узкими воротами следует признать необоснованной.

Между родителем и учителем

Школа вне жизни, вне политики, является ложью и лицемерием.

Ленин, 1920 год.

Как выясняется, дисциплина составляет проблему и для советской школы. Этого совсем не скажут иностранцы, когда они войдут в класс, и девочки в чёрной униформе – платье и фартук, унаследованной от царских времён, а прилизанные мальчики в серых костюмах водителя автобуса дружно встают и хором говорят: «Good morning» [1]. И они не скажут этого, когда видят, как советские школьники организованно, не спеша и чинно выходят из школы во второй половине дня. Резкая противоположность школе где-нибудь в американском пригороде, когда толпа детей с криками, песнями, задираясь друг с дружкой, в расхристанном виде вываливается из здания и разбегается в разные стороны. Однако именно такую картину мы обнаружили, когда пошли на первое родительское собрание в «рабоче-политехническую среднюю школу номер 30 Свердловского района г. Москвы, куда поступили наши дети-одиннадцатилетняя Лори и восьмилетняя Дженни.

Вместе с тремя десятками родителей мы втиснулись в низкие деревянные парты зелёного цвета (расставленные парами на манер старой деревенской школы), предназначенные для второклашек, к которым относилась Дженни, а учительница, Ирина Георгиевна, маленькая шатенка, напоминающая воробышка, объясняла, как строятся уроки грамматики и арифметики, а затем начала устраивать разнос взрослым за поведение детей. Как всех учителей, её знали по имени и отчеству, а она называла учеников по фамилиям.

«Иванов, А.!» – выкрикнула учительница. Головы родителей начали вертеться по сторонам класса, пока грузный мужчина, выглядевший очень неловко в своём, казавшемся совершенно неуместным деловом костюме, вдавленный в маленькую зелёную парту, не поднял руку. Ирина Георгиевна устремилась в атаку.

V

Для того, чтобы добиться полной эмансипации женщины и сделать её равной мужчине, необходимо социализироваться, а для женщины – участвовать в общем производительном труде. Тогда она займёт такое же положение, как и мужчина.

Ленин, 1919 год.

Мария Фёдоровна Макшеева – импозантная женщина лет под пятьдесят, любящая петь романсы времён своей юности и статью напоминающая Этель Мерман [1]. У неё волевой подбородок, крепкое рукопожатие, широкая улыбка и манера общаться, которую я нашёл одновременно повелительной и дружеской. Меня с ней познакомил в Мурманске Николай Беляев, редактор местной партийной газеты «Полярная правда». Незамерзающий порт Мурманск, расположенный за Полярным кругом известен тем, что союзнические караваны судов заходили в него во время Второй мировой войны.  Редактор не скрывал своего восхищения этой женщиной.

Как всякий иностранец, путешествующий по Советскому Союзу, я встречался с определённым числом «представительских женщин», занимающих важные общественные посты: с заместительницей премьер-министра в Грузии, президентом республики Якутия в Сибири, руководительницей Комитета мира в Москве, официальной представительницей профсоюзного руководства в Латвии. Большая их часть была свадебными генеральшами, посаженными на высокие посты скорее для номинального представительства, чем для исполнения реальных властных полномочий.